Немолодой усатый мужчина в бежевой льняной тройке встал с пассажирского сиденья, и оно, освободившись от его внушительного веса, тотчас поднялось на несколько дюймов. Голову – волосы старательно зачесаны назад – он прикрыл панамой и вытряхнул тлеющий табак из пенковой трубки.

Мотор захрипел, кашлянул и, наконец, заглох. Инспектор Вилли Коль спрятал желтеющую трубку в карман и раздраженно посмотрел на машину. Командиры СС и следователи гестапо разъезжали на «БМВ» и «мерседесах», а инспекторам крипо, то есть уголовной полиции, даже старшим вроде Коля, полагались автомобили концерна «Ауто унион». Логотип концерна – четыре перекрещивающихся кольца, символизирующие материнские компании: «Ауди», «ДКВ», «Хорьх» и «Вандерер». Разумеется, Колю предоставили двухлетнюю «ДКВ», авто скромнейшей из четырех марок. Машина, нужно отдать ей должное, ездила на бензине, но чувствовалось, что изначально компания производила паровые двигатели.

Конрад Янссен, как и многие инспекторы-кандидаты, гладко брился и шляпу не носил. Он слез с водительского сиденья, застегнул двубортный пиджак из зеленого шелка, достал из багажника портфель и фотоаппарат «лейку».

Коль похлопал себя по карманам, проверяя, взял ли блокнот и конверты для вещдоков, и зашагал к полицейским.

– Хайль Гитлер, инспектор! – поприветствовал старший из троицы.

Прозвучало довольно фамильярно. Коль не узнал его и стал гадать, встречались ли они раньше. Шупо, городские патрульные, порой помогают инспекторам, но структурно не находятся в подчинении у крипо. Коль пересекался с ними лишь периодически. Он поднял в ответ руку наподобие партийного салюта, затем спросил:

– Где труп?

– Здесь, герр инспектор, в Дрезденском проулке.

Двое полицейских помладше стояли чуть ли не по стойке смирно. Не охрана, а сама осторожность! Шупо отлично ловит нарушителей правил дорожного движения и карманников, блестяще сдерживает толпу, когда Гитлер едет по широкому бульвару Унтер-ден-Линден, а вот сегодняшнее убийство требовало проницательности. Если убийца – вор, следовало бдительно караулить место преступления, а если это дело рук члена СА или СС, следовало поскорее исчезнуть и забыть увиденное.

– Расскажите, что вам известно, – потребовал Коль у старшего.

– Конечно, герр инспектор, только рассказывать почти нечего. В тиргартенский участок поступил звонок, и я сразу примчался сюда. Первым оказался.

– Кто звонил? – Спрашивая, Коль шагнул в проулок, обернулся и нетерпеливо махнул рукой: за мной, мол, скорее.

– Женщина. Не представилась. Сказала, что слышала здесь выстрел.

– Когда это было?

– Около полудня, герр инспектор.

– А когда вы сюда прибыли?

– Как только мой командир сообщил мне о звонке.

– Когда вы сюда прибыли? – повторил Коль.

– В двадцать минут первого. Или в половине первого.

Полицейский жестом показал на узкое ответвление проулка, заводящее в тупик.

На мостовой навзничь лежал тучный мужчина лет за сорок. Смерть, вне сомнений, наступила от выстрела в висок, погибший потерял много крови. Волосы взъерошены, карманы вывернуты… Убили его в этом самом месте: форма кровавых пятен исключала иные варианты.

– Поищите свидетелей, особенно в начале и в конце проулка, – велел инспектор молодым патрульным. – И в окрестных домах. – Он кивнул на два примыкающих кирпичных здания, но тут же отметил, что они без окон. – И в кафе, которое мы проезжали. «Бирхаус», так оно называется.

– Так точно, герр инспектор! – Полицейские резво сорвались с места.

– Убитого обыскали?

– Нет, – ответил старший и тотчас уточнил: – Разумеется, мы удостоверились, что он не еврей.

– Так, значит, обыскали?

– Я просто расстегнул ему брюки. Потом, как видите, снова застегнул.

«Интересно, придавший убийствам обрезанных меньшую важность в курсе, что порой по медицинским показаниям такую операцию делают и арийским младенцам?» – подумал Коль.

Инспектор порылся в карманах убитого, но удостоверения личности не обнаружил. Он вообще ничего не обнаружил. Любопытно.

– Вы ничего не забрали? Документы убитого видели? А личные вещи?

– Нет, герр инспектор.

Тяжело дыша, Коль опустился на колени, внимательно осмотрел труп и выяснил, что ладони у убитого без мозолей. Заговорил он, обращаясь наполовину к себе, наполовину к Конраду Янссену:

– Руки мягкие, ногти и волосы аккуратно подстрижены, на коже следы талька… Вряд ли он занимался физическим трудом. Чернила на ладонях есть, но немного, значит он не типографский работник. Так пачкаются при письме – убитый вел корреспонденцию или заполнял гроссбухи. Он не журналист: следов грифеля на руках я не вижу…

Коль говорил уверенно: с тех пор как к власти пришли национал-социалисты, он расследовал дюжину убийств журналистов. Ни одно из них не велось как полагается, ни одно не было раскрыто.

– …человек свободной профессии, бизнесмен, госслужащий, правительственный…

– Герр инспектор, под ногтями тоже чисто.

Коль кивнул и ощупал ноги убитого.

– Занимался интеллектуальным трудом, однако мускулист. Посмотрите, как туфли сносил! От одного взгляда на них у меня самого ноги ноют! Думаю, прогулки он любил или походы.

– Пообедает рано – и гулять.

– Скорее всего. Вот зубочистка, возможно, что убитого.

Коль поднял ее и понюхал. Чесночный запах. Он наклонился к губам убитого и уловил тот же запах.

– Да, верно.

Он убрал зубочистку в коричневый конверт и запечатал его.

– Так его ограбили? – спросил Янссен.

– Не исключено, – медленно проговорил Коль. – Но мне так не кажется. Вор забрал у жертвы абсолютно все? Ни на шее, ни на ухе пороховых ожогов нет. Значит, стреляли с расстояния. Грабитель подошел бы ближе и оказался бы лицом к лицу с жертвой. Этому человеку стреляли в висок сзади. – Лизнув огрызок карандаша, Коль записал эти наблюдения в мятый блокнот. – Да-да, я в курсе, что иные грабители сидят в засаде, стреляют в жертву, потом грабят, но ведь большинство воров действуют иначе.

Члены СА, СС и гестапо тоже действуют иначе – стреляют в упор в переднюю часть мозга или в заднюю.

– Чем же убитый занимался в проулке? – задумчиво спросил инспектор-кандидат, разглядывая мостовую, словно ответ лежал среди булыжников.

– Янссен, этот вопрос нас пока не интересует. Дрезденским проулком пользуются многие: это быстрый и короткий путь со Шпенерштрассе к Кальвинштрассе. Может, убитый и замышлял нечто противозаконное, но об этом нам расскажут другие улики. Маршрут не в счет.

Коль снова осмотрел рану на голове, потом стену, значительная часть которой была забрызгана кровью.

– Ах! – радостно воскликнул инспектор.

Он нашел пулю на том самом месте, где кирпичная стена упиралась в булыжник. Пуля лишь слегка деформировалась, и Коль сразу ее узнал: девятимиллиметровая. Получается, стреляли из автоматического пистолета, который выбрасывает стреляные латунные гильзы.

– Пожалуйста, обыщите мостовую, буквально каждый сантиметр, – велел Коль старшему полицейскому. – Нужна латунная гильза.

– Есть, герр инспектор!

Коль достал из кармана жилета монокль и, прищурившись, осмотрел находку.

– Пуля в отличном состоянии. Это радует. Интересно, что в штаб-квартире, в «Алексе», удастся выжать из следов от полей нарезов и их граней? Они довольно четкие.

– Значит, у убийцы новый пистолет? – предположил Янссен и уточнил: – Или старый, но редко используется.

– Отлично, прямо с языка у меня сняли.

Коль спрятал пулю в другой коричневый конверт, запечатал и сделал запись в блокноте. Янссен снова оглядел труп.

– Раз его не ограбили, то зачем их вывернули? – спросил он. – Карманы.

– Я и не говорю, что его вообще не грабили. Я просто не уверен, что ограбление было основным мотивом… Вот как… Пожалуйста, расстегните ему пиджак.

Янссен повиновался.

– Видите нитки?

– Где?

– Вот здесь! – показал Коль.

– Да, герр инспектор.