Полезнее многих публикаций будет проработка собрания императорских распоряжений имперским чиновникам, десятилетиями публиковавшегося английскими интересантами под заголовком «Peking Gazette» (изначально — для внутреннего потребления).

Подобная литература и переводные источники цитируются применительно к конкретным темам. Для неспециалиста очень затруднительным является то обстоятельство, что из документальных и монументальных источников переведена лишь незначительная часть. К сожалению, мое изложение не проверялось профессиональным синологом. Поэтому данный раздел я публикую с большими сомнениями и оговорками.

Деньги. — Города и гильдии. — Власть правителя и концепция бога в сравнении с Передней Азией. — Центральный монарх как носитель харизмы и понтифик.

С доисторических времен Китай, в отличие от Японии, был страной крупных городов, защищенных крепостными стенами. Только в городах существовал культ канонизированного покровителя местности. Правитель был в первую очередь владыкой города. Даже в крупных государствах времен раздробленности в официальных документах для обозначения «государства» продолжал использоваться иероглиф «ваша столица» или «мой смиренный город». Еще в последней трети XIX века окончательное подавление выступлений мяо (1872) было закреплено принудительным синойкизмом, т. е. их коллективным переселением в города — совсем как в Древнем Риме примерно до III века. Налоговая политика китайских властей в первую очередь благоприятствовала горожанам за счет сельской округи.[32] В Китае всегда была развита внутренняя торговля, обеспечивавшая потребности огромных областей. Однако из-за преобладания аграрного производства денежное хозяйство вплоть до Нового времени вряд ли когда-либо достигало здесь уровня птолемеевского Египта. Это видно уже по распаду денежной системы: в зависимости от времени и места различался курс оборотной медной монеты к серебряным слиткам, штамповка которых находилась в руках гильдий.[33]

Наряду с, казалось бы, современными элементами, китайская денежная система[34] сохраняет крайне архаичные черты. В иероглифе богатство до сих пор присутствует элемент, обозначающий раковину (бэй). Вероятно, еще в 1578 году денежную дань из Юньнаня (рудной провинции!) выплачивали раковинами. Иероглиф «монета» означает «панцирь черепахи»,[35] «шелковые деньги» (бу би) существовали, видимо, при династии Чжоу, а выплата налогов шелком фиксируется в разные эпохи.[36] В древности функцию денег также выполняли жемчуг, драгоценные камни, олово, и еще узурпатор Ван Ман безуспешно пытался установить (после 7 года н. э.) денежную шкалу, в которой наряду с золотом, серебром и медью в качестве средств платежа фигурировали панцири черепах и раковины. Согласно не очень надежным источникам, рационалистический объединитель империи Шихуан-ди, напротив, разрешил чеканить лишь «круглые» монеты, причем не только из меди, но и из золота (и и цяни), безуспешно пытаясь запретить все остальные средства обмена и платежа. Серебро в качестве монетного металла впервые стало использоваться, видимо, гораздо позже (при императоре У-ди, в конце II века до н. э.), а в качестве средства выплаты налогов (для южных провинций) — лишь в 1035 году. Причем, несомненно, в основном по техническим причинам. Золото намывалось, получить медь было изначально относительно легко технически, а серебро, напротив, добывалось только непосредственно в рудниках. Однако и техника горного дела, и техника чеканки монет оставалась у китайцев на очень примитивном уровне. Монеты, — производившиеся якобы с XII века до н. э., а на самом деле, вероятно, с IX века до н. э., — отливались, а не чеканились, и лишь примерно с 200 года до н. э. на них стали наносить письменные знаки. Они легко подделывались и сильно различались по содержанию — в гораздо большей мере, чем европейские монеты до XVII века (до 10 % у английских крон). Так, у 18 экземпляров одной эмиссии II века, согласно оценке Э. Био, вес колебался между 2.7 и 4.08 граммами, а у 6 экземпляров эмиссии 620 года — даже между 2.5 и 4.39 граммами меди. Уже из-за этого они не могли быть стандартом денежного обращения. Запасы золота резко выросли благодаря захваченной татарами добыче и так же быстро сократились. Поэтому раньше золото и серебро встречались очень редко — несмотря на то, что серебряные рудники при определенной технике добычи оставались пригодны для разработки.[37] В повседневном обращении по-прежнему ходили медные деньги. О гораздо большем обороте благородных металлов на Западе было хорошо известно хронистам, особенно в эпоху Хань. Ежегодно огромное число караванов с полученным в качестве натуральной дани шелком возвращались обратно с западным золотом. (Встречаются римские монеты.) Однако его приток прекратился с концом Римской империи, и лишь во времена Монгольской империи ситуация опять улучшилась.

