Едва размытая тень появилась на пороге, Клогарт рванул вперед. Массивное полено описало полукруг… и замерло, словно завязнув в воздухе. Сам Ларт превратился в статую — не мог даже продохнуть, настолько сильны были невидимые путы, стянувшие его.

В дом вошел человек. Серый дорожный плащ из грубого сукна, высокие сапоги на толстой подошве; в руках — гладкий посох из темного дерева. Острый нос, скуластое лицо, лоб в глубоких морщинах. Седые волосы едва доставали плеч, прилипли ко лбу и щекам мокрыми прядями. С холодком Клогарт заметил, что глаз человека не видно. Просто черные провалы под надбровными дугами.

— Ничтожество, — сухо проговорил человек, разглядывая замершего Ларта. Он странно выговаривал слова — растягивал шипящие. — Ты на кого руку поднял?

Ладонь в перчатке звонко шлепнула здоровяка по щеке. Тот вздрогнул, зарычал, как бешеный пес. На губах выступила пена. Клогарт находился на грани безумия, и если смог бы добраться до незнакомца — разорвал голыми руками. Но в тот миг он был беззащитнее новорожденного младенца.

— Отвечай быстро и коротко. Все равно умрешь, так что не противься мне. Смерть… она бывает разной. Иногда — в мгновение ока. А иной раз превращается в бесконечную агонию, когда просто начинаешь мечтать о спасительном ноже, воткнутом в сердце.

Хлоп!

Безумие настолько владело Лартом, что он ухитрился разорвать плетение незнакомца. Наверное, нечто подобное мешало кукловоду подчинить волю Рубаки.

Он лбом ударил старика в лицо, отшвырнув к стене. Подскочив, пока тот не очухался, семь раз приложил поленом по голове. Стряхнув кровь со своего орудия, Ларт плюнул на дрыгающееся тело и злобно выругался…

Поясницу пронзила жуткая боль.

Он обернулся. Со стороны улицы в окно таращился темнокожий ублюдок. Возле рта он держал длинную плевательную трубочку, вроде тех, какие любят вырезать из камыша дети. Взревев, Клогарт бросил в мучителя поленом. Со смачным хрустом оно врезалось в лицо убийце; на подоконник и пол брызнуло красным.

Боль разливалась по спине огненным потоком. Ларт чувствовал горечь на губах, кишки скрутила судорога. Пока брел, шатаясь, к двери, его вырвало кровью.

Клогарт не помнил, как выбрался на улицу. Мощное тело боролось со страшным ядом, но все было тщетно. Повезло лишь в одном. Дом Юлера оказался совсем рядом.

«Нет уж, — мысли кружили в голове, — я так просто не подохну».

Ларт взобрался на крыльцо, сломав небольшую оградку вокруг клумбы и растоптав жалкие отростки цветов. Грянулся об дверь, едва не снеся ее с петель. Так или иначе, он дал о себе знать.

Потом послышались крики.

Юлер о чем-то отчаянно спорил с женой. Клогарт уже ничего не чувствовал, не понимал. Но услышал одно, очень странное слово, от которого ему впервые в жизни стало жутко.

«Нерлок».

Несмотря на события, предшествующие нашему побегу, чувствовал я себя просто замечательно. Люблю море. Даже суровое и безжалостное, как в это время года.

Стены серых волн с грохотом расшибались о нос нашего корабля, палубу заливало соленой водой. Капитан, седовласый северянин с заплетенной в толстую косу бородой, что-то громко и весело кричал на непонятном языке. Лавитри утверждал, что это древнее наречие морских народов Хеленнвейса. Мореплаватели разговаривают на нем редко: лишь во время штормов и лишь со стихией-прародительницей.

— Они почти одержимы морскими просторами, — пояснял бывший грандмастер ордена. — Погибнуть в шторме, подобном этому, — едва ли не мечта всей жизни! Но рано вы пугаетесь, жить северянам нравится гораздо больше…

Здесь не поспоришь! Стремление спасти свою шкуру и толкнуло нас в это отчаянное путешествие. И проходило оно далеко не так гладко, как хотелось бы.

Помню, как вернулись мы с прогулки к замку и передали в руки магов мертвеца. Те лишь головами покачивали — ни с чем подобным сталкиваться не доводилось и им. Я, как мог, описал ауру трупа, но особой пользы это не принесло. Мастера уже отчаялись найти ответ и даже попросили рабочих сжечь тело, когда все резко изменилось.

— Не спишь? — в один из вечеров ко мне в комнату заглянул Мелгер. — В каминном зале большое собрание, мастера хотят, чтобы ты присутствовал.

И взглянуть там было на что. В первую очередь — на вдрызг пьяного Призрака, что вольготно развалился в кресле, водрузил ноги на столешницу, и переливисто храпел. Рядом с его сапогами стоял неровный рядок из четырех винных штофов. Пустых. Посреди зала на носилках лежал достопамятный всем нам мертвец — кожа воскового цвета, вся в темно-синих прожилках. Страшный шов над верхней губой налился багрянцем, остекленевшие глаза смотрели в потолок. Странно, но труп не сгнил в тепле. Он даже не вонял.

В сторонке стояла миниатюрная светловолосая девушка в мантии мага-ученика. Ее можно было бы назвать миленькой, но личико с крупными зелеными глазами безжалостно портил длинный, широкий усыпанный веснушками нос. Аура, окружавшая ее, казалась настолько яркой и насыщенной красками, что хотелось прикрыть глаза рукой. Девушка — колдунья. Нити, окружавшие ее, указывали на это — они дрожали и постоянно меняли цвета. Такие же, только немного ярче и длиннее, я видел над Тайдеоной Халбиб и спутать не мог ни с чем. В комнате также находились мастер Тарий, новоявленный глава ордена Стали — Стегнор, и пожилая мастересса Леода Телькинталь, представлявшая орден магов. Темноволосая, полная, излучавшая доброту женщина.

— Теперь все в сборе, — подытожил Тарий, когда мы с Мелгером появились в дверном проеме. — Нисси, можешь начинать рассказ.

Юная колдунья, а с виду она казалась еще моложе Тайдеоны, неловко переступила с ноги на ногу и проговорила:

— Как уже известно мастерам, колдун-ренегат Эр'Барталон — мой прапрадед. — Голос у нее был высокий и звонкий. — Когда-то он являлся главой школы некромантии на Фростдриме, но во время войны отвернулся от сородичей и перешел на сторону Каолита. Все мужчины в нашем роду, начиная с самого прадеда, женились лишь на простых смертных женщинах, желая разбавить кровь и очистить потомков от скверны их дара. В какой-то степени у них получилось — мой отец был… бездарен. Его родной брат — тоже. Но у меня есть зачатки дара.

— Как это все интересно, — пробурчал Деррик, утирая выступившую на губах слюну рукавом. Как он ухитрялся одновременно храпеть и слушать ее рассказ — не знаю. — Но давай, дорогуша, ближе к делу.

— Да, сейчас, — щеки колдуньи залил румянец, она продолжила: — Этот человек… мертвец… он — нерлок… вот.

В зале повисла тишина.

«Какой такой нерлок?» — подумал я.

— Это что еще такое? — воскликнул Тарий. — Никогда ни о чем подобном не слышал.

— Ну, как же, — пробормотала Нисси, — разве вы не читали летописи времен Бури? «Хронос»?

— Читали, — подтвердил грандмастер Стигнор. Высокий, длинноволосый и сухощавый, он преподавал «Силу духа» у второгодок. Голос его был громким, сильным, совершенно не подходившим телу. — Но там ни слова нет о нерлоках. Что они такое?

— Живые мертвецы, — отрывисто бросила колдунья.

Призрак вмиг оказался на ногах, в руках точно из воздуха появились стальные штыри. Лавитри, пришедший в зал без оружия, ухватил тяжелый латунный канделябр.

— Нет-нет, не волнуйтесь! — попыталась успокоить всех Нисси. — Этот — мертв!

— Так, душечка моя, расскажи-ка о них поподробнее, — Деррик неохотно спрятал свое странное оружие в рукава. — Сколько странствовал, сколько книг прочитал…

Довольно жутким получился тот вечер. Мы расселись в кресла и укутались теплыми шкурами, Мелгер подбросил дров в камин, но меня трясло, как на морозе. Оказалось, что нерлоки были не совсем теми живыми мертвецами, о которых мы привыкли читать в летописях. Они… сохраняли разум. Некроманты использовали их вместо погонщиков для солдат мертвого легиона, что превратили в безжизненную пустыню Мискарелль. Эти создания не чувствовали боли, им не знакома усталость… Безжалостные к врагам, не знающие страха и голода — идеальные солдаты.