Купаются ночью?! Совсем с ума сошли! Холодно же.

Наконец, она поравнялась с зарослями, из-за которых доносились голоса и, затаив дыхание, раздвинула ветви.

Женщины, а вернее девушки, стояли по пояс в воде. Облитые лучами лунного света, обнаженные и прекрасные, неуловимо схожие меж собой. Все, как одна – статные, с высокой грудью, тонкой талией и водопадом черных волос, шелковой волной спускавшихся по спине в воду. Они были так хороши, что казались статуями богинь. Но, в отличие от изваяний, девушки двигались, смеялись, болтали и плескались друг в друга. И холод осенней ночи их словно совсем не тревожил.

Нехорошо подглядывать за чужой наготой. Тэруко опустила взгляд и замерла.

На берегу лежали разложенные одежды. Кипенно-белые, с черным окоемом по рукавам и подолу. Нежней и тоньше самого тонкого шелка. Сотканные не из паутины, не из лунного света.

Из птичьих перьев.

Есть легенда о том, как однажды крестьянин, увидевший, как купаются цуру – небесные девы, похитил наряд одной из красавиц и сжег. Бедняжка цуру не смогла обернуться журавлем, вынуждена была остаться на земле и выйти замуж за хитрого крестьянина. Но недолгим было счастье вора, молодая супруга зачахла от тоски по небесам и умерла, прокляв напоследок и его, и весь его род.

Сердце заколотилось часто, как кузнечный молот, отдалось в ушах. Тэруко вытерла о подол повлажневшие ладони, не отрывая взгляда от разложенных одежд.

Рукава-крылья, накидка на голову с красной каплей сверху. Как капля крови…

Долог путь беглянки в холмах до порта. А там – удастся ли попасть на корабль? И где взять деньги, чтобы заплатить за проезд капитану?

Ах, если бы у нее были крылья…

Вот они – крылья. Руку протяни!

“Но это воровство!” – возмутился в душе негромкий строгий голос, удивительно похожий на отцовский. – “Нельзя брать чужое, Тэруко-чан!”

Воровство. И тут уже не оправдаться, не сказать: “Я не хотела”. Если Тэруко сейчас возьмет чужие крылья, станет не только убийцей, но и воровкой.

Но ведь она не насовсем возьмет! Ей только долететь до Самхана. Потом вернет. Тэруко обязательно потом найдет деву цуру и вернет ее оперение.

Как найдет? Как-нибудь. Придумает!

Ей надо. Очень-очень надо!

Луна заливала светом озеро, но деревья благоволили краже. Растопыривали ветви, раскрывали листья над головой, пряча принцессу от бледного лика повелителя ночи.

Полыхали щеки, было стыдно, противно. И страшно: вдруг купающиеся девы обернутся, всмотрятся пристальнее и заметят ночную воровку. Пригибаясь и прячась в травах, принцесса добралась до ближайшего наряда, коснулась белоснежного полотна. Руки утонули в мягчайшем птичьем пухе.

Тэруко закусила губу. Еще не поздно отказаться. Оставить наряд здесь, вернуться. Джин бы не одобрил…

Джин! Перед глазами, как живое, встало его лицо, когда самханец заразительно смеялся и подтрунивал над ней. И вспомнились поцелуи – такие горячие, страстные, пробудившие в теле ранее неведомые желания. От мысли, что Тэруко может никогда больше с ним не встретиться, захотелось взвыть раненой волчицей.

Она вернет одежды! С извинениями, богатыми дарами! Но сейчас ей нужно в Самхан!

Принцесса ухватила наряд и поползла обратно в кусты. Ночь не в силах была остудить разгоряченной стыдом кожи. Капли пота противно стекали по спине, невыносимо чесалось между лопатками. Каждое мгновение Тэруко ждала в спину крика: “Держи вора!”.

Крика не было.

Оказавшись по ту сторону кустарника, она припустила что есть духу по еле заметной в лунных лучах звериной тропе и остановилась только, добежав до своего гнезда, сплетенного из веток. Сердце колотилось так, что казалось – еще чуть-чуть и остановится, руки дрожали противной нервной дрожью.

Убийца и воровка! Вот кто она теперь!

Казалось, из кустов и с небес на Тэруко смотрят сотни строгих глаз. Словно каждый камень, каждое дерево в округе знали, что она совершила, и осуждали ее за это.

Она чуть было не повернула назад в приступе раскаяния, но вспомнила Такеши Кудо с его обещанием оборудовать тюремную камеру “со всевозможным комфортом” и не тронулась с места.

На небольшой поляне, Тэруко разложила свою добычу. Одежды мягко стекли из ее рук на траву. Они еле заметно сияли в лунном свете.

Дрожа от возбуждения и страха, принцесса разделась и снова остановилась в сомнениях.

Если сейчас она наденет накидку, пути назад уже не будет. Только вперед…

С другой стороны озера послышались испуганные и возмущенные крики – небесные девы обнаружили пропажу, и страх быть застигнутой помог решиться.

Ткань, нежнее лисьего меха, мягче тополиного пуха, скользнула по телу, лаская кожу. Принцесса раскинула руки, ставшие крыльями, часто захлопала ими, вытянулась на ставших вдруг очень тонкими и длинными ногах. Ветер-друг подхватил ее на руки, толкнул в спину. Тэруко оторвалась от земли и, медленно набирая высоту, полетела на юго-запад.

***

Подгоняемая стыдом и страхом, она рассекала воздух, стремясь убраться как можно дальше от обворованной цуру. Оставшаяся внизу земля слилась в неразличимое темное пятно, даже птичье зрение – куда более совершенное, чем человеческое, не способно было разобрать детали ландшафта. Если бы не звезды, ясно различимые на безоблачном ночном небе, Тэруко рисковала бы заблудиться.

Стоило снизиться, встать на ночлег, но страх быть пойманной гнал принцессу вперед. Страх отравлял полет, не давал ощутить свободу и безудержный восторг от нахождения в небесах – прекрасных и пустых.

После нескольких часов она попыталась снизиться, но внизу ее встретил океан – такой же бескрайний и темный, как небо, но куда более грозный.

Так просто?! Она покинула Хигоку и даже не заметила этого!

Выбиваясь из сил, Тэруко снова замахала крыльями, набирая высоту.

Вместе с знанием об океане пришел страх совсем обессилить, упасть в ночные волны. Руки-крылья налились свинцовой тяжестью, каждое движение отдавалось болью в непривычном к полету теле, но Тэруко упрямо поднимала их снова и снова, чтобы взмахнуть. Где-то впереди ждал берег – один из южных островов Оясимы, надо только дотерпеть, дотянуть до него.

Ветер был ее другом в этой борьбе. Подгонял, подталкивал в спину.

Уже когда небо за спиной налилось оттенками сирени, и воздух посветлел, Тэруко увидела, что давно летит над сушей. Облегчение было таким сильным, что она чуть было не рухнула камнем на землю, но, спохватившись в последний момент, снизилась плавно, выискивая пристанище.

Ей повезло – взгляд сам собой зацепился за крышу храма, торчащую среди горных сосен. Тэруко сделала круг, другой, третий.

Нет, не показалось. Храм давно был покинут и пуст.

Из последних сил она влетела в широкую дыру на крыше храма, вместе с первыми рассветными лучами опустилась на тростниковую циновку на полу. Рядом с циновкой виднелся закопченый очаг, нехитрая утварь. Тэруко была не первой, кто находил пристанище под этой крышей.

Но все это выглядело старым и безнадежно заброшенным. Если люди и прятались тут когда-то, они давно ушли.

Не снимая небесных одежд, принцесса вытянулась на циновке и провалилась в глубокий сон без сновидений.

***

Она проспала весь день и всю ночь. Проснувшись, обыскала свое временное пристанище и аж запищала от восторга, обнаружив у алтаря полупустой мешок с рисом. Рис был поеден жучками, но принцесса чувствовала себя такой голодной, что даже брезгливость отступила.

В облике журавля она поклевала рисовые зерна, напилась воды из протекавшего во дворе храма ручья, и снова взмыла в небо. Тэруко летела, ориентируясь по солнцу. Внизу проносились горные хребты, поселения. Промелькнул портовый город – расписные джонки с разноцветными парусами казались игрушечными, как маленькие кораблики, которые для нее в детстве мастерил отец.

Потом был морской простор – однообразный и величественный. Океан неспешно катил свои волны, одинаково равнодушный к человеческому счастью и горю.