Его младший брат, Александр Микитович (Alexander Mekitawich), не менее сильный духом, чем он, не мог долее скрывать свой гнев: воспользовавшись случаем, он ранил князя-правителя[304], но не опасно, как задумывал, и бежал в Польшу, где вместе с Богданом Бельским, главным любимцем прежнего царя и сказочно богатым человеком, и с другими недовольными лицами как там [в Польше], так и дома задумывал заговор с целью не просто свергнуть Бориса Федоровича и всю его семью, но разрушить и погубить все государство, как вы и прочтете на этих страницах позднее[305].

Однако пора вернуться к рассказу о наших собственных делах — возложенных на меня переговорах.

Я не тратил времени даром, испросил для Компании купцов освобождения всех ее контор (howses) — в Москве, Ярославле, Вологде, Холмогорах и в бухте св. Николая — от всех высоких пошлин, которые на них наложили из-за неудовольствия, вызванного плохим поведением сэра Джерома Бауса, а также освобождения от уплаты тысячи рублей по случаю строительства новой большой стены вокруг Москвы, за которую все другие купцы обязаны были платить; прекращения иска московских купцов на 30 тыс. рублей, взятых у них одним из приказчиков (factor) общества Антони Маршем (Antony Marsh)[306], которого поддерживали некоторые знатные советники и чиновники; уплаты 2 тыс. рублей, давно и безнадежно одолженных царем за медь, свинец и другие товары. Я добился освобождения Джона Чапеля (John Capell) и возврата находившихся у него товаров на 3 тыс. фунтов, захваченных во время его опалы из-за того, что его объявили любекским купцом; заема из царской казны 4 тыс. рублей для купцов, посылавших в Псков за льном [с отсрочкой выплаты], до продажи их товара; заема у князя-правителя для них без процентов 5 тыс. рублей. Он предлагал в случае необходимости отпустить из своей казны еще 10 тыс. фунтов. [Я добился] выдачи мне на руки для высылки в Англию всех незаконно торговавших в этих странах купцов числом 29; прощения пошлины, следовавшей царю за этот год за все товары и составлявшей 2 тыс. рублей. Я добился у царя привилегии для общества вести торг и обмен во всех его землях по реке Волге и Каспийскому морю, в Персии, без пошлин и налогов. Я добился и получил от царя, за его печатью, свободное право для купцов Английской компании торговать и обменивать товары во всех его владениях без пошлин и налогов на их товары, как ввозимые, так и вывозимые, со всеми выгодами и удобствами, какие я только мог сам придумать и написать. Никогда ни один из посланников не мог получить ничего подобного, хотя бы истратил тысячи; все было утверждено, закреплено и обнародовано князем-правителем в торжественной обстановке перед всеми лордами и чиновниками и объявлено по всему государству[307].

Правитель отослал свои богатства в Соловецкий монастырь, который стоит на северном берегу моря, близ границ с Данией и Швецией. Он хотел, чтобы в случае необходимости они были там готовы к отправке в Англию, считая это самым надежным убежищем и хранилищем в случае необходимости, если бы его туда выжили (he should be inforced therunto)[308]. Все эти сокровища были его собственностью, не принадлежали казне, и, если бы было суждено, Англия получила бы большую выгоду от огромной ценности этого богатства. Но он колебался, так как намеревался вступить в союз с Данией, чтобы иметь опору в дружбе и ее могуществе. Он и его приближенные не смогли ни сохранить, ни устроить этот план в тайне, а возможно, их кто-то предал, и старинная знать стала подозревать меня. Так как все они и духовенство завидовали той милости, которой я пользовался, то они перестали оказывать мне свое дружеское расположение. Поэтому я ускорил, насколько мог, мои дела, сделав больше, чем мне было поручено по наказам и инструкциям как от совета королевы, так и от Компании купцов; в назначенное время я получил письма царя, почетный отпуск и отбыл[309].

Дворянин по имени Афанасий Сабуров (Alphonasse Savora)[310] с 70 телегами (carts or tilegos) был назначен проводить меня и доставить мой багаж из Москвы на 40 ямских лошадях, не считая моих собственных, до Вологды, за 500 миль по суше. Мне были поручены богатые подарки от царя и особенно от Бориса Федоровича королеве; кроме того, он поручил много заказов на дорогие вещи, а также некоторые секретные поручения. Он послал мне необыкновенно редкое платье из ткани, затканной и вышитой серебром, из Персии, сшитое без швов и стоящее так дорого, что я не смог бы даже оценить его; красивый вышитый шатер или тент, вышитые платки, полотенца, рубахи с золотой и серебряной нитью, принесенные мне Семеном Чемодановым (Simon Shamodanove)[311], его близким родственником, от имени Марии Федоровны[312], сорок прекрасных соболей, множество отборных соколов с людьми для доставки их до побережья. Уезжая, я выхлопотал еще две милости, которые и были пожалованы. [Первая] — свобода и прощение всех лифляндцев — мужчин и женщин, вдов, детей, с их семействами сосланных в опалу в Нижний Новгород, в пятистах милях от Москвы[313], в пустынное место; их положение было плачевным и нищенским, как свидетельствовали многие письма и прошения, получаемые от них. Список всех их имен был составлен и отдан. Михаил Консов (Michall Consove)[314] был немедленно послан с поручением и письмом от царя к воеводе (viovod) об их освобождении. Радость их сердец, слезы и благодарственные молитвы — все это было в письмах, посланных мне вслед и сохраненных мною, так- как они стоили, чтобы их прочли. Другой моей просьбой было прошение за сына одного знатного человека из Гельдерланда (Gelderland), умершего там герра Захариуса Глизенберга (Glisenberght), главного начальника (Ноtennant) наемной конницы царя. Его сын, мальчик десяти лет, никак не мог быть освобожден, несмотря на переговоры и письма от правительства и от короля Дании. [Мальчик] был поручен мне и отослан к матери, Маргарите де Фиглерс, с моим слугой Гансом Фризом. Джильс Гофман и Антони ван Зельман, которые хлопотали об этом, прислали мне тысячу рейхсталеров и хорошо наградили моего слугу[315]. Я выехал из Москвы, где меня с почетом проводили, мое путешествие было легким, я часто натягивал свой шатер и обедал, ужинал той провизией, которой меня снабдили на дорогу. У Вологды меня встретил князь Михаил Долгорукий, воевода (Knez Michaell Dolgaruca, the viovode)[316], он пришел приветствовать меня с царской милостью. Были приготовлены две большие барки, или дощаника (barckes or dosnickes), с лоцманами и 50 гребцами, чтобы доставить меня к устью Двины, в 1000 милях. Сопровождающий меня дворянин вместе с одним из моих слуг, следившим, чтобы тот не обирал и не грабил окрестности, плыли впереди меня в легком судне, запасая провизию, мясо, питье и гребцов в каждом населенном пункте, и так до прибытия в монастырь и крепость Архангельск, где у ворот встречал меня князь Михаил Звенигородский (Izvenagorodscoie)[317] с 300 стрельцов, выстреливших из ружей и из всех крепостных пушек в честь моего прибытия; все голландские и французские корабли также встретили меня пушечными залпами, по предложению князя. На следующий день он чествовал меня и проводил сам на барку, назначив 50 гребцов и 100 человек охраны, находившейся в небольшом судне, сопровождавшем меня до Розового острова (Rose Island); он оказывал мне всяческие почести, сам был одет в золототканое платье, мне он сказал, что это король (King) приказал ему в письме так одеться и встретить меня. Проведя со мной несколько часов на Розовом острове, он уехал, попросив написать о том, что он выполнил свою службу Борису Федоровичу. Розовый остров был почти в 30 милях [от берега], меня здесь встречали все английские приказчики (masters), агенты и купцы. Стрельцы, высадившиеся раньше меня, выстроились и дали залп, который услышали на кораблях, и в ответ раздался пушечный залп. Стрельцов и гребцов угостили вином у погреба и отослали той же ночью назад, в крепость. На следующий день монахи [из обители] св. Николая принесли мне подарок: свежих семг, ржаной хлеб, кубки и крашеные блюда. На третий день моего приезда ко мне был прислан дворянин и капитан Савлук Сабуров (Sablock Savora, a captain)[318] от князя с копией с наказа царя и Бориса Федоровича об их милостях: мне пожаловано было на дорогу 70 живых овец, 20 живых быков и волов, 600 кур, 40 окороков, две дойные коровы, две козы, десять свежих лососей, 40 галлонов водки, 100 галлонов меда, 200 галлонов пива, 100 караваев белого хлеба, 600 бушелей муки, 2 тыс. яиц и запас чеснока и лука. Все эти вещи были доставлены четырьмя дюжими носильщиками и множеством других людей; все было хорошо размещено. Я позволил себе немного отдохнуть и перечитать милостивое письмо от королевы (которым она меня почтила)[319], а также письма от лордов ее Королевского тайного совета, их наказы и инструкции, наказы Компании, а также памятные записки от моих друзей, которые я все сохранил по сей день для своего удобства и для чтения [потомству] после меня. Некоторое время я провел, развлекаясь среди купцов и приказчиков, мы забавлялись игрой, пляшущими медведями, дудками, барабанами и трубами; праздновал вместе с ними, разделяя поровну доставшуюся мне провизию. Между тем я отправил верного слугу, Замятню (Sameiten), ко двору Бориса Федоровича с письмами, полными благодарности за все его милости, а также и к другим лордам и высоким чиновникам, от которых я вновь получил любезные письма и новые подарки с м-ром Фрэнсисом Черри[320] — кусок золотой парчи на платье — носить в память о Борисе Федоровиче — и прекрасную связку соболей на украшение этого платья. Эти письма приятны как по стилю, так и по содержанию, каждый, кто захочет, может взглянуть на них[321].