Ночь Тэруко провела в складках паруса на мачте встреченного корабля. Ветер утих, парус чуть провисал под легким птичьим телом, словно гамак.

Проснулась она от того, что ткань натянулась. Команда просыпалась и суетилась внизу, намекая, что пора бы и Тэруко отправиться в путь. Вот только сперва заглянуть на камбуз, разжиться хоть какой пищей. Принцесса захлопала крыльями, выбираясь из своего убежища, и столкнулась лицом к лицу с матросом, который ставил парус.

Глаза мужчины округлились, челюсть отпала. Он так удивился, что чуть было не выпустил из рук веревку.

– Цуру! – заорал моряк. – Клянусь всеми драконами Сусаноо, здесь цуру!

Тэруко испуганно вспорхнула на верхнюю рею. Несмотря на ранний час, команда не спала. Люди внизу суетились, бегали, тыкали пальцами в птичий силуэт, испуганно жмущийся к мачте.

“Цуру! Смотрите, журавль!” – неслось над кораблем.

Вперед вышел мужчина – осанистый и важный, с бритой налысо головой. Он степенно поклонился.

– Небесная дева, прими угощение и благослови наше плаванье.

Тэруко моргнула. В протянутых руках мужчина держал сладкие рисовые лепешки.

Сразу заурчало в животе и есть захотелось в сто… нет, в тысячу раз сильнее, чем раньше. Принцесса сглотнула. И слетела вниз, каждое мгновение ожидая стрелы в спину.

Но мужчины стояли, не двигаясь, и благоговейно молчали, пока она склевывала подношение. Окончив трапезу, Тэруко поклонилась, и вся команда восторженно выдохнула в ответ. На лицах моряков заиграли улыбки, седые суровые мужчины радовались, как малые дети. Принцесса ощутила укол совести.

Эти люди считали ее настоящей небесной девой и ликовали, что Тэруко приняла их подношение. Небось, надеялись, что она замолвит за них словечко перед повелителем ветров Фудзином, и знать не знали, что подкармливают убийцу и воровку.

Она расправила крылья и взлетела, сделав на прощание круг над гостеприимным кораблем.

– Счастливого пути, дева цуру! – донеслось с корабля.

И снова весь день в пути, преодолевая расстояние и боль в измученном теле. Тэруко старалась не думать, где будет ночевать следующую ночь, если не повезет встретить еще одну джонку. Просто летела вперед, пока могла.

А на закате среди однообразных волн в клочьях седой пены на горизонте показались черные и гладкие, вылизанные морем скалы.

Самхан. Огненная земля.

Генерал самханской армии кипятился. Он то принимался ораторствовать, брызгая слюной, то вскакивал и начинал бегать по палатке, в которой располагался штаб.

– Ваше высочество! Сейчас идеальный момент для нападения! Город беззащитен, бери его голыми руками!

Генерал хотел своему принцу добра. Кто виноват, что никогда не воевавший мальчишка упорно отказывался понимать это.

– Нет, Бао! – во всегда спокойном и ровном голосе старшего принца аль Самхан прорезалась скрытая до поры сталь. – Я не буду сражаться с собственным народом, если этого можно избежать.

– Вы ждете, что Шанчжу перейдет на вашу сторону, как провинции царства Тань?

– Именно.

– Этого не будет, – генерал бессильно опустился рядом с принцем, утирая вспотевшую лысину. – Наместник получил свою должность лично из рук принца Мина, ваше высочество. Он верен бунтовщикам. И чем ближе к столице, тем больше подобных городов и гарнизонов встретятся нам. Ваш брат и мачеха хорошо подготовились перед тем, как узурпировать власть.

– Как знать, – на молодом и довольно привлекательном лице принца промелькнула странная усмешка. – Лучшая война, как известно, та, что не начиналась, – процитировал он известный трактат. – Взять город штурмом мы всегда успеем, Бао. Сперва попробуем дипломатию.

С этими словами принц резко поднялся, толкнул дверь и шагнул наружу, щурясь от яркого солнца. Вдохнул запахи костров, подгоревшего риса и человеческих тел. В полуденном зное далеко разносились крики мужчин, конское ржание и перестук топоров. Светило уже перевалило за величественный пик Магошань, и теперь изливало жгучие лучи на стоящий у подножия лагерь, заставляя искать убежища в тени.

Нехорошо обижать высшие силы невниманием. Надо будет завтра подняться по склону к храму, принести владычице этих мест Маго-Хельми дары и попросить благословения. Войска стоят у подножия священной горы уже третий день, а осада грозит затянуться.

Встречный деревенский житель поклонился ему. Джин отметил, что крестьянин держался почтительно, но без ужаса. Хорошо. Значит, сделанное солдатам внушение, подкрепленное показательной поркой мародеров, действует.

Джин не был идеалистом и не надеялся взять страну без единого сражения, но там, где это возможно, старался не допускать грабежа и кровопролития. Это был его народ. Народ, которым предстояло потом править, и начинать правление с беззакония – плохая идея.

Принц успел дойти от хижины деревенского старосты, временно превращенной в штаб, до своей палатки, когда над головой раздалось птичье курлыканье, а вслед за ним перед Джином опустилась на землю крупная белая птица с красным опереньем на голове, похожим на забавную шапочку.

Или на каплю крови.

– Журавль?

Джин моргнул, изумленно рассматривая странную гостью. А та степенно прошествовала мимо Джина и нырнула в палатку.

– Подожди! – донельзя заинтригованный принц последовал за ней.

Он никогда не видел, чтобы птицы так себя вели.

Журавль стоял в центре палатки, словно ждал Джина. Когда ткань опустилась, скрывая их от внешнего мира, летун сделал шаг навстречу, потешно взмахнув крыльями перед собой, словно пытался умыться. Совсем не птичий жест.

Мелькнула мысль, что все это может быть хитрой ловушкой, подстроенной врагами, но Джин тут же ее отбросил. Что журавль может сделать взрослому и сильному мужчине, владеющему магией и боевыми искусствами?

– Привет, – принц улыбнулся и протянул раскрытую ладонь.

Он был почти готов к тому, что птица шарахнется в сторону и взлетит, но она сделала еще два маленьких шажка навстречу, перебирая длинными ногами. И повторила странный жест.

– Хочешь есть?

Джин с досадой понял, что неожиданную гостью нечем угостить.

Журавль странно дернул крыльями и обиженно закурлыкал. Джин готов был поклясться, что вид у него при этом был ошарашенный и возмущенный.

Принц нахмурился. Ему всегда нравились эти сильные грациозные птицы, но поведение журавля не походило на птичье. Слишком осмысленное при всей своей нелепости.

– Тебя кто-то обидел?

Птица бестолково замахала крыльями. А потом забегала по палатке, перебирая длинными тонкими ногами. Принц готов был поклясться, что в каждом птичьем жесте скользили разум. Разум и паника.

– Ну, хватит, успокойся. У тебя какое-то послание для меня? Я слушаю.

Словно прислушавшись к уговорам, птица остановилась. Снова повторила странный жест, издала горестный, почти человеческий крик и метнулась прочь из палатки, оставив изумленного принца в одиночестве гадать, что это было.

***

Такого ужаса Тэруко не испытывала никогда в жизни. В панике принцесса металась над лагерем, оглашая воздух жалобными высокими криками. Рвущий душу на клочки страх заставил потерять разум, забыть обо всем.

За пять дней пути она ни разу не снимала ворованных одежд, в глубине души опасаясь, что наряд из птичьих перьев испарится, стоит ей скинуть его. И вот теперь, добравшись до конечной цели своего пути, Тэруко просто не смогла это сделать.

Невесомые, нежнее шелка, мягче меха одежды, подарившие ей свободу, превратились в темницу. Крылья не желали оборачиваться руками, краденая накидка из перьев душила в объятиях.

Но Тэруко не согласна! Она не хочет оставаться журавлем до скончания дней!

Нет, надо успокоиться… Должно быть, она просто что-то делает не так. Надо только разобраться, как снимают такие одежды, надо еще раз попробовать. И все получится!

Девушка камнем рухнула вниз, на вершину заросшего коноплей и крапивой холма чуть в отдалении от лагеря самханцев, и снова попыталась скинуть птичье обличие.