Отец Элли, Шеффилд Мэйфейр, похоже, до конца своих дней не мог смириться с потерей горячо любимой жены и вел уединенный, можно сказать, затворнический образ жизни. Он часто навещал дочь в пансионе, возил ее в Нью-Йорк и осыпал подарками, но все же старался держать девочку подальше от дома. Из всех сыновей Кортланда Шеффилд был, пожалуй, самым спокойным и замкнутым. Он неустанно трудился в семейной фирме, однако крайне редко принимал сам или участвовал в обсуждении наиболее важных решений. После смерти сына Кортланд, однако, заметил, что от Шеффилда зависели буквально все.

Для нашего повествования важен тот факт, что с восьмилетнего возраста Элли практически не общалась с остальными членами семейства Мэйфейр. Круг ее друзей составляли люди, с которыми она познакомилась в Калифорнии, и несколько бывших соучениц по пансиону. Что именно было ей известно о жизни и смерти Анты и даже о Дейрдре, мы достоверно не знаем.

Судя по всему, Грэм Франклин знал о семье Элли еще меньше, то есть практически не знал ничего. Об этом свидетельствуют его высказывания, сделанные в разные годы: «Она из семьи плантаторов»; «Ее родственники прятали золото под полом»; «Кажется, их предки были пиратами»; «А, вы спрашиваете о семье моей жены? Они были работорговцами. Я прав, дорогая? В их жилах течет цветная кровь»…

Если верить семейному преданию, прежде чем забрать Роуан, Элли Мэйфейр по требованию Карлотты подписала обязательство никогда не открывать приемной дочери тайну ее рождения и не позволять ей в будущем вернуться в Луизиану.

Такой документ действительно есть в числе других официальных документов и персональных соглашений, составленных в момент удочерения Роуан. Следует отметить, что суммы, фигурирующие в этих бумагах, поражают.

В течение первого года жизни Роуан со счетов, находившихся в распоряжении Карлотты Мэйфейр в Новом Орлеане, в банки Калифорнии на имя Элли Мэйфейр было перечислено более пяти миллионов долларов.

На протяжении последующих двух лет половина этой суммы перешла в огромный трастовый фонд, созданный Элли для приемной дочери. Элли и сама обладала немалым состоянием, доставшимся ей по наследству от отца и позднее пополненным деньгами Кортланда. (Возможно, Кортланд, будь у него время, изменил бы свое завещание, составленное за несколько десятилетий до его смерти.)

Вторая половина денег, полученных от Карлотты, была передана в распоряжение Грэхема Франклина, который использовал большую их часть на покупку золотоносного прииска в Калифорнии. Как талантливый, очень квалифицированный адвокат, Франклин получал высокие гонорары, но изначального наследственного капитала у него не было, и своим благосостоянием к концу жизни он обязан в первую очередь собственной смекалке, интуиции и умению весьма выгодно вкладывать деньги Элли.

У нас имеются вполне достоверные свидетельства, что зависимость от жены – как психологическая, так и финансовая – раздражала и оскорбляла преуспевающего юриста. Тем не менее Франклин вынужден был сохранять брак, ибо даже очень высокие гонорары не позволили бы вести тот образ жизни, к которому он привык, – пришлось бы навсегда забыть о яхтах, спортивных машинах, экзотических путешествиях и расстаться с шикарным домом в Тайбуроне. Светские сплетники на протяжении многих лет судачили о поистине фантастических суммах, которые Грэм Франклин тратил на своих многочисленных любовниц.

Те из них, с кем довелось беседовать нашим агентам, характеризуют Франклина как тщеславного, довольно-таки жестокого и в то же время совершенно неотразимого мужчину. Любая из них готова была бороться за него, что называется, до конца, пока не осознавала, что, несмотря на бесконечные измены, Грэм действительно искренне любит Элли.

– И дело было совсем не в деньгах, – в один голос утверждали они. – Он просто не мог бросить жену, потому что время от времени ощущал непреодолимую потребность в ее обществе.

Одной из своих подружек – молоденькой стюардессе, которой он впоследствии оплатил обучение в колледже, – Франклин признался, что жена подавляет его и постоянно держит на крючке и что, дабы не чувствовать себя полным ничтожеством, ему просто необходимо иметь кого-нибудь «на стороне».