Изменения произошли лишь с началом сношений с европейцами после открытия мексиканских и перуанских серебряных рудников, значительная часть добычи которых шла в Китай в обмен на шелк, фарфор и чай. Несмотря на обесценивание серебра по отношению к золоту (1368 — 4:1, 1574 — 8:1, 1635 — 10:1, 1737 — 20:1, 1840 — 18:1, 1850 — 14:1, 1882 — 18:1), растущий спрос усилил значимость серебра для денежного хозяйства, что привело к падению цены меди. Как рудники, так и производство монет было прерогативой политической власти: уже среди девяти полулегендарных ведомств в «Чжоу ли» присутствует монетных дел мастер. Власть разрабатывала рудники отчасти самостоятельно посредством принудительных работ,[38] отчасти — через частных лиц, но с сохранением монополии правительства на выкуп всего добытого;[39] значительно удорожали производство монет высокие затраты на транспортировку меди на пекинский монетный двор, который продавал то, что превышало потребности государства в монете. Эти затраты были сами по себе огромными. В VIII веке (в 752 году, согласно Ma Дуаньлиню) каждый из 99 существовавших тогда монетных дворов якобы ежегодно производил 3300 мин (по 1000 штук) медных монет. Для этого в каждом из них было задействовано 30 рабочих и израсходовано 21 200 цзиней (по 550 г) меди, 3700 — свинца и 500 — олова. Затраты на производство 100 монет составляли 750 монет, т. е. 75 %. К этому добавлялась непомерная доля монет — номинально 25 %, на которую претендовал (являвшийся монополией) монетный двор,[40] непрестанно на протяжении столетий в одиночку безнадежно боровшийся с чрезвычайно выгодными подделками. Округам, в которых находились рудники, угрожали вражеские вторжения. Нередко правительство покупало медь для производства монет за границей (в Японии) или конфисковывало частные запасы меди, чтобы удовлетворить огромную потребность в монете. Иногда власть распространяла свою прерогативу и собственное управление вообще на все рудники, добывавшие металл. Серебряные рудники выплачивали очень значительные отчисления мандаринам (в Гуандуне в середине XIX века — 20—33(1/3)% вместе со свинцом — 55%), что составляло главный источник их дохода; за это те платили правительству фиксированную сумму. Золотые рудники (особенно в провинции Юньнань), как и все остальные, были разделены на небольшие участки и розданы горным мастерам (ремесленникам) за отчисления, доходившие в зависимости от доходности до 40%. О том, что все рудники плохо эксплуатируются технически, сообщалось еще в XVII веке: причиной этого — помимо проблем с геомантикой[41] — был лежавший в основе экономической и духовной структуры Китая традиционализм, который затруднял серьезную реформу монетного дела. Уже в хрониках древних времен (царство Чу при Чжуан-ване) говорится о порче монет и о провале попыток принудительно пустить испорченную монету в обращение. Первое сообщение о порче золотой монеты встречается у Цзин-ди — после этого они повторяются неоднократно, — а также о вызванных ею сильных помехах торговле. Однако главной бедой, видимо, были колебания запаса монетного металла,[42] от которых несравненно сильнее страдал именно Север, где нужно было защищаться от степных варваров, нежели испокон веков гораздо более обеспеченный металлическими оборотными средствами Юг, где была сосредоточена торговля. Необходимость финансировать войну всякий раз приводила к принудительной монетной реформе и к использованию медных монет для производства оружия (как у нас во время войны — никелевых монет). Установление мира означало наводнение страны медью в результате самовольной переплавки военного имущества «демобилизованными» солдатами. Любые политические волнения могли привести к закрытию рудников; имеются сообщения об удивительных и — даже если отбросить явные преувеличения — очень значительных колебаниях цен вследствие недостатка или переизбытка монет. Все время возникало множество частных монетных дворов, на которые чиновники явно закрывали глаза; отдельные сатрапии также постоянно издевались над монополией. Отчаявшись после всех неудач утвердить государственную монополию на производство монет, власти опять разрешили производить монету частным лицам по заданному образцу (впервые при Вэнь-ди в 175 году). Это естественным образом привело к полному беспорядку в монетном деле. Правда, после первого подобного эксперимента У-ди удалось относительно быстро восстановить монополию и искоренить частные монетные дворы, а также посредством улучшения техники производства (появление монет с прочными краями) вновь поднять престиж государственных монет. Однако вынужденный выпуск кредитных денег (из шкуры белого оленя) для финансирования войны с сюнну (гуннами) — которая во все времена являлась одной из причин денежных неурядиц — и легкость подделки серебряной монеты в конечном счете привели к краху и этой попытки. Нехватка металлических монет при Юань-ди (около 40 года до н. э.) была велика как никогда[43] — видимо, вследствие политической смуты; это вынудило узурпатора Ван Мана проводить свои бесполезные эксперименты с денежной шкалой (из 28 видов монет!). После этого производство золотых и серебряных монет правительством — и так осуществлявшееся лишь от случая к случаю — видимо, уже не фиксируется. Предпринятая впервые в 807 году эмиссия государственных[44] оборотных средств в подражание банковским оборотным средствам[45] достигла расцвета особенно при монголах; лишь вначале она имела металлическое обеспечение наподобие банковского, которое затем постоянно уменьшалось. Обесценивание ассигнаций вместе с памятью о порче монеты привело к появлению непоколебимой банковской валюты (депонированные серебряные слитки как основа платежного оборота в оптовой торговле в «таэлях»). А медные деньги, несмотря на очень низкую цену, не только означали чудовищное удорожание производства монет, но и являлись очень неудобной формой денег для оборота и развития денежного хозяйства из-за высокой стоимости транспортировки. Веревка с 100 нанизанных на нее медных монет (цяней) сначала оценивалась в одну унцию серебра, а позже — в половину унции. При этом колебания имеющихся объемов меди даже в мирное время были очень значительными вследствие промышленного и художественного применения (статуи Будды), что проявлялось как в ценах, так в налоговой нагрузке. Очень сильные колебания стоимости монеты с их влиянием на цены постоянно приводили к краху столь же постоянных попыток составить единый бюджет на основе чисто или почти чисто денежных налогов: приходилось вновь возвращаться к (как минимум, частичному) натуральному налогообложению, что оказывало очевидное воздействие на тип экономики.