Так что генеральная зачистка может случиться сама собой. Или, что еще хуже, не случиться.

— Мне нужно быть там, — сказал Рено вслух. — Мне нужно там быть.

Он послал сообщение Гренделю — просьба подтвердить запрос от такого-то числа. Число было временем встречи, кодовое слово означало: бросай все и приходи.

Интендантской службе не положено иметь своих боевиков. Но вообще-то никому не положено иметь боевиков. Где один закон, там и другой. Правильно, Билл?

Рено вздохнул, закрывая рамочку в верхнем углу терминала. Он с удовольствием посмотрел бы подарок сегодня вечером, но нужно приготовить дела для преемника. На всякий случай. Может быть, посмотрит по дороге, если движение будет спокойным… Хотя, конечно, это совершенно не то ощущение.

Приглашение приехать на экстренное заседание 2-го сентября в окрестности вам-по-дороге-скажут-какого-города, было разослано членам штаба в самой категорической форме. Блеклый канцелярский текст извещал, что неявка в назначенный день и час будет рассматриваться как признание в сотрудничестве с СБ и повлечет за собой известные меры. Было также сказано — персонально тем из членов штаба, кого это касалось прямо — что попытка выйти на контакт с кураторами станет последней ошибкой в их жизни — как в жизни Юпитера.

О судьбе Юпитера помнили все, и, конечно же, все связались с кураторами, и кураторы порекомендовали им ехать и сказали, что постараются обеспечить охрану — хотя времени на это предъявитель ультиматума не оставил: к семи из оставшихся в живых членов штаба послание пришло ровно в такой день и час, что адресат как раз успевал швырнуть в чемодан смену белья, зубную щетку и книгу — и купить билет на поезд или самолет, забронированный неизвестным доброжелателем.

По дороге каждый из них дважды получил по комму указание сменить рейс или выйти, не доезжая конечной, и пересесть на другой поезд либо автобус. Билеты исправно дожидались в кассах предварительного заказа. В конечном счете четверо мужчин и три женщины встретились возле станции монорельса Мюнхен-Аугсбург. Все семеро чувствовали себя неловко, нарушая правила конспирации с таким треском. Неизвестный, вызвавший их сюда, откровенно издевался.

Он издевался, а приглашенных было семь. Не восемь.

Красный, маленький, всего на двадцать мест, расписанный незамысловатой рекламой отеля, автобус был похож на шоколадку в пёстрой упаковке. Водитель, невысокий курчавый парень из «новых европейцев», немногословный и аккуратный, помог загрузить в багажник кладь тем, у кого она была, и очень вдумчиво, ни на что не отвлекаясь, повел машину по горным дорогам Баварии.

Отель — несколько домиков на две семьи каждый, трехэтажных, выполненных в модном стиле «башни и арки». Автобус остановился у того, что посередине — между озером и воротами. Водитель все так же деловито и аккуратно перетащил в гостиную вещи — благо, их немного. Гости, пройдя внутрь, уже знакомились с особенностями дизайна и просвечивали интерьер сканерами. Каждый из них выехал с охраной — но та, естественно, держалась на расстоянии, чтобы не засвечивать хозяев, и теперь безнадежно отстала в ходе перебросок с маршрута на маршрут. Гости знали, что к решающему моменту она просто не поспеет, и слегка нервничали.

Здание, против ожиданий, не было напичкано «жучками», а самой интересной деталью интерьера оказался на редкость безвкусный набор маленьких фигурок на столе. Статуэтки, вырезанные из дерева, стилизованы были под африканскую традиционную резьбу и изображали, соответственно, детей «чёрного континента» в разных видах — с копьями, луками, щитами и дубинами. И было их на столе ровно десять — причем семь держались кучно, а три — особнячком. Особнячком же стояла и белая фигурка, выточенная из можжевельника — явно попытка изобразить в том же африканском стиле британского солдата с ружьем.

Какое-то время все молча разглядывали композицию. Потом Торвальд Стаффансон, псевдо Орион, заключил:

— Это шахматные фигурки. По всей видимости, фарфоровых негритят господа мстители отыскать не смогли. И белых охотников.

— Это правда, — водитель шагнул в холл и захлопнул дверь. Сервомоторы жалобно взвыли от такого обращения, замок щёлкнул. — Устали мы искать фарфоровых. Вышел фарфор из моды, а антикварный бешеных денег стоит. Садитесь, господа. Держите руки на виду и, пожалуйста, не делайте резких движений.

— А что, — поинтересовался тот же Орион, — это на что-нибудь повлияет, господин, ээ, Оуэн?

Он держал руки на виду, и в правой был пистолет, полицейский «вальтер». Те, кто следил за ним всю дорогу, а за ним не могли не следить, знали, что он при оружии.

— Эней, — представился молодой водитель. — Да, повлияет. Вы будете чувствовать себя намного спокойнее.

С этими словами он поднял левую руку, показывая зажатую в кулаке осколочную гранату с вынутой чекой.

— Американский «ананас» MК3А12, - сказал он, садясь в кресло. — Выпущен в девятнадцатом году. Специально для закрытых помещений.

Он сел в кресло в простенке между окон, в «мертвой зоне», откинулся на спинку и улыбнулся, прикрыв глаза.

— Думаю, весь штаб вынесут отсюда в пятилитровой канистре. Если кто-то надумает в меня стрелять, конечно.

Господа штабисты напряженно переглядывались. Граната — это не так уж страшно. Граната, если действовать правильно — это в самом худшем случае минус один, ну два человека. Вопрос в том, имеет ли смысл рисковать ими сейчас. Готов ли противник и дальше к такой арифметике?

— Штаб с примесями, — донеслось от двери. — Орион, пожалуй, эту просьбу юноши стоит выполнить. Пока.

В музыке этот тембр называют «контртенор» или «мужское сопрано». В быту — связывают с определенными физическими недостатками. Вошедший в зал человек — водитель того самого синего купера-жучка, который последние пятнадцать минут путешествия, совершенно не скрываясь, тащился за автобусом — полностью соответствовал представлениям об обладателях контртенора. Невысокий, худой, гнутый, весь какой-то расхлябанный — длинный пиджак, пестрый шейный платок, очки с камешками. Очки он, впрочем, держал в руках. И любой человек, встретившийся с ним взглядом, мгновенно понимал, что всё остальное уже не музыковеды, а биологи называют «предупреждающей окраской».

— Если ты случайно застрелишь молодого человека, мы действительно окажемся в очень неловком положении, — сказал контртенор, прикрывая дверь за собой. — Нам придётся очень долго объяснять, почему мы его сначала не выслушали.

Сказать, что по залу пробежал вздох облегчения, было не совсем верно — в штабе заседали люди сдержанные. Стаффансон пожал плечами, разрядил пистолет и пнул его к Энею.

— Сеньор Рено, — сказал Эней. — Я вам признателен, но, если честно, я предпочел бы, чтобы вы пропустили эту встречу.

— Тогда вам не стоило рассылать приглашения электронной почтой. Интендантам положено быть любопытными. Кому как не вам это знать, — сказал Молла.

До Рено эту должность занимал Ростбиф. Рено был интендантом столько же, сколько Ростбиф — боевиком. Это что-то значило, это должно было что-то значить…

Пестрый визитер, тем временем, отодвинул от стены стул, приставил его к столу и сел.

— Прошу вас, счастливый сын Венеры.

— Ладно, — вздохнул Эней. — Пусть так.

Беседа с самого начала шла по-английски, и любимая фаталистическая присказка сына Венеры прозвучала как let it be.

Он полез за пазуху и вытащил оттуда флеш-лепесток на цепочке.

— Госпожа Клара, справа от вас есть разъём. Прошу вас, подключите этот лепесток туда. Господа, вас интересует файл «Пирамида».

Удобная вещь конференционный стол: откинешь крышку, и перед тобой терминал. Можно и голопроекцию включить, но в данном случае это было бы несколько невежливо — очень уж много разнообразных подробностей содержал файл «Пирамида». Об особенностях организации, о характерах связей, о проваленных и непроваленных операциях, об исчезнувших или, наоборот, возникших из ниоткуда ресурсах. Временами в тексте обнаруживались лакуны. Видимо, создатели файла изымали информацию, которая могла бы дать членам штаба представление об источниках и истинном объеме знаний. Но даже в нынешнем, дырявом как швейцарский сыр виде этот файл был бомбой. И — как всякая бомба — крайне неудобным оружием. На один раз. И никакой, увы, избирательности. Да, штаб снесёт, но в подполье начнется такая паника и такая охота на ведьм, что на осмысленной деятельности можно будет поставить крест по меньшей мере на поколение.