Известие о том, что Элли неизлечимо больна, повергло Франклина в ужас. Партнеры по бизнесу и друзья вспоминали, что он был «совершенно выбит из колеи»: отказывался от встреч с ее лечащими врачами, ни с кем не желал обсуждать ее состояние и даже не мог заставить себя войти в палату и встретиться с женой. Прямо напротив своего офиса на Джексон-стрит в Сан-Франциско Франклин снял квартиру для любовницы и посещал ее там иногда по три раза в день.

Более того, он задумал объявить Элли недееспособной и разработал изощренный план, согласно которому вся их с женой совместная собственность – а к тому времени состояние супругов исчислялось невообразимо огромной суммой – переходила в его руки. Внезапная смерть от паралича разрушила планы Франклина – в те дни он как раз искал возможность продать своей любовнице дом в Тайбуроне – и свела его в могилу на два месяца раньше Элли, которая осталась единственной и полноправной владелицей всего имущества.

Карен Гарфилд, юная модель из Нью-Йорка, последняя любовница Грэма, потягивая коктейль, жаловалась нашему агенту:

– Полмиллиона долларов это, конечно, неплохо, но мы с Грэмом мечтали провести вместе всю жизнь, побывать на Виргинских островах, на Ривьере…

Она попыталась встретиться с Роуан и «все ей объяснить», но…

– Представляете! Эта ведьма даже на порог меня не пустила! – возмущалась Карен. – Убирайся, говорит, из дома моей матери! Так и сказала! А ведь я всего лишь хотела взять несколько вещиц на память.

Через час после этого визита у Карен случился первый, но достаточно тяжелый инфаркт, за которым последовали еще несколько. Всего лишь через две недели после посещения дома в Тайбуроне Карен Гарфилд скончалась.

За эти две недели она успела высказать в адрес дочери Франклина множество нелицеприятных эпитетов, однако ей и в голову не пришло связывать с этой встречей свой внезапный недуг. Да и в самом деле, какая могла быть между ними связь?

Однако, как станет ясно из дальнейшего повествования, нам удалось эту связь выявить.

Со смертью Элли Роуан, по ее собственному признанию, лишилась лучшего и единственного своего друга. Возможно, так оно и было. Элли Мэйфейр была неизмеримо доброй и деликатной женщиной, пользовавшейся огромной любовью не только своей приемной дочери, но и многочисленных друзей и знакомых, которые с нежностью говорили, что она удивительно гармонично сочетала в себе изысканное очарование южанки прежних времен и энергию вполне современной жительницы Калифорнии. Внешне ей можно было дать как минимум лет на двадцать меньше, чем было на самом деле. Некоторые добавляли при этом, что забота о собственной внешности и счастье приемной дочери составляли, пожалуй, главный смысл существования Элли Мэйфейр.

После пятидесяти лет она дважды делала пластические операции, регулярно посещала дорогие салоны красоты и постоянно красила волосы. На фотографиях, сделанных за год до смерти, Элли выглядела гораздо моложе мужа, преданность и любовь к которому сохраняла в течение всей их совместной жизни. Она неизменно, и не без основания, прощала ему многочисленные романы, а в ответ на упреки приятельниц в излишней терпимости поясняла:

– Он всегда приходит домой к обеду и проводит ночи рядом со мной. Разве этого не достаточно?

Трудно судить наверняка, но, по нашему мнению, источниками неотразимой привлекательности Грэма как для Элли, так и для остальных служили его неуемная жажда жизни, поразительное обаяние личности и внимание к окружавшим его людям.

– Ему всегда удавалось выйти сухим из воды после каждой новой интрижки, – говорил один из давних друзей Грэма, пожилой адвокат, нашему агенту, – потому что он всегда был очень заботлив и нежен с Элли. Кое-кому из нас стоило бы у него поучиться. Ведь что больше всего ненавидят женщины? Холодность и невнимание по отношению к ним. А если ты обращаешься с женщиной как с королевой, то почему бы ей не смириться с тем, что за стенами дворца тебя ждет пара наложниц.