— Добрый день… не закрывайте, пожалуйста.

— Здравствуйте, доктор, — поздоровался с ним Конти, дородный, почти лысый мужчина с приятной улыбкой. Его жена, женщина лет сорока, довольно миловидная, отодвинулась, пропуская Балестрини к лифту, и посмотрела на его рубашку с короткими рукавами.

— Уезжаете отдыхать? — пропела она. Голос у нее был куда более тонким, чем можно было предположить, судя по ее комплекции.

— Еду к жене.

— Она отдыхает на море?

— Нет, удрала из дома, как вы прекрасно знаете. И я еду, чтобы привезти ее, — ответил он и улыбнулся на прощание.

Когда лифт с гудением приближался к четвертому этажу, он услышал приглушенный мужской голос:

— Вечно ты ляпнешь что-нибудь невпопад. Помолчать не можешь!

Ответа — наверняка едкого — он не услышал. Из лифта он вышел с той же широкой улыбкой.

— Все в порядке, доктор? — приветствовал его швейцар.

— Более или менее.

В сущности, это было не так, но он по-прежнему улыбался и тогда, когда открывал дверцу машины и когда, опустив стекло, что-то насвистывая, стал искать в связке ключ зажигания. За мгновение до смерти он заметил у своего виска чью-то руку. Рука что-то сжимала, но повернуться и посмотреть, что именно, он не успел.

Anna Maria Fontebasso.  SOGGIORNO OBBLIGATO. Milano, 1979 © Aldo Garzanti Editore, 1979

Эти сентябрьские вечера на вилле Сперони были поистине дивными. Напоенные летними дождями, ветры добирались до самой вершины холма и раскачивали акации, которые, казалось, посылали привет станции обслуживания на главной дороге.

На пятачке, у колонн старинной виллы, жители городка мирно наслаждались последними теплыми вечерами. Вот и воскресный вечер 29 сентября протекал спокойно, размеренно, как это обычно бывает до десяти часов. А потом жизнь затихает, не успеваешь оглянуться — и уже полночь.

Профессор Браццола, сидевший напротив Джованны на красных подушечках в белом пластиковом кресле, вздрогнул, услышав, как жена сказала:

— Франческо, принеси профессору еще бокал «мартини».

В этот момент он думал о том, что завтра ему предстоят две сложные операции, а этот болван Туркони уехал в отпуск. Так что придется брать в анестезиологи бездаря и лентяя Амелотти.

— Со льдом, профессор? — заботливо спросил Франческо.

Всего за минуту до этого профессор успокоил своего слугу: «Не волнуйся, Франческо, над бровью у тебя самый обычный прыщ. Если боишься подурнеть, то сделаю тебе простейшую операцию, и ты снова станешь красавчиком». Насчет красоты слуги он незло пошутил. Ведь Франческо, которого родные отдали Джованне в придачу к вилле, когда она вышла замуж за Коррадо Сперони, был преданным слугой, но ужасным уродом.

— Спасибо, без льда. Тут и так прохладно.

Франческо принес бокал «мартини». Он все-таки оказался со льдом. Браццола погладил бокал ладонью и отпил глоток, галантно поприветствовав Джованну, а затем перевел взгляд на Коррадо. А тот полулежал в качалке, стоявшей у настежь открытой балконной двери, через которую проникал свет и звуки музыки.

— Это что, Моцарт? — спросил Браццола, врываясь в музыку стереомагнитофона.

Джованна засмеялась. Все попытки старика Браццолы угадать что-либо, кроме арий Верди из «Травиаты», были столь же трогательны, сколь безуспешны.

— Это Брамс, Вторая симфония ре мажор, опус семьдесят третий. Но все-таки вы не совсем ошиблись, профессор, — утешала его Джованна. — Даже Эдвард Ханлиш говорил, что во Второй симфонии Брамса течет кровь Моцарта.

Увы, ее слова о Моцарте профессора Браццолу не утешили, а, наоборот, повергли в полное уныние. Ханлиш был для него знаменитым незнакомцем, а уточнения Джованны — ре мажор, опус семьдесят третий — звучали как издевка. Даже Коррадо, небрежно развалившийся в кресле-качалке, счел нужным вмешаться.

— Дались тебе все эти тонкости, Джованна! Не надоело тебе мучить беднягу профессора. И потом, он прав, в этом месте музыка Брамса и в самом деле напоминает Моцарта.

Он посмотрел на балконную дверь, словно мог взглядом определить силу звуковой волны, проникавшей в залу из освещенной пустой гостиной. Впрочем, пустой гостиная не была — Франческо то появлялся, то исчезал, на мгновения закрывая своим телом яркий луч света.

Вот и потом, снова и снова думая обо всем том, что им пришлось пережить, Коррадо так и не смог вспомнить, в какой именно момент он понял, что по комнате ходит не один только Франческо. Его поразило, что в тот самый миг, когда Франческо подошел к нему с бокалом вина на подносе, в дверном проеме возникли две темные фигуры.

— О господи!

Звуки оркестра почти заглушили вскрик Браццолы, и потому Коррадо не сразу отреагировал на случившееся. Ликующая музыка не позволила ему тут же оценить весь драматизм ситуации.

Даже Джованна раньше мужа сообразила, что произошло. Она вскочила, но незнакомец, тот, что был пониже ростом, шагнув в сторону, навел на нее автомат, пригвоздив Джованну к месту.

— Молчать и не шевелиться! — крикнул тот, что был повыше, хриплым громким голосом, прорвавшимся сквозь капюшон, закрывавший его голову и лицо.

— Ключи от сейфа, и побыстрее! Тогда я вас и пальцем не трону.

Он тоже выхватил автомат и шагнул на свет. Сквозь прорези капюшона на них неотрывно глядели темные, сверкающие глаза. Автомат бандит держал так, что Коррадо показалось, будто это тромбон Фра Дьяволо. И еще Коррадо подумал, что Франческо, застывший в неподвижности, вот-вот опрокинет бокал с вином ему на голову. Еще два аккорда — и музыка вдруг смолкла.

— Ну, у кого ключи?

Отданный фальцетом грозный приказ бандита, вскинувшего автомат, нарушил абсурдную статичность этой сцены.

— Коррадо! — умоляюще попросила Джованна.

«Проклятые ублюдки, подлые бандиты, чтоб вы сдохли», — успел подумать Коррадо. В следующее мгновение он краешком глаза заметил, что Джованна рухнула в кресло, а попытку Браццолы прийти к ней на помощь Фра Дьяволо мгновенно пресек, наставив на него автомат.

— Не пугайте мою жену, она ждет ребенка, — сказал он.

Бандит стал лихорадочно шарить у него по карманам, ощупал ремень и подмышки. «Думает, что я, как Джеймс Бонд, повсюду ношу с собой пистолет? Я врач, и больные хотят, чтобы их латали, а не потрошили».

— Давай ключи! — поторопил его бандит, прижав дуло автомата к боку.

— Они наверху, в спальне. Связка лежит на ночном столике, — внешне спокойно сказал Коррадо. На самом-то деле он еле сдерживал ярость — ни на улице, ни даже дома ты больше не чувствуешь себя в безопасности. Эти мерзавцы способны на любую гнусность.

— Иди, — приказал первый бандит второму, походившему на Фра Дьяволо. Коррадо порадовался, что остался здесь, в комнате, вместе с профессором и рядом с Джованной. Но он со страхом ждал, что будет, когда грабители увидят, что сейф пуст. Ведь это пусть невольная, но злая шутка над двумя подонками. Уж лучше бы эти подлецы, похоже местные — у высокого акцент явно венетский, — забрали добычу. Он отдаст им и кошелек с жалкой сотней тысяч лир, и часы «понтик», и кольца Джованны, и несколько золотых цепочек и булавок, которые она хранит в шкатулке. Все, кроме драгоценностей из другого, маленького сейфа и двадцати миллионов наличными — месячной зарплаты персонала его клиники. А бандиты именно эти деньги и ищут. Они все прекрасно рассчитали. Сегодня предпоследний день месяца, завтра банки начнут забастовку, предприятиям пришлось забрать деньги днем раньше. Собственно…

— Где сейф?

Фра Дьяволо вернулся и молча отдал ключи сообщнику.

— В моем кабинете, у входа, — объяснил Коррадо. Он хотел добавить, что искать там деньги бесполезно — сейф пуст. Но ствол автомата уткнулся ему в спину, и он промолчал.