В настоящий момент мы еще не приняли решение о целесообразности дальнейшего сбора информации о Грэме Франклине и Элли Мэйфейр. Достаточно того, что мы знаем: приемные родители Роуан принадлежали к верхним слоям среднего класса калифорнийского общества и, несмотря на измены Грэма, были вполне счастливы вплоть до последнего года своей совместной жизни.

По вторникам они бывали в опере, по четвергам посещали симфонические концерты, время от времени смотрели балетные спектакли. В их личном гараже стояли новейшие модели «бентли», «роллс-ройсов», «ягуаров» и других самых модных и дорогих машин. На обновление своего гардероба супруги ежемесячно тратили не менее десяти тысяч долларов. Они устраивали шикарные приемы для своих друзей, а как только появлялась возможность, всей семьей путешествовали по Европе или Азии, отдыхали на самых фешенебельных курортах. Но главной их гордостью всегда оставалась Роуан – «наш доктор», как, шутя, представляли они ее друзьям.

В определенной мере Элли обладала телепатическими способностями, но они служили ей скорее для развлечения. Так, например, еще не успев снять трубку телефона, она всегда знала, кто именно звонит, или могла угадать карты в руках играющего. Во всем остальном эта женщина ничем не отличалась от остальных, за исключением разве что огромного личного обаяния, свойственного практически всем потомкам Джулиена Мэйфейра, и также унаследованных Элли от прадеда таланта почти мгновенно располагать к себе собеседника и удивительно приятной, соблазнительной улыбки.

Моя последняя встреча с Элли состоялась на похоронах Нэнси Мэйфейр в январе 1988 года. В ту пору ей было уже за шестьдесят, но в памяти осталась удивительно красивая женщина ростом около пяти футов шести дюймов, загорелая, с блестящими черными волосами. Ее голубые глаза скрывались за темными стеклами очков в белой оправе, стройную фигуру плотно облегало безукоризненно сшитое платье из хлопка… Истинная жительница Калифорнии, она действительно походила на голливудскую звезду. А через полгода Элли Мэйфейр умерла.

После ее смерти Роуан унаследовала все, в том числе личные деньги Элли, а также трастовый фонд, созданный приемной матерью в год рождения Роуан, – о существовании этого фонда она даже не подозревала.

Тем не менее полученное наследство никоим образом не повлияло на образ жизни Роуан Мэйфейр. Как прежде, так и сейчас она остается увлеченным своей работой практикующим хирургом.

Однако обо всем по порядку.

Даже поверхностное наблюдение позволяло с уверенностью утверждать, что Роуан всегда была не по годам развитым ребенком и обладала неординарными экстрасенсорными способностями, хотя ее приемные родители, похоже, этого не замечали – или не желали замечать. Есть данные, свидетельствующие о том, что Элли решительно отвергала какие-либо намеки со стороны окружающих на «необыкновенность» и даже «странность» ее дочери. Как бы то ни было, Роуан неизменно оставалась «гордостью и отрадой» и Элли, и Грэма.

Как уже отмечалось, глубочайшая привязанность между матерью и дочерью сохранялась вплоть до последнего дня жизни Элли. Тем не менее в отличие от матери Роуан совершенно не интересовали шумные приемы, совместные обеды, походы по магазинам за новыми нарядами и украшениями и тому подобные развлечения. Ни в юности, ни став уже достаточно взрослой, она не стремилась войти в тот обширный круг приятельниц, где так уютно чувствовала себя Элли.

Зато Роуан с удовольствием ходила с родителями в море. С самого раннего возраста они брали ее с собой в походы под парусом, а в четырнадцать лет Грэм впервые позволил дочери самостоятельно управлять маленькой парусной шлюпкой. После того как Грэм приобрел большую океанскую яхту под названием «Великолепная Анджела», они по нескольку раз в году всей семьей отправлялись в долгие морские путешествия.

Когда Роуан исполнилось шестнадцать, Грэм подарил ей двухмоторную яхту морского класса, которую она назвала «Красотка Кристина». «Великолепная Анджела» к тому времени уже несколько устарела, и потому семейные прогулки стали совершать на «Красотке», однако шкипером ее безоговорочно признавали Роуан. С тех пор, несмотря на решительные возражения родителей, она часто выводила свою любимицу из бухты и уходила в море одна.

За многие годы такие прогулки вошли у Роуан в привычку. Едва успев прибежать домой из школы, она как минимум часа по два в одиночестве проводила в открытом море и лишь изредка брала с собой кого-нибудь из подруг.

– Она появляется дома не раньше восьми часов, – сокрушалась Элли. – А я волнуюсь, я за нее очень боюсь. Но лишить ее яхты это все равно что ее убить. Ума не приложу, что делать.

Прекрасная пловчиха и уже достаточно опытный шкипер, Роуан, однако, отнюдь не относилась к числу так называемых сорвиголов. Построенная в Дании «Красотка Кристина» была достаточно тяжелой, устойчивой к качке и прочной яхтой, предназначенной для прогулок, но не для скоростных гонок. Главное, она давала Роуан возможность побыть наедине с собой, вдали от берега и всех проблем, причем независимо от любых капризов погоды, ибо ее, выросшую на севере Калифорнии, не пугали ни холод, ни ветер, ни дождь.

Все, кому доводилось в те годы встречаться с Роуан, характеризовали ее как очень замкнутую, спокойную девушку, склонную скорее к серьезным занятиям, чем к развлечениям. В школе ее называли усердной ученицей, в колледже – одержимой исследовательницей. Ее шикарному гардеробу завидовали все девочки, но в этом, по признанию самой Роуан, была заслуга Элли. Как в юности, так и в зрелом возрасте Роуан оставалась равнодушной к нарядам: в свободное время ее любимой одеждой были джинсы, удобные кроссовки, просторные свитеры, кепки с большими козырьками и ветровки.

Такой же «одержимостью» Роуан отличалась и в избранной профессии, хотя, быть может, людям непосвященным понять это было достаточно сложно. Коллеги считали, что Роуан прирожденный врач, однако тот факт, что она предпочла практическую нейрохирургию исследовательской работе, удивил многих.

– Когда Роуан запиралась в лаборатории, – говорили они, – матери приходилось звонить ей по нескольку раз, чтобы напомнить о необходимости перекусить и хоть немного поспать.

Одна из учительниц начальной школы в характеристике восьмилетней Роуан Мэйфейр писала:

«…Девочка считает себя взрослой. Она отождествляет себя со старшими и порой нетерпимо относится к другим детям, поскольку те ее раздражают. Тем не менее она слишком хорошо воспитана, чтобы открыто проявлять свои чувства. Роуан очень одинока…»

Телепатические способности Роуан проявились еще в школе, когда ей было всего шесть лет. Вполне возможно, это произошло и раньше, однако достоверными свидетельствами на этот счет мы не располагаем.

Учителя высказывали сомнения относительно правдивости рассказов о том, что Роуан Мэйфейр умеет читать чужие мысли.

Тем не менее в нашем распоряжении нет никаких данных о том, что девочку когда-либо считали странной или психически неуравновешенной. Напротив, ее успехи в учебе всегда отмечали как наиболее выдающиеся и отношение к ней со стороны как соучениц, так и учителей оставалось неизменно добрым и благожелательным. На фотографиях Роуан тех лет мы видим красивую смуглокожую девочку со светлыми, почти до белизны выгоревшими на солнце волосами. Выражение ее лица нельзя назвать открытым, однако в нем нет и тени раздражения или смущения.

На необыкновенные способности Роуан первыми обратили внимание учителя, причем все их свидетельства очень похожи одно на другое.

– Когда умерла моя мать, – рассказывала учительница первого класса, – я не смогла поехать на похороны и переживала по этому поводу просто ужасно. Естественно, об этом никто не знал. И вдруг на перемене ко мне подошла Роуан. Она села рядом, взяла меня за руку и сказала: «Мне очень жаль вашу маму». В ее жесте и словах было столько нежности, что я чуть не расплакалась. А потом мы сидели и молчали. Впоследствии, когда я спросила Роуан, как она узнала о том, что случилось, девочка ответила: «Мне просто пришло это в голову». Наверное, таким же образом ей становилось известно очень многое. Она, например, чувствовала, когда другие дети ей завидовали. И всегда была такой одинокой!