Распрощавшись с господином Уэмурой у длинной правительственной «хонды» (можно было ещё в саду, но граф не отказал себе в удовольствии полюбоваться тремя прелестными телохранительницами Левого Министра), граф отправился в обратную прогулку — снова к фонтану с бронзовой красавицей и сатирами. Там его ждали.

Господин де Сен-Жермен отлично помнил не только времена Короля-Солнца и его преемников, но и революцию. А потому никогда не назначал подчиненным и посторонним встреч на неопределенное время. Морис Такон относился к числу тех немногих, кому де Сен-Жермен мог сказать: «Если меня не будет, подождите». Тем более что гостю было чем заняться.

— Весьма занимательный был разговор, — сказал господин Такон после обмена приветствиями.

— Вы думаете, он даст результат?

— Это зависит от того, чего хочет наш друг. Что касается нас, то даже в самом худшем случае мы выигрываем время. Я только одного опасаюсь: не превратится ли Европейская Россия в котел, за давлением которого некому следить? Нам будет неприятно, согласитесь, сидеть на таком котле.

— Думаю, — граф де Сен-Жермен прищурился на закат, — там найдется кому уследить за котлом. Главное, чтобы все его силы уходили на это. На слежение за котлом.

— Кого вы рассматриваете в этом качестве? — заинтересовался господин Такон. — Коваленко? Рыбака?

Граф улыбнулся и покачал головой.

— Есть один очень старый фильм. Потом сделали трёхмерную версию, но неудачно, непременно найдите фильм, а не моби. Он называется «La scorta», «Охрана». Вы кое-что поймете о Волкове. В частности, почему его уже поздно — и еще рано — убирать сейчас. Да и не думаю я, что у нашей чёрной шапочки это получится. Но вы правы, Морис, пока они занимаются друг другом, мы можем многое успеть.

Морис Такон улыбнулся, чтобы обозначить: шутка оценена высоко. И в самом деле: Volkov в переводе с русского — сын волка, стало быть, тоже волк. Старая сказка на новый лад: лё пти шаперон нуар э лё лю блан[45]. Черная шапочка очень-очень хочет в лес. В сибирский лес. Но волк считает себя его законным хозяином. Ситуация усугубляется тем, что у сибириан — или как это по-русски, сибириак? — есть свое мнение насчёт обоих.

Но пока что… Высокий господин Морис Такон не принадлежал к числу старших, которые ловят каждое слово начальства. Вернее, по природе своей не принадлежал. Но уже давно твердо знал по опыту, что каждое слово его непосредственного начальника ловить нужно. Потому что оно сказано не зря.

Так что он дал инструкции штату, выкроил время и посмотрел старый фильм. А потом пересмотрел его снова. Сюжет был из числа вечных — в какую-то дыру на Сицилии приезжает новый судья, и ему, естественно, выделяют охрану. Если бы это снимать сегодня, изменилась бы разве что техника. Даже нервную закадровую музыку можно было бы оставить.

Проходы, проезды, диалоги, медленное врастание. Судья — сухарь и шахматист, но он знает дело, знает людей и начинает распутывать местные узлы. И его охрана, которой поначалу дела нет до самого судьи — ещё один объект, ещё один северянин — ежедневно наблюдая это медленное движение против течения, потихоньку втягивается в него. Вот почему коридоры, проходы, лестницы. Становится видно — вот тут ещё идут объект и телохранители. И тут. И тут. А вот тут — уже нет. Это — вожак и его стая. И стать бы им еще одним из местных кланов, пусть даже и «хорошим» кланом — но северянин умён. И по-своему, очень по-своему, честен. Он заметит происходящее раньше всех. И примет меры. Переориентируя чужую лояльность, чужую веру с себя на решаемую задачу. И поэтому, когда судью все-таки уберут… вот они идут к самолету. Лидер — и его команда. Они будут стоять за него — но смогут и без него. Не эскорт, а люди, у которых есть цель.

Высокий господин Морис Такон, крутит в длинных темных пальцах световое перо, смотрит в экран. Его патрон, высокий господин де Сен-Жермен, в который раз прав. Там в Москве — не стая. Там — команда. Стрелять уже поздно.

Качество записи было отличным. А работа оператора — превосходной. Даже сведенное до плоскости и упакованное в рамочку на терминале изображение привлекало, подхватывало внимание — как осторожная волна подхватывает сухую ветку, угодившую в полосу прибоя. Вот тебя качнуло слегка — а вот ты уже на траверзе Исландии. Авторизованный вариант «Слишком маленького города» Галки — старая Прага, джаз, убитая девочка, саксофонист, которому советуют беречь руки, не зря советуют, эти руки умеют много разного, память о городской войне, черный дракон, которого нет, модерн, выстраивающий мир вокруг себя, и можно только импровизировать — потому что иначе придется вспомнить, кто ты, лечь в одну из не тобой выбранных форм… Это не коммерческая версия фильма, это личная режиссерская копия. В другое время человек просто задохнулся бы от радости, получив такой подарок. Он и сейчас радовался, где-то там, глубоко.

Как это похоже на Билла — упаковать свой последний привет вот в такой фильм. Все знают — Галка терпеть не мог компьютерщиков, не доверял им, а потому в его работах всегда много лишнего кода. А убери, почисть — пропадает качество, уходит что-то. Так что любой проверяющий, обнаружив неровности в структуре файла, не удивился бы — Галка же, кто же рискнет редактировать совершенство.

Впрочем, послание в бутылке тоже было совершенством. В своем роде.

Последнюю запись пришлось смотреть покадрово — качка, сумерки, ветер, дождь… но то, что удалось разглядеть — давало ответы если не на все вопросы, то на все самые главные. На один самый главный: зачем Ростбифу на самом деле нужен был «Крысолов».

Ростбиф был прав. Ростбиф был сто раз прав. Человек за терминалом тоже не рискнул бы отдать эту разработку нынешнему, сплошь проеденному информаторами штабу. Сначала он почистил бы штаб. И предпочел бы тот вариант весенней уборки, при котором нужные улитки высовывают рожки сами.

Человек по кличке Рено перемотал кусок записи. Данпил. И христианский священник. Данпил. И священник. Chimborazo, Cotopaxi, They had stolen my soul away[47]… Он должен был тогда еще понять, что Ростбиф ни при каких обстоятельствах, даже сойдя с ума, не начал бы драку за власть просто так. Только под какой-то проект. Он шел шаг в шаг за Райнером, Ростбиф. И нашел то, что искал Райнер. А теперь к этой находке было не подойти. Потому что штаб. Потому что Билл. Потому что сам Рено. До прошлой недели Билл устраивал его как командир боевой. С возрастом боевики обычно начинают делать глупости — от отчаяния; а на Билла в этом смысле можно было положиться, он пришел в отчаяние раньше, чем в подполье…

И вот оказалось, что положиться совсем нельзя. Билла мог бы заменить… Скорее всего, Ростбиф в этом качестве видел Каспера, но без запасных вариантов он не работал. А теперь…

Рено посмотрел на соседний терминал, где переливалась дешевым перламутром поздравительная открытка. Это уже не его почта. Это почта Ориона. Письмо, обращенное к нему самому, было составлено в куда менее резких выражениях. Остальным членам штаба приставили пистолет к виску, а интенданта просто пригласили, очень четко проговорив, что он может не приходить. Кукушонок Ростбифа. Что он планирует? Генеральную зачистку? Спятил, как говорят в штабе с момента гибели Юпитера?

Вряд ли. Ростбиф не опирался бы на соломинку. Но этот Эней — совсем молодой человек. Если, конечно, в группе не командует другой. А то, что они не пошли своей дорогой, а начали наводить в подполье небесную справедливость, подсказывает, что нет, не командует. Это совсем молодой человек. С предрассудками.