По моей записке оказаны следующие милости.

1. Компании был прощен долг в 500 ф. ст. за пошлины, не оплаченные в прошлые годы.

2. Были прощены 350 ф. ст., которые их агент обещал уплатить за постройку новой стены вокруг Москвы.

3. Были прощены 500 ф. ст., которые, по приговору, компания должна была уплатить за эту же сумму, взятую у царских чиновников в Ярославле (Yeraslam) негодяем приказчиком Антоном Маршем, который стал банкротом[424].

4. Главный приказчик Компании Джон Чапель, бывший в опале, был прощен и освобожден, причем 100 марок деньгами были уплачены Компании из царской казны[425].

5. Безнадежный долг в 370 ф. ст., сделанный канцлером Щелкаловым (chauneelere Shalkan) много лет назад, был строго взыскан с него и выплачен Компании.

6. Другой безнадежный долг, 460 ф. ст., взятый некоторыми царскими чиновниками от царского имени, значившийся многие годы, был теперь уплачен компании из царской казны.

7. Некто Юре Вислоу (Yorse Vislough)[426], который был должен Компании 350 ф. ст., подчиненный Щелкалова, — теперь его под наказанием заставили уплатить Компании.

8. Общество [то есть Компания] было освобождено от разных сумм, платившихся царю за дома Компании в городах Вологде (Valodge) и Холмогорах.

9. Поскольку Компания много претерпела от царских чиновников и не могла добиться правосудия во многих городах, где торговала, то был послан доверенный дворянин объявить по всему государству о том, чтобы с ними лучше обращались.

10. Все контрабандисты и скитавшиеся англичане были собраны и подготовлены к высылке из страны.

11. Компания была освобождена от более чем 100 ф. ст. пошлин царю за этот год.

12. Князь Борис предоставил Компании из царской казны 5000 ф. деньгами без процентов на такой срок, на какой обществу будет нужно.

13. Наконец, царем были пожалованы Компании во имя королевы и укрепления союза и дружбы самые широкие привилегии и наибольшие льготы, какие только князь и я могли придумать для торговли во всех местах королевства без платы каких бы то ни было пошлин; это было достигнуто не без многих столкновений с канцлером Щелкаловым, который при написании их применял различные хитрости и уловки, чтобы ограничить их под предлогом своей усердной службы короне[427].

Далее, во время переговоров, пользуясь хорошим приемом, я мог иметь доступ к князю в любое время по особой любви и милости его ко мне, оказываемой на протяжении долгих лет, я использовал расположение ко мне следующим образом: добился милости для многих опальных, свободы для пленников, прощения для преступных, помилование и жизнь для многих осужденных, освобождение от податей и налогов, возложенных на монастыри, города и села, [обязанные поставлять] солдат, лошадей, снабжение и деньги, [выхлопотал] сохранение их привилегий и пожалований. В целом во всех моих просьбах я не меньше был готов просить, чем князь — жаловать. Переговоры были окончены, и подошло время моего отъезда. Получив письма царя и богатые царские подарки ее величеству, я отправился в полном соответствии с приемом, мне оказанным как царем, князем, так и всеми другими князьями и знатью, в таком почете и славе, какие не оказывались никакому другому посланнику, эта церемония уже есть в кратком описании, приложенном к [записке о] коронации царя, поэтому я не буду писать здесь об этом[428].

Когда я прибыл ко двору, находившемуся тогда в Ричмонде, ее величеству было угодно милостиво принять отчет об этом моем поручении, такой же королевский прием был оказан королевой привезенным привилегиям и царским подаркам. Эти привилегии были пожалованы ее величеством известной компании купцов и всем торгующим в тех краях с ее королевским повелением разумно ими пользоваться и охранять их как чрезвычайно важные, а меня щедро наградить за старания и путешествия.

Возможно будет интересно [читателю] узнать стиль и способ их [русских] письма, поэтому, я думаю, будет хорошо, если я приведу текст одного или двух писем ко мне от князя.

«От Бориса Федоровича, по воле бога правителя всея Руси, главного наместника царств Казани и Астрахани, главнокомандующего всеми военными силами, государя провинции Вага и других, к моему почтенному другу Джерому, сыну Уильяма, дворянину. Будь здрав, мой добрый Джером, и счастлив, дай бог, чтобы мы услышали, что ты и впредь в добром здравии и благополучии. Благодарю господа за мое здоровье! В том, о чем мы беседовали прошлый раз, на Троицу, я не сомневаюсь, но ты должен обдумать это и быть осторожным с Робертом[429]; если он собирается, то пусть приезжает, если знает свое дело, так и скажи ему. Мою милость и расположение ты узнаешь в посланном тебе с Иваном Волковым[430]знаке внимания: сорок соболей на шубу. И от меня тебе, сыну Уильяма[431], низкий поклон»[432].

По поручению царя писано канцлером (Chancelore)

«От царя, повелителя и великого князя Федора Ивановича всея Руси и проч., поручение или приказ тебе, наместнику князю (duke) Василию Андреевичу Звенигородскому (Ivenogorodskoyj)[433]. От нас, государя и великого князя и от правителя Бориса Федоровича, отправлен с письмами и подарками королеве Елизавете Джером сын Уильяма, дворянин. И когда он прибудет в вашу крепость и город Холмогоры, приказываем принять его с честью, чтобы он имел всякое довольствие и все ему нужное; достойно принять, уважать и почитать вперед других иноземцев; а царские припасы и провизия посланы с капитаном Савлуком (Sablok) и такие же — от Бориса Федоровича — с Кузминым (CusmenJ для посланника королевы английской Елизаветы дворянину Джерому сыну Уильяма»[434].

Письмо от князя-протектора, посланное мне через м-ра Фрэнсиса Черри, одного из Московской компании

«От Бориса Федоровича Годунова, наместника всея Руси и царств Казани и Астрахани, главного советника, конюшего, князя Ваги и проч., тебе, Джерому, сыну Уильяма, дворянину, низкий поклон. Будь здрав, мой добрый Джером. Даю знать, что королева Елизавета Английская, ее приближенные и знатные люди написали ко мне письма, самые неприятные и нелестные, меня в них причислили к дьякам (chauncelere,), что является немалым принижением моего княжеского положения и чести, тебе известных. Это очень прискорбно. В тех же письмах написано, что я не покровительствую купцам королевы, а допустил неуважение и оскорбления их от всякого люда. Поэтому я призываю спросить тебя, Джером, знающего, как я защищал их ради королевы Елизаветы и, ценя ее расположение и доброту, просил царя за них. Через мое посредничество им пожалованы широкие привилегии, нигде в государстве, согласно этим грамотам, с них не будут взиматься никакие налоги, чего никогда до этого не было. Я добился милости для Роберта, прощена его вина, объявлена великая милость во всех местах; приказал заплатить их сомнительные долги и много других милостей последовало, что тебе, мой дорогой Джером, хорошо известно. Я не отвечал королеве и вельможам на их письма это время из-за неудовольствия; но, бог свидетель, я хочу написать им все, что думаю, и то, каковы мои любовь и дружба к королеве Елизавете и ее подданным. Между тем посылаю тебе, мой добрый друг, в знак продолжения моего расположения, через Фрэнсиса Черри пару соболей и кусок золототканой парчи, чтобы ты, по моему желанию, носил их за мое здоровье»[435].