Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Даже важные для хозяйственной этики черты религий в сущности интересуют нас здесь с определенной точки зрения — по характеру их отношения к экономическому рационализму, а поскольку и это не однозначно, к тому типу экономического рационализма, что начал с XVI и XVII веков господствовать на Западе в качестве элемента буржуазной рационализации жизни. Следует еще раз напомнить, что «рационализм» может означать разные вещи: либо рационализацию картины мира, осуществляемую мыслящим систематиком для еще большего теоретического господства над реальностью посредством еще более точных абстрактных понятий; либо рационализацию в смысле методического достижения определенной практической цели посредством еще более точного расчета адекватных средств. Это разные вещи, несмотря на то что в конечном счете они неразрывно связаны друг с другом. Даже при мысленном постижении действительности схожие типы различаются: к этому пытались свести отличия английской физики от континентальной. Рационализация способа ведения жизни, которую мы здесь рассматриваем, может принимать различные формы. Конфуцианство настолько свободно от всякой метафизики и почти полностью очищено от остатков религиозных корней, что находится у крайнего предела того, что вообще еще можно назвать «религиозной» этикой: оно настолько рационалистично и одновременно настолько трезво в смысле отказа от всех неутилитарных масштабов, как никакая иная этическая система, кроме разве что системы И. Бентама. Однако конфуцианство резко отличается от последней и от всех западных типов практического рационализма, несмотря на многочисленные действительные или мнимые сходства. «Рациональным» в смысле веры в некий значимый «канон» был высший художественный идеал Ренессанса, рационалистическим было и его понимание жизни в смысле отказа от традиционных ограничений и веры в силу naturalis ratio,[24] несмотря на налет платонической мистики. «Рациональными» в совсем ином смысле — в своей «планомерности» — были и методы умерщвления плоти, магической аскезы или созерцания в их самых последовательных формах, например, в йоге или при манипуляциях с молитвенными машинами в позднем буддизме. «Рациональными» — отчасти в том же смысле формальной методики, а отчасти в смысле различения нормативно «значимого» и эмпирически данного — были вообще все виды практической этики, систематически и однозначно ориентированные на постоянные цели спасения. Этот последний вид процессов рационализации и будет интересовать нас в дальнейшем. Предвосхищать здесь их казуистику не имело бы никакого смысла, поскольку данное исследование должно внести свой вклад в ее изучение.

Для этого нужно позволить себе быть «неисторичным» в том смысле, что этика отдельных религий изображается в систематически более целостном виде, чем она когда-либо была в своем развитии. Необходимо отставить в сторону множество противоречий, существовавших внутри отдельных религий, различных вариантов и ответвлений, чтобы представить важные для нас черты часто в гораздо большей логической завершенности и статичности, чем они были в реальности. Такое упрощение привело бы к исторической «фальши» в том случае, если бы оно осуществлялось произвольно. Однако здесь это не так, по крайней мере с точки зрения замысла. Скорее, здесь в общей конструкции определенной религии постоянно подчеркиваются черты, которые были определяющими для формирования практического способа ведения жизни, отличного от других религий.[25]

Наконец, прежде чем перейти к самому предмету, необходимо сделать еще несколько замечаний для пояснения часто встречающихся терминологических особенностей.[26]

Развитые религиозные объединения и сообщества относятся к типу союзов господства: они представляют собой «иерократические» союзы, в которых сила господства опирается на монополию даровать спасение или отказывать в нем. Господство, осуществляемое любой властью — светской и религиозной, политической и неполитической — можно рассматривать как отклонение или приближение к нескольким чистым типам, выделяемым посредством того, на какую основу легитимности притязает данное господство. Наши сегодняшние союзы, прежде всего политические, относятся к типу «легального» господства. Это значит, что для обладающего правом приказывать легитимность его приказаний основана на рационально сформулированных — договорных или навязанных — правилах, а легитимация формулировать эти правила — на опять-таки рационально сформулированной или интерпретируемой «конституции». Приказы отдаются не от имени личного авторитета, а от имени безличной нормы, и само приказание, в свою очередь, также есть подчинение норме, а не произвол, милость или привилегия. «Чиновник» является носителем власти приказывать; он никогда не осуществляет ее по своему праву, но всегда получает от безличного «учреждения», от нормативно подчиненной сформулированным правилам специфической совместной жизни людей — определенных или неопределенных, но выявляемых по устойчивым признакам. «Компетенция», т. e. предметно выделенная область объектов возможных приказаний, устанавливает сферу его легитимной власти. Иерархия «начальников», к которой он может обратиться «по инстанциям», противостоит «гражданину» или «члену» этого союза. То же происходит и в нынешнем иерократическом союзе — церкви. Пастор или священник имеет свою ясно разграниченную компетенцию, установленную правилами. Это относится и к главе церкви: нынешняя «непогрешимость» есть понятие компетенции, по внутреннему смыслу отличное от того, что ему предшествовало (еще во времена Иннокентия III). Его «служебная сфера» (при «непогрешимости» — в случае выступления «ex cathedra»)[27] так же отделена от «частной», как и у политических или иных чиновников. Правовое «отделение» чиновника от средств управления (в натуральной или денежной форме) осуществлено в сфере политических и иерократических союзов точно так же, как «отделение» рабочего от средств производства в капиталистической экономике: они полностью параллельны друг другу.

В развитой форме все это — специфически современное явление, хотя его зачатки встречаются гораздо раньше. В прошлом существовали другие основания легитимного господства, которые в рудиментарной форме встречаются даже сегодня. Попытаемся кратко описать их терминологически.

1. Под «харизмой» далее понимаются внеобыденные качества человека (не важно, действительные, мнимые или предполагаемые), а под «харизматическим авторитетом» — (внешнее или внутреннее) господство над людьми, которому подчиняются в силу веры в наличие подобных качеств у данного лица. Маг-колдун, пророк, предводитель на охоте и в походе за добычей, военный вождь, так называемый «цезаристский» властитель, а при определенных обстоятельствах глава партии — все они обладают господством подобного типа по отношению к своим подчиненным, своей свите, собранному войску, партии и т. д. Легитимность их господства основана на преданности и вере в нечто необычное, выходящее за рамки нормальных человеческих качеств и потому высоко оцениваемое (изначально как сверхъестественное). Таким образом, она опирается на веру в магическую силу, откровение или героя, источником которой является «подтверждение» харизматических качеств чудесами, победами и иными успехами, т. е. благополучием подданных. Эта вера вместе с основанным на ней авторитетом начинает убывать или колебаться, как только подтверждение прекращается и как только обладатель харизмы оказывается покинутым своей магической силой или своим богом. Здесь господство осуществляется не на основе общих норм — традиционных или рациональных, а связано с конкретным откровением и вдохновением и в этом смысле «иррационально». Оно «революционно», поскольку не привязано ни к чему существующему: «Написано...[28] а Я говорю вам...».[29]

вернуться

24

Естественный разум (лaт.). — Пpимeч. пepeв.

вернуться

25

Замечу, что пopядoк рассмотрения материала с Востока на Запад лишь случайно совпадает с географией. В действительности, как станет понятно при подробном рассмотрении, определяющим было не это территориальное разделение, а соображения внутренней целесообразности.

вернуться

26

Подробнее см. раздел «Хозяйство и общество» в «Очерках социальной экономики» (Tübingen: J. С. В. Mohr).

вернуться

27

С кафедры (лат.). — Примеч. перев.

вернуться

28

Мф. 4:4.

вернуться

29

Мф. 5:22—44.

11
{"b":"585910","o":1}