Следующий приезд Романа запомнился надолго.

Он зашел прямо на склад и сразу начал разговор о переходе на 1С. Поскольку Юра был здесь, речь перешла на совместимость его электронной почты с этой бухгалтерско-складской программой. Участвовать в таком разговоре еще раз, снова что-то впустую доказывать, я посчитал лишним, сказал, что мне надо в упаковочную и действительно пошел туда. Уходя, я слышал по разговору за спиной, что Юра и Роман направляются к входным дверям - значит собираются говорить на лестнице, или подняться на второй этаж. Упаковочная была в самом конце коридора, да еще за поворотом, поэтому в другое время я бы ничего не услышал.

Но раздавшиеся крики были настолько громкие и отчаянные, что поневоле проникали в уши, минуя все стены и двери. Кричало сразу несколько голосов, и мужских, и женских, и как мне показалось, одно и то же: "Рома!Рома!". Затем из коридора донёсся топот башмаков двоих бегущих. Юра влетел в упаковочную, где кроме меня никого не было, я едва только успел сделать два шага и встать на пороге.

Роман, красный от бешенства, остановился прямо передо мной. Он попытался прорваться мимо меня, но я наглухо закрывал проход, а пустить в дело силу или кулаки Роман всё-таки не решился. Меня же на какое-то время охватило ощущение невесомой нереальности, мне и в голову не приходило, что драка сейчас может продолжиться, и я стану ее участником. Моё безразличие и краткое промедление Романа решили дело, конфликт вылился в злую матерную ругань.

Кричали они оба, уже не о делах, а друг о друге, не выбирая слов и выражений, а я, словно еще ничего не понимая, просто стоял на пороге. Мне сейчас кажется, что коридор был пуст. Никто не торопился прибежать и вмешаться в конфликт, все ждали в отдалении, чем кончится дело. Но постепенно кричащие выдохлись, и к упаковочной подтянулись люди. Стало ясно всем, а в том числе и мне, что Васильев Юра на фирме "Милосердие" больше не работает. Сам же он, как мне показалось из дальнейших разговоров, был даже доволен состоявшейся на лестнице дракой. Досталось спервоначалу в ней обоим, но Роман, физически чувствуя себя сильнее, так и не сумел завершить дело собственным сомнительным триумфом.

Возможно руководство решило, что их порученец перестарался. Во всяком случае я не помню, чтобы Роман приезжал к нам хотя бы еще раз. А самым странным для меня стало то, что Юрина программа была так и оставлена в работе, и мало того, какое-то время он ежемесячно получал приличную выплату за пользование ею и ее обслуживание. Вот уж воистину, дело выше эмоций.

Юра ушел, но тем не менее, время от времени спокойно появлялся. Склад, и я на нём, продолжали работать в том же порядке, как будто ничего особенного не случилось.

Следующее событие произошло почти сразу после драки - появилось новое обвинительное письмо. На этот раз писала Гуля и требовала изгнать прочь Родионову Елену. В письме перечислялись - обвинение в некомпетентности, отсутствие активности в работе и даже склонность к алкоголю. Но самое главное, нам это письмо предлагали сделать коллективным. Под ним уже подписались и Максим, и Людмила, и Галина Макареева, и, что самое неожиданное (впрочем, как поглядеть), Логинов Фёдор. Теперь очередь была за складом. Мне предлагали обойти подчиненных и собрать оставшиеся подписи.

Два дня я медлил, не зная, на что решиться. Еще в июне я присоединился бы к этому письму не задумываясь, а теперь оно звучало совсем иначе. Дурно звучало, хотя всё, что в нем было написано, нельзя было назвать ложью или клеветой. Приехал Калитеевский Виктор для разговора лично со мной, спросил, почему я раздумываю. Мало ли, что неприятно - есть случаи, когда надо говорить "да" или "нет". Тогда я пошел к Елене и написал заявление на увольнение. Про письмо она знала, и заявление брать отказалась. В конце концов я попросил, чтобы это заявление всё-таки осталось у неё, это хоть как-то развяжет мне руки.

Потом я собрал людей, показал им письмо и сказал, что мне приказали собрать с них всех подписи, но я это делать отказался. Осталось вернуть письмо Гуле, что я и сделал:

-- Вот письмо. Я не буду никого заставлять его подписывать. Все про него знают, кто захочет - пусть приходит и расписывается сам. А если нужно от меня, пожалуйста, я уже подал заявление, если начнется какая бодяга, я уйду следом.

После этого я поставил под обвинительным текстом свою подпись.

-- Никто так не ставит вопрос, - сердито ответила Утарова. - Просто, пора наводить порядок.

Никаких видимых последствий письмо не имело, кроме разве того, что Родионовой вдруг удалось дважды продемонстрировать свои реальные деловые качества.

Сначала на нас произошел наезд по сертификатам. Независимая проверка установила, что не все серии препаратов, уходящих от нас в аптеки, передавались нами в лабораторию на сертификацию. Были и такие, сертификаты на которые существовали только в виде копий, изготовленных еще Андреем Кондрашиным. Увы, если бы мы сертифицировали абсолютно всё, то есть - каждую серию, "Милосердие" давно бы разорилось.

Практика эта, впрочем вполне по временам 90-х годов обычная, вылезла наружу, Пришлось Елене отправляться на поклон, либо на расстрел. Как там удалось решить вопрос, никто не знает, но дело закрыли.

Затем в декабре началась известная гриппозная паника, поднятая незадолго до того еще в Англии. Люди в эту зиму внезапно испугались гриппа и бросились все как один за противогриппозными лекарствами, в том числе за ремантадином, который продавали мы. Лекарство разлеталось стремительно, аптеки заказывали минимум по десять коробок. То есть сотнями упаковок. Наши запасы быстро иссякли. Елена срочно выехала к дистрибьютерам, и успела перехватить у кого-то из-под самого носа целую машину дефицитного препарата. Вот наконец, когда Сергей Михайлович почувствовал, что и "Милосердие" может давать прибыль.

Подошло дело к Новому Году. Как и водится, справляли мы его в том числе и на работе. За большим столом собрались все, за исключением троих человек. Не захотели праздновать со всеми Лысова Людмила, Утарова Гуля и Максим Коваленко. А потом мы узнали, что вместо праздника были они в тот день у Макареева и выдвинули ему ультиматум - либо директором становится Гуля, либо они дружно, все трое, уходят прочь и оставляют за собой право давать о "Милосердии" любые отзывы. Оказывается, на хозяев компаний иногда действуют и ультиматумы. В январе мы узнали, что у нас новый директор. А Максим Коваленко теперь - заместитель директора. Какие-то складские бумаги, которые я прежде подмахивал сам, стало теперь необходимо подписывать у него.

Я проработал до марта, и насколько хорошо пошло дело у нового руководства, долго рассказывать не буду. Скажу только, что сразу было нанято несколько новых, довольно зеленых менеджеров. Вдобавок к другим проблемам, этим менеджерам разрешали работать только с определенными аптеками по особому списку. Иногда было искренне жаль этих вечно замотанных ребят и девчат. Появились аптеки-должники, аптеки - тяжелые плательщики.

Коваленко сидел теперь в кабинете, как заместитель, и подписывал все бумаги. Гуле, то бишь Бахытгуль Елемесовне, тоже стало некогда разъезжать по аптекам. Её инициативой готовилась большая пышная презентация. Рядом с новым начальством заняли комнату новые программисты, я успел застать из них только двоих. Помнится, показали мне они образец нового наборного листа - вместо нашей простенькой таблички, красивую карточку с "шапкой", рамочкой и разным пояснениями. Я не стал возражать, спорить по подобным мелочам - только зря расстраиваться.

Один из водителей (это были уже новые водители, а не те, которых взяли вместо Амелина и Попова. Те оказались неудачные - один тяжело болен, другой запойный пьяница, в конце концов разбивший машину), так вот, один из водителей попросил меня посодействовать им в довольно мелком, но существенном вопросе. Зима выдалась сырая, дождливая, в Москве кругом стояли лужи, а места для выгрузки заказов в аптеки часто были очень неудачные. Чтобы не ездить целый день с мокрыми ногами, требовались высокие специальные кожаные ботинки, в общем не особенно и дорогие. Почему бы не выдать их, как спецобувь?