— И он согласился?
— Да. Ее парень был моим другом.
— Это тот мальчик-чероки, про которого ты говорил, когда рассказывал о своем детстве?
Джеймс кивнул.
— Мы с ним были как братья. Он будет хорошим отцом моему сыну.
— И Джастин никогда не узнает, что ты — его отец?
— Да. Но я сам так решил. Это был единственный способ дать ему нормальную жизнь, защитить его от Хэллоуэев.
— Как ты оказался в Программе защиты свидетелей, Джеймс? Как спасся от мафии?
— ФБР довольно быстро вышло на мою сестру, и Хизер связалась со мной. Федералы сказали, что могут включить меня в Программу защиты свидетелей. Конечно, при одном маленьком условии: я должен дать показания против отца Беверли и кое-кого из главарей банды. К тому времени Беверли уже не было в живых. Я знал, что мое признание не причинит ей вреда. И я… исчез.
— Ты правильно поступил. Видно, эти Хэллоуэи — ужасные люди.
— Я тоже был ужасным человеком.
Она покачала головой.
— Не таким, как они.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что они подсылали к людям наемных убийц. Ты был грабителем, но ты — не убийца. Ты бы никогда не сделал этого. Ты бы никогда не лишил человека жизни.
Она пересела ближе к нему и прижалась лицом к его животу, а вот его ноги словно приросли к полу. Он вдруг понял, что не сможет сказать ей. Не сможет признаться в том, что был соучастником убийства. Но он не сказал об этом и Беверли. Его жена умерла, так и не узнав всей правды.
— Все будет хорошо, — сказала Эмили. — Мы с тобой преодолеем это.
«Но как?» — спрашивал он себя. Как они смогут жить в тени его лжи? В тени греха, в котором у него нет сил признаться?
— Я все равно люблю тебя, Джеймс. И всегда буду тебя любить.
«И напрасно», — думал он. Она заслуживала лучшего спутника жизни, чем Рид Блэквуд. Лучшего, чем Джеймс Далтон.
Он обнял ее, желая лишь одного: вбить кол в свое сердце. Сердце предателя.
Сегодня он останется с ней. А завтра попросит Зака Райдера, чтобы тот увез его подальше от Сильвер-Вульфа. Как можно дальше.
* * *
«Конюшни Тэнди» были закрыты. Последняя группа наездников уехала, и лошадей уже отвели в стойла. Джеймс и инспектор Программы защиты свидетелей стояли на обитом деревом крыльце фургона и смотрели вдаль.
Как обычно, Райдер курил сигарету.
— Я же говорил тебе, что не надо ей рассказывать…
— Говорил, говорил… Только не начинайте вправлять мне мозги. Просто увезите отсюда к черту.
Офицер прищурился на солнце, уже клонящееся к закату. Седые волоски, кое-где пробивающиеся в его бакенбардах, сверкали в солнечном свете, а морщинки в уголках глаз казались белыми трещинами на загорелой коже.
— Я не могу этого сделать, Далтон.
— Не можете или не хотите?
Райдер в упор посмотрел на него.
— Не хочу.
Паника захлестнула Джеймса.
— Но я больше не могу здесь жить. Я не могу встречаться каждый день с Эмили, зная, что между нами стоит эта ложь. — Он поднял бутылку с пивом, которую во время их разговора держал в руке, и сделал жадный глоток. — Вы должны, обязаны переселить меня в другое место. Об этом было сказано в договоре.
— Ничего я такого не должен. Разве твоя безопасность нарушена? Разве Эмили пригрозила, что позвонит в Лос-Анджелес и кое-кого обрадует новостями о тебе? Или, может, она насплетничает соседям? — Инспектор выпустил изо рта колечко дыма. — Нет. Ничего подобного. Женщина смотрит тебе в глаза и говорит, что все равно любит тебя, а ты готов дезертировать вместо того, чтобы бороться за свою любовь и достоинство.
Джеймсу вдруг остро захотелось выхватить сигарету у Райдера и затолкать ему в глотку. Но этот приступ прошел очень быстро. Джеймс хотел, чтобы Райдер говорил, а не задыхался в конвульсиях.
— Она смотрела мне в глаза, а я… я, по существу, обманул ее, не сказав, что я — убийца.
— Ты не убийца.
— Неужели? Хотите сказать, я попал в тюрьму ни за что, ни про что?
Инспектор лениво расположился в кресле, входя в роль прирожденного полицейского, не любящего протокольных формальностей.
— Ты попал в тюрьму потому, что федеральный судья решил тебя посадить, чтобы ты получил досрочное освобождение и переселился на новое место.
— А я-то думал, что совершил преступление.
— Не умничай.
Джеймс посмотрел Райдеру прямо в глаза.
— Я участвовал в убийстве.
Тот качнулся в кресле.
— Я отлично знаю, в чем ты участвовал.
— Ну еще бы! Великий и мудрый волшебник Оз знает все.
— А трусливый лев боится показаться на глаза женщине, в которую влюблен. Ха-ха. Бедный малыш. Он хочет забрать свои игрушки и пойти домой. Хочешь, открою секрет? Ты уже дома.
— Черт вас подери, Райдер.
— Вот именно. Черт меня подери. Я всего лишь парень, который позволил тебе нарушить правила.
«А я всего лишь парень, которому впору удавиться», — подумал Джеймс.
— Расскажи ей остальное, Далтон. Признайся во всем до конца.
— Не могу.
— Можешь. — По привычке заядлого курильщика Райдер зажег новую сигарету от тлеющего окурка. — Сядь, поговори с ней. Расскажи все как есть. И если она не выдержит, я тебя увезу отсюда. Переселю в другое место.
Джеймс вскинул голову.
— Если вы этого не сделаете, я уеду сам.
— Я свое слово сдержу. Но и ты должен сдержать свое. Ты должен рассказать ей.
После того как Райдер уехал, Джеймс еще долго стоял на крыльце. Потом зашел в фургон и принялся шагать по комнате из угла в угол. Наконец он схватил телефон и набрал номер Эмили. Она сразу же ответила на звонок, и он сжал трубку в руке.
— Это я, — сказал он.
— Ты? Слава богу. Я уже начала беспокоиться.
— Я говорил тебе, что задержусь на работе.
— Знаю, но… — Она запнулась. Видимо, ей передалось его проклятое нервное возбуждение. Прошлой ночью она спала беспокойно, металась и что-то бормотала во сне.
— Кори еще у Стивена? — спросил он. Эмили договорилась с матерью Стивена, чтобы та присматривала за малышом и кормила его, и Кори с удовольствием проводил у них эти летние дни.
— Да, но скоро мне нужно его забирать.
— Ты не можешь попросить, чтобы они оставили его немного подольше?
— Почему? Случилось что-нибудь? — В ее голосе слышалась тревога. — Ты говоришь как-то странно.
— Ничего не случилось. Просто мне нужно с тобой поговорить. Приезжай.
— Поговорить на конюшне? А почему ты не можешь приехать домой?
— Я дома. Я живу здесь, ты не забыла? — Он хотел предоставить Эмили возможность уйти, если она решит, что с ним не стоит оставаться.
Она приехала очень скоро. В светлой блузке и юбке до щиколоток она выглядела нежной и хрупкой. Джеймс знал, что Эмили любит легкие ткани, но она старалась защитить кожу от солнца.
Ему так хотелось подхватить ее на руки, закружить, задыхаясь в свежем аромате ее духов, но он лишь предложил ей присесть на диван. Эмили примостилась на подлокотнике. Ей было явно не по себе. Она теперь наверняка боится любых новостей — вдруг что-то не так, вдруг случилось что-то ужасное.
— Как ты думаешь, почему я решился дать показания против бандитов? — спросил он.
— Видимо, ты знаешь о каких-то вещах, которые могут навредить их организации, — ответила она. — Ну, о совершенных ими преступлениях.
— Не то, Эмили… Я знал детали подготовки убийства. Убийства, в котором я сам активно участвовал. — Джеймс говорил тихо, но твердо, решив идти до конца. — Я отсидел за это год в федеральной тюрьме. Соучастие в убийстве — вот за что меня приговорили.
Эмили верила и… не верила. Неужели это тот самый человек, который относился к ней с нежностью и заботой, помогал бороться с раком, учил ее непослушного маленького брата вести себя, как подобает джентльмену?
— Ты говорил, что ты — бывший заключенный, но я думала…
— Что меня посадили за грабеж? Я немного отсидел и за это.
Она ухватилась за подлокотник дивана, молясь о том, чтобы проснуться и забыть этот дурной сон. Как он мог участвовать в убийстве? Намеренно лишить кого-то жизни?!