П е р е в е р з е в (спокойно). Мы выигрываем, а вы... уже проиграли часть урожая.
П о п е р е ч н ы й (раздражаясь). Я двенадцать лет полеводом в колхозе, Андрей Иванович, и не хуже тебя знаю: здесь дождей в мае не бывает. Надо под июньские и июльские дожди всходы к кущению подводить, а пшеницу сеять в мае... На этом поле я сеять начну через неделю и получу хороший урожай... Давай на пари! (Протягивает руку.)
П е р е в е р з е в. Ну и подведешь всходы не под кущение, а под осенние морозы. (Отстраняя руку Поперечного.) Пари я держать не буду!
П о п е р е ч н ы й (насмешливо). Боишься? (Бережнову.) Что я говорил?
П е р е в е р з е в (твердо). Пари я держать не буду. У нас с тобой, Ефим, есть другой способ проверки — мы соревнуемся. И колхозники нашей артели «Заветы Ленина» вызвали, как тебе известно, колхоз «Путь крестьянина» на социалистическое соревнование за выращивание ста пятидесяти пудов зерна с гектара на круг... А вы, между прочим, еще не ответили на этот вызов. Почему?
П о п е р е ч н ы й. Как? Обязательства нами приняты, за исключением одного... точно! Снегозадержание, удобрения, ремонт, очистка семян, обогрев, посев вкрест, закрытие влаги — все подписали... А урожай? Знаешь, Андрей, между нами говоря, тут вы загнули. Что значит сто пятьдесят пудов? Для вас это увеличение сбора зерна на двадцать пудов с гектара, а для нас... на сорок пудов... ну, сам посуди!
Б е р е ж н о в. (Переверзеву) Вы и себя и других загоните в тупик... Вы себе иллюзии создаете!
П е р е в е р з е в. А вы сами себе тупики готовите... В прошлом году сев затянули до июня, навоз не складировали, снег только для сводки задерживали. А перегной? Наша проверочная бригада позавчера убедилась, как вы выполняете свои обязательства. (Подходит Громов.) Вот парторг мне не даст соврать, скажет, как вы перегной используете.
Г р о м о в. Какое там используют... На сухом болоте, около фермы мы с Авдотьей Егоровной обнаружили богатейшие залежи. Его там копили лет пятнадцать — на два двухсотпудовых урожая хватит. Там каждый год такие могучие бурьяны растут, что силоса на обе наши артели можно было вдоволь заложить... Да что говорить. Не дело! А, главное, признать не хотите... Сегодня обещал заехать секретарь райкома товарищ Селезнев, ему скажите... так соревноваться нельзя!
Б е р е ж н о в и П о п е р е ч н ы й (вместе). Но при чем тут мы?
Справа выглядывает Дарья. Переверзев яростно спорит с Бережновым. Бережнов отчаянно жестикулирует.
Д а р ь я. Ефим, а Ефим.
П о п е р е ч н ы й (вздрагивая, оглядывается). Что тебе?
Д а р ь я. Ефим! Начальники приехали и тебя ищут... скорей.
П о п е р е ч н ы й. Сейчас... Опять нахлобучка! (Хочет идти.)
П е р е в е р з е в (смотрит из-под руки вправо). Да это товарищ Селезнев с Сергеем Петровичем (Поперечному), а с ними и парторг ваш. Сюда идут. Федосей Прокопьич вперед побежал (Вбегает Телегин).
Г р о м о в. Здравствуй, Федосей Прокопьич, что это ты всполошился?
Т е л е г и н. Да вот проверяем, по полям ездили... Беда! (Вздохнув.) Ох, тяжела ты, доля партсекретаря... Летучку секретарь райкома хочет в борозде провести о ходе соревнования. Так и сказал: «Соберите, кто есть, у межевого столба быстро...» Где твоя комиссия? Кличь!
Г р о м о в. Летучку. Хорошо. Да она без малого началась уже... стихийно... (Переверзеву) Андрей Иваныч, кончай дискуссию и скричи членов комиссии. (Телегину) Да, Федосей Прокопьич, надо что-то делать, а то у нас не социалистическое соревнование с вами получается, а какая-то баталия с дискуссиями... Слушал я сейчас перепалку и с тобой, как с парторгом, хочу посоветоваться. (Разговаривая, отходит вглубь. Бережнов нервничает, увидев вдали Селезнева).
П е р е в е р з е в (сложив ладони рупором, кричит). Ду-у-ня, Дуня, иди с дедом Силантием на летучку, на подкормке оставь пока Лукерью. (Слышен голос Авдотьи: «Иду-у, товарищ полевод».).
На авансцену выходят, оживленно разговаривая, Громов и Телегин.
Т е л е г и н. Согласен, что неладно получается. Вместо соревнования споры и раздоры. Вы в лес, мы по дрова. Комиссию вашу у нас не хотят признать. Да и в колхозе у нас не очень клеится дело... Ты понимаешь, Григорий Николаич, все как будто сделал я: и обязательства роздал, на сельсоветской машинке отпечатал по всей форме, лозунг пустил вверху «Пролетарии всех стран...», понимаешь... Заполнил сам все графы — подписали все до единого, чин чином... полный охват! Там и выработка в мягкой пахоте, и сев перекрестный, и навоз, и даже суперфосфат. Охрана семян и инвентаря. Так и записано — не допускать хищений, смотреть в оба, а вот, поди ж ты, не получается!
Г р о м о в. Эх, Федосей Прокопьич, ну как ты не можешь понять!.. Я же тебе говорил — бумажки эти, стандартные, все дело портят... Формалистика! Поднять надо весь народ, понимаешь? Люди сев кончили, а вы все влагу закрываете, да еще и теории оправдательные разводите... И смех и грех!
Т е л е г и н (начиная обижаться). Постой, постой... Мы по графику будем сеять. У нас это все согласовано, брат, обдумано. Вы — как хотите, конечно, но у нас особое мнение. Нам, видишь ли, Григорий Николаич, июньскую влагу поймать надо... Под нее угадать.
Г р о м о в. Слыхал! Но это же, Федосей Прокопьич, в конце концов, не по-большевистски.
Т е л е г и н (вспылил). Как, как ты сказал? Не по-большевистски!.. Возьми свои слова обратно, Григорий. Как ты можешь мне такие слова говорить? Мне, коммунисту с пятнадцатилетним стажем! Да если хочешь знать, Григорий Николаич, ты сам, ты сам...
Справа быстро входят Селезнев и Кузьмин. Бережнов снова подходит к Переверзеву и говорит ему о чем-то горячо. К ним подходит Поперечный и Громов.
С е л е з н е в (на ходу). Здравствуйте, товарищи. (Быстро идет вместе с Кузьминым к телефону.)
Слева вбегают, запыхавшись, Авдотья, за ней дед Силантий.
С е л е з н е в (в трубку). Главного агронома. (Пауза.) Здравствуйте, товарищ главный агроном... На каком основании вы лично утвердили колхозу «Путь крестьянина» график майского сева? Хотите оставить без хлеба? Что-о?! В порядке опыта? Странно! Это что же камень за пазухой? А на трехполку вы не собираетесь в виде опыта перейти? А знаете, к чему приводит ваш «опыт»... Сегодня все колхозы района заканчивают сев, а здесь влагу закрывают, вернее теряют. (Пауза.) После решения сессии райсовета надо было бы и вам понять... Ваша позиция? Знаем! Но позиция это еще не хлеб... Что? Разберемся, конечно, но директиву вашу отменяем. (Кладет трубку, Кузьмину.) Видите, как опасны скептики и маловеры!
К у з ь м и н (вне себя). Николай Семенович! Как коммунист, я настаиваю на гласном осуждении дезорганизаторов.
С е л е з н е в. Правильно. Сделаем. Но сейчас, Сергей Петрович, время не ждет, дорог каждый час, досевать надо. Пошли! (Останавливаясь, смотрит на всходы.) Хорошо! (Кузьмину) А знаешь, почему еще есть маловеры? Мы виноваты... Мы, коммунисты, должны все предвидеть заранее. Каждому человеку надо в душу заглянуть и помочь ему одолеть сомнения и заблуждения, возникающие от недомыслия или от инерции устаревших взглядов и привычек...
К у з ь м и н. Да, но в решающий момент эти привычки и взгляды могут погубить общее дело... Эти люди становятся дезорганизаторами.
С е л е з н е в. Ты прав... Заезжал ко мне вчера старый друг; когда-то вместе воевали, он получил назначение в соседний район заведовать сельхозотделом... И говорит за обедом: «Как друг, говорит, боюсь за тебя и за район. Разве можно так рисковать. Двадцатое апреля, а вы сев кончаете... Земля не оттаяла на всю глубину... Риск!» (Смеется.) Так на него с таким азартом навалились жена и дочь старшая, что он не знал куда деваться... Жена говорит: «Вам в Якутии надо побывать, там вечная мерзлота, а хлеба научились выращивать не хуже, чем мы.» А дочь: «Вы в плену отживших взглядов, у вас, — говорит, — пережитки». Понимаешь?! Но ты прав: надо и ударить кое-кого... Пойдем!
