- Ты, - Старик выдохнул и затрясся словно увидел разверзшуюся бездну, он задыхаясь хрипел. Глаза выпучились, рот раскрылся в беззвучном крике. - Ты ... Учитель ... Учитель и палач, мы забыли о тебе ... Но пришла пора ... пришла пора вспомнить...

Он не успел закончить, Аллан убрал руку с груди старика и положил ладонь ему на лоб, тот умолк как будто ничего и не было сказано, волнение прошло мгновенно.

- Отпусти этот мир, тебе его не удержать! - Голос, Аллана был спокойным и тихим, шелестел словно листья.

Его пальцы плавно прошлись по лицу старика, закрывая веки, его грудь опустилась и осела в последний раз.

- Ты был прав, - Аллан, поднялся на ноги и отошел от тела, ловко вскочил в седло. - Он мёртв, причём уже очень давно.

Аллан направил лошадь дальше по дороге, под пересекающиеся тени одиноких деревьев, ваалентонец спокойно тронул коня и последовал за своим спутником.

На этот раз, когда пришла ночь, они не останавливались на ночлег, дождя не было и солнце за день подсушило землю, от чего к губам прилипал привкус влажной и тёплой пыли. Путники спустились в долину, напоминавшую раскрытый панцирь устрицы. Дорога тянувшаяся по её дну терялась в дали за горизонтом, пологие склоны были утыканы скалистыми выступами, обросшими плющами и травами. Аллан наслаждался усталостью в мышцах которую принесли сумерки, он созерцал простую резьбу на кожаной уздечке лошади, как произведение искусства. Поэтому он не заметил, как Тиллос оказался впереди, маяча на краю поля зрения, сливаясь с узорами ночи. Он был необычным человеком, всегда прямым, всегда смотрящий со стороны, всегда строгий и сдержанный, никогда добрый и никогда злой. Лёгкий, он как и все остальные люди был листком который падал, но в отличии от остальных его не донимал ветер, он не определял его маршрут. Смотря в спину товарищу Аллан подумал, что даже сейчас одинок, но через мгновение вспомнил слова Тиллоса, "одиночество никогда не бывает полным, с тобой всегда останутся внутренние диалоги".

На рассвете они выбрались из долины, Аллан не повернулся, не посвятил ей и полу взгляда он редко оборачивался, то что оказывалось за его спиной там и оставалось.

Когда солнце зависло по средине неба, в дали они увидели селение. Оно находилась между двух скалистых уступов, похожих на смыкающийся клюв. Это было не что иное как горстка жалких лачуг, выстроенных в разнобой и огороженных забором из веток, густым и ровным как лысеющий дикобраз.

- Когда мы были здесь два года назад тут не жил никакой народ, деревня была пустой! - Проговорил Тиллос.

- Это не народ, - сухо ответил Аллан, всматриваясь в хаотичный узор из жалких лачуг. - Это одна из ном, деревень которые возводят беглые рабы или крестьяне. Они приходят сюда с юга, со всех провинций Империи, ну или бывшей Империи. Рабы снимаются и покидают своих хозяев, пользуясь войнами. Или сами поднимают восстания и затем боясь возмездия, уходят и оседают здесь. До тех пор, пока какой-то из наместников не посылал сюда воинов, и те кнутами отгонял их обратно. А эта деревня, как и десятки других в округе результат последней войны.

- Там могут быть воины? - Не смотря на вопрос Тиллос не казался взволнованным.

Аллан задумался, пожалуй, даже дольше чем требовалось, жизнь научила его не пренебрегать любым противником.

- Скорей всего нет. Сюда бегут ремесленники, земледельцы и пастухи. А те кто считает себя воином, стают разбойниками и предпочитают не оседать, а грабить посёлки подобные этому. - Аллан поправил меч висевший за спинной, посмотрел на бурдюк Тиллоса, пустой и сморщенный. - Посетим это селение, нам нужно купить корма для лошадей, может быть какой-то еды и наберём воды.

В близи деревня походила на кладбище, люди прятались в тёмных проемах своих жалких убежищ. С пустыми глазами, тощими телами, они больше походили на призраков чем на людей. На въезде в деревню в землю был вкопан трёхметровый брус, к нему за руки был привязан юноша, он был мёртв его конечности почернели, тело полусидело, полностью не доставая до земли. У его ног толи валялась, толи сидела женщина, с накинутой на голову накидкой, из-под которой выбивались грязные слипшиеся волосы. Костлявыми руками она загребали горсти пыли и бросали её в верх, из её груди подымались монотонные звуки. Было похоже, что она давно порвала связки, и поэтому звук походил больше на мычание. Аллан и Тиллос въехали в центр селения и остановились у огромного пепелища, это был след большого костра который зажигали по вечерам и части которого потом разносили по домикам, чтобы греться. Аллан слез с коня и оставил поводья Тиллосу, а сам направился к лачуге, которую из-за нескольких копей, и силков закреплённых на стене можно было принять за дом охотника. Аллан знал, что в таких деревнях не покупают и не продают за деньги, здесь товар меняют на товар. Он подошел к хозяину, худому старику который недоверчиво косился на него из-под густых бровей. Перед домом прямо на солнце висела всего лишь одна ободранная тушка.

Аллан снял капюшон чтобы было видно его лицо, худое, обветренное, покрытое спутанной редкой бородой, с прямым носом и выдающим вперёд подбородком. Он посмотрел на пятна крови, в которые размеренно падали новые капли, посмотрел на скудную тушку, похожую толи на кота толи на собаку и, подняв глаза на владельца, спросил:

- Что это?

- Это кролик господин!

- Сколько ты хочешь за него?

Торговец вжал голову в плечи, его глаза бегали по пришельцу, пытаясь найти оружие, а соответственно степень угрозы. Он сглотнул и промямлил:

- Он не продается господин, это для меня и моей жены.

- Я дам тебе за него семнадцать серебряных монет - Рука Аллана скользнула под кожаный плащ и выудила кошель, подбросил его в руке, монеты внутри мешочка сладко запели. - Это в семнадцать раз больше чем он стоит, к тому же это позволит тебе покинуть это место.

Аллан указал пальцем на недостроенное, или не до разрушенное жилище охотника. Через минуту он уже возвращался к Тиллосу, его походная сумка стала тяжелее ровно на кролика. Когда он подошёл к лошадям, Тиллосу уже был в седле:

- На выходе из деревни есть колодец.

- Хорошо, там и наберём воды. - Аллан вскочил на коня и огибая пепелище деревенского костра направил его к выходу из деревни.

***************

Аллану не раз приходилось видеть сломленных людей, мужчин тела которых изменялись до неузнаваемости под пытками, женщин которых насиловали пока они не сходили с ума или родителей, детей которых убили у них на глазах. Судьба прекрасно находила подход к любому человеку. Как говорил Тиллос "Если судьба копалась в человеке слишком долго и глубоко, то откапывала нового человека"

Но в этих людях Аллан не видел ничего нового, только животный страх. Стая серых, костлявых и волосатых оборванцев, сброд собравшийся у входа деревни, перегораживая собой дорогу. Они выглядели жалко, словно стояли на пути стихии.

Всадники остановились, Аллан прошелся взглядом по толпе и увидел, как они прогибаются под ним, он набрал в грудь воздуха, в груди всегда должен быть воздух.

- Меня абсолютно не заботит почему вы преграждаете нам дорогу, но если вы не уберётесь, к вечеру у того столба на входе в деревню, будет воздвигнут курган из шестьдесят четырёх голов, - Аллан умолк, по неровной толпе прокатился шумок. - И вы позавидуете тому несчастному который уже весит там, потому что у вас не будет того, кто оплакивал бы вас.

Люди воняли страхом, но именно он привел их сюда, и именно поэтому они не отступили. Двигаясь очень осторожно вперёд выступил мужик, облачённый в изношенную и залатанную крестьянскую рубаху до колен. Его лицо было побито оспой, он поднял к путникам глаза, серые и водянистые:

- Мой господин, мы не разбойники, мы лишь земледельцы, - он говорил тихо и пристыжено. - Мы пришли сюда две зимы назад, мы живём мирно.

Потом как бы понимая, что ещё не сказал ровным счётом ничего быстро продолжил: