Коль вытащил свою желтую трубку из кармана и нахмурился: его угораздило сунуть пистолет в один карман с трубкой, вот чаша и поцарапалась.

Он наполнил трубку табаком и сказал:

– Вы правы, Янссен: погибший был толстяком средних лет. Но ведь мы умные детективы и знаем о нем кое-что еще.

– Что именно, герр инспектор?

– Что он был чьим-то сыном.

– Ну… да, конечно.

– А может, и чьим-то братом. Может, чьим-то мужем и любовником. Если посчастливилось, то отцом сыновей и дочерей. Надеюсь, есть и бывшие возлюбленные, которые порой о нем вспоминают. В будущем у него могли появиться новые возлюбленные. Он мог подарить миру еще троих-четверых детей. – Инспектор чиркнул спичкой о коробок и раскурил трубку. – Если рассматривать случившееся с этой позиции, то мы расследуем не таинственное убийство толстяка. Нам досталась трагедия, паутиной охватывающая много жизней, географических точек, много лет. Печально, не правда ли? Теперь понимаете, почему наша работа важна?

– Да, герр инспектор.

Коль почувствовал, что молодой напарник действительно понял.

– Янссен, вам нужна шляпа! Касательно следующего задания я передумал. Вы займетесь тенистой стороной улицы. Да, вам придется опрашивать цветочниц! Они научат вас словечкам, которые и возле казарм штурмовиков не услышишь. Зато вернетесь к жене в нормальном состоянии, а не цвета молодой свеклы.

Пол Шуман шагал к людной площади, чтобы поймать такси. Периодически оборачивался. Закурил «Честерфилд», глянул на дома, магазины, прохожих: нет ли чего странного и непонятного.

Он скользнул в общественную уборную, оказавшуюся безупречно чистой, и укрылся в кабинке. Там затушил сигарету, бросил ее вместе с другими окурками и обрывками записки с адресом Кэт Рихтер в унитаз. Фотографии Эрнста он изорвал на десятки кусочков, кинул туда же и смыл.

На улице он постарался отрешиться от мыслей о печальной и столь нелепой гибели Макса и сосредоточиться на предстоящем деле. Он уже много лет не убивал выстрелом из винтовки. Из длинноствольного оружия он стрелял хорошо. Люди называют стволы уравнителями, но это не совсем так. Пистолет весит фунта три, ружье – более двенадцати фунтов. Чтобы как следует держать ствол, нужна сила. Крепкие руки Пола помогли ему стать лучшим стрелком батальона.

Тем не менее он объяснил Моргану, что сейчас предпочитает убирать объекты пистолетом. Подходит он вплотную, буквально в спину дышит, жертве не говорит ни слова, в глаза не заглядывает, не дает понять, что вот-вот случится. Бесшумно, насколько это возможно для крупного мужчины, появляется у жертвы за спиной и стреляет в голову, убивая мгновенно. Пол и не помышлял о садистских выходках в духе Багси Сигела или недавно погибшего Голландца Шульца, которые медленно избивали жертв до смерти, мучили, издевались. Для Пола киллерские будни не имеют отношения ни к злости, ни к радости, ни к извращенному удовольствию, ни к мести – он творит зло, дабы устранить еще большее зло.

За такое лицемерие Пол Шуман упорно и настойчиво платил. Убийства терзали его, смерти отравляли и калечили, ввергали в пучину вины и страданий. При каждом убийстве умирала частица его самого. Однажды в грязном вестсайдском баре пьяный Пол решил, что он антипод Христа: он умирает, чтобы умирали другие. Пол надеялся, что он пьян в дым и мысль не запомнится. Увы, она засела в сознании.

Впрочем, Полу казалось, что Морган прав насчет использования винтовки. Деймон Раньон однажды сказал, что победить может лишь готовый шагнуть за грань. Пол делал так нередко, хотя умел вовремя останавливаться. Суицидные наклонности у него отсутствовали. Пару раз он медлил с выполнением заказа, чувствуя, что расклад не в его пользу. Может, шесть к пяти еще куда ни шло, но если ситуация хуже? Пол никогда…

Грохот заставил его вздрогнуть. Что-то вылетело из окна книжного магазина и рухнуло на тротуар в нескольких ярдах от него. Стеллаж! За ним полетели книги. Пол заглянул внутрь и увидел немолодого мужчину, прижавшего ладонь к окровавленному лицу. Похоже, ему разбили щеку. Рыдающая женщина крепко держала его за руку. Оба были сильно испуганы. Вокруг них стояли четверо молодчиков в коричневой форме. Пол решил, что это штурмовики, коричневорубашечники.

Один из них держал книгу и орал на продавца:

– Такое дерьмо продавать нельзя! Это противозаконно! Это ваш билет в Ораниенбург!

– Это же Томас Манн! – возразил продавец. – Ничего против нашего фюрера он не пишет. Я…

Штурмовик ударил его раскрытой книгой по лицу.

– Это… – Еще один сильный удар. – Томас… – Снова удар, сломавший корешок книги… – Манн!

Издевательства разозлили Пола, только разве это его проблема? Привлекать к себе внимание таким образом он не мог и зашагал дальше. Но вдруг штурмовик схватил женщину за руку и вытолкнул ее за дверь. Бедняга налетела на Шумана и повалила на тротуар. Перепуганная до смерти, она его даже не заметила. Битое оконное стекло до крови порезало ей локти и колени.

Командир штурмовиков выволок на улицу мужчину и приказал спутникам:

– Громите магазин!

Троица начала переворачивать стеллажи и прилавки, срывать со стен картины, ломать крепкие стулья, швыряя их на пол. Командир глянул на Шумана, сильно ударил под дых продавца – тот со стоном перевернулся на живот, и его вырвало, – потом схватил женщину за волосы. Он хотел ударить ее по лицу, но Шуман машинально стиснул ему руку.

Командир развернулся, брызжа слюной на свое большое грубое лицо, и уставился Полу в глаза:

– Ты кто такой? Ты в курсе, кто я? Я Хуго Фельштедт из штурмового отряда Штадтшлосс. Александр! Штефан!

Пол легонько оттолкнул женщину в сторону. Та отстранилась и помогла встать продавцу-мужчине, который вытирал рот, беззвучно плача от боли и унижения.

Два штурмовика вышли из магазина.

– Это еще кто? – спросил один из них.

– Предъяви удостоверение личности! Немедленно! – крикнул Фельштедт.

Пол боксировал с самого детства, но уличных ссор избегал. Отец строго-настрого запрещал ему драться, если никто не следит за правилами. И в школьных дворах запрещал драться, и в подворотнях. «Сынок, ты меня слушаешь?» – «Да, папа, конечно!» – послушно отвечал Пол. Но иногда единственным вариантом было встретиться с Джейком Магуайром или Малышом Биллом Картером и как следует им наподдать. Почему выбора не оставалось именно в те разы, Пол объяснить не мог, но порой он просто не мог развернуться и уйти.

Хотя, наверное, в большинстве случаев уйти он мог, но откровенно не хотел.

Пол оценивающе взглянул на Фельштедта: тот напоминал лейтенанта Винсента Маниелли. Молодой, мускулистый, он явно предпочитал слово делу. Шуман перенес вес на носки, нашел точку опоры и нанес хук справа, почти незаметно ударив Фельштедта под дых.

Тот отпрянул, раскрыл рот, жадно глотая воздух, и застучал себя по груди, словно потерял сердце.

– Ты, свинья! – визгливо выкрикнул другой штурмовик и потянулся за пистолетом.

Рывок вперед – Пол схватил его за правую руку, столкнул ее с кобуры и левым прямым ударил по лицу. В боксе нет ничего болезненней мощного удара в нос. Хрящ треснул, кровь хлынула на светло-коричневую форму, штурмовик жалобно взвыл и, обливаясь слезами, попятился к стене.

Хуго Фельштедт уже упал на колени и потерял интерес к своему сердцу: теперь он давился рвотой, сложившись пополам.

Третий штурмовик потянулся за пистолетом.

Пол двинулся к нему, стиснув кулаки, и негромко предупредил:

– Не смей!

Коричневорубашечник рванул прочь и понесся по улице с воплями:

– Я помощь приведу! Я помощь приведу!

Из магазина вышел четвертый штурмовик. Пол направился к нему, но тот закричал:

– Не трогай меня! Пожалуйста, не трогай!

Не сводя со штурмовика глаз, Пол опустился на колени, открыл портфель и начал перебирать бумаги в поисках пистолета.

На мгновение Шуман опустил взгляд, а штурмовик схватил осколки оконного стекла и швырнул в него. Пол пригнулся, но штурмовик бросился на него и ударил кастетом по щеке. Оглушенный, Шуман навзничь упал в заросший сорняками садик у магазина. Штурмовик наскочил на него, и они сцепились. Ни силой, ни умением драться коричневорубашечник не блистал, и через секунду Пол поднялся на ноги. Обозленный тем, что его застигли врасплох, он резко вывернул запястье обидчика и услышал треск.