Совсем обезумев от страха, она хотела было закричать и разбудить мальчика, но в последнюю минуту одумалась. Ребенок заплачет, как его тогда успокоишь? Кого звать на помощь? Продара?
Того, кого она смертельно ненавидит и кто платит ей той же монетой? Они не подарили друг другу ни одной хорошей минуты! Еще сегодня она снова оскорбила его. И вот с этим-то человеком она в такую ночь одна в доме. О Боже, чего только не бывает на свете!
При этой мысли страх на мгновение отпустил ее. Милка прислушалась. Никакого стука. Все та же заунывная песня дождя. Различила шум воды. Не потока, а реки. Не где-то вдали — волны хлещут словно о стены дома.
Милка, приподнявшись на постели, прислушалась. Ей показалось, что дом дрожит мелкой дрожью, словно плывет по реке.
Мгновенно проснулся в ней прежний невыносимый страх. На глазах навернулись слезы, тело покрылось испариной. Она уже открыла рот, чтоб закричать, но мысль о Продаре лишила ее голоса.
Разбудила ребенка. Он скривился и уставился на нее сонными глазенками. Потом прислушался, как прислушивалась мать, улыбнулся и пальцем показал на оконные стекла, по которым стучал дождь.
Мать прижала его к себе, чтоб подавить страх, — мальчик отбивался обеими руками.
Но вот мать снова прислушалась, мальчик последовал ее примеру. Толчки с каждым разом становились все сильнее. Вдруг что-то ударило с такой силой, что весь дом затрясся.
Не успела она решить, звать Продара или нет, как услышала новый удар и треск. Что-то рухнуло, упало и потонуло в шуме дождя, в бегущих, плещущихся и пенящихся волнах.
Милка вскрикнула и закрыла глаза, чтоб ничего не видеть. Ребенок заплакал у нее на груди. Казалось, дом рушится и она вместе с ним погружается в неведомую тьму.
Когда все стихло и снова раздавался только мерный шум воды, Милка открыла глаза. Ветер колыхал фитиль лампы, в углу комнаты зияла страшная брешь, вода была слышнее, чем раньше.
— Отец! — завопила она что было силы. — Отец, помогите! — Милка уже ни о чем не думала, в ней говорил инстинкт самосохранения. — Отец, отец, отец!
37
Продар в тот вечер не ложился. Сникший, сокрушенный, сидел он на постели, прислушиваясь к доносившемуся снаружи шуму. Казалось, он чего-то ждет, медленно текли мысли.
Открылось окно, дождь хлестанул его по лицу. На порядочном расстоянии от дома на воде играли тусклые блики света. Посреди светлого четырехугольника слабо вырисовывалась его голова.
С берега, на который обрушилась вода, неслись какие-то звуки — похоже было, что волны уносили осыпавшуюся землю. Продар тщетно старался по звукам определить, что происходит.
Похоже, вода продолжала прибывать. Не затворив окна, он снова сел на кровать, задумался, но вдруг слух его уловил новые звуки. Шум воды приблизился; казалось, волны катились совсем рядом, догоняли друг друга, всплескивали, отходили и опять наскакивали. Раздавалось громкое бульканье, будто вода уходила в чью-то огромную ненасытную глотку.
Продар ждал, держась рукой за край постели. Потом приложил руку к стене и чуть склонил голову, прислушиваясь. Дом дрожал как в лихорадке.
Продар на мгновенье растерялся, но тут же взял себя в руки, встал и вышел в коридор. Открыл дверь, ведущую в пустоту, посветил перед собой и прислушался. С этой стороны тоже плескались волны. Значит, дом со всех сторон окружен водой. Он опять посветил лампой, но свет не достал до воды.
Продар сходил за лучиной, зажег ее и тогда увидел внизу воду. Она не стояла, а текла широкой рекой. Продар бросил лучину — она упала в воду и погасла.
Теперь ему стало все ясно. Для страха не было времени, он напряженно думал. И все же не мог унять бившей его дрожи.
Продар решил спуститься по ступенькам в сени, но, сделав несколько шагов, оказался в воде. Он нагнулся и посветил лампой. Вода в сенях стояла высоко. Она прошла сквозь оконные и дверные щели, а также через отдушину на противоположной стене. Продар кинулся было в коридор, но внезапно остановился. В последние годы он сильно сдал, однако был еще крепок. Сейчас он впервые подумал о смерти.
Подумал он и о Милке, и ее сыне. В первую минуту злорадная усмешка скривила его губы. Но он тут же ужаснулся себе. Нужно что-то делать, нужно что-то делать! Она жена его сына, и мальчик… На этом мысль его оборвалась. В душе шла борьба.
«Почему она не зовет меня? — мелькнуло у него в голове. — Может, спит и ничего не знает?»
Продару показалось, что вода в сенях прибывает, вот-вот подберется к его ногам, а он себе стоит, предаваясь раздумьям.
Продар сделал несколько шагов в сторону горницы и остановился. В эту минуту дом качнулся. Послышался крик, и снова все стихло…
Продар ждал. Он не войдет, даже если пол рухнет под ним. Наконец раздался долгожданный крик: «Отец, отец!»
Сердце его растаяло, душа смягчилась. В одну минуту он все простил. Крик о помощи, порожденный страхом смерти, кинул его к двери.
Войдя, Продар застыл от изумления. Снесло угол дома. В комнату смотрела тьма, дождь поливал пол, нависший над пустотой. Все снесло: штукатурку и кладку, алтарь в углу, все, все… Убогие и голые, висели они между небом и землей, под ногами зияла бездна.
Продар быстро подавил в себе невольный страх и глянул на трепещущую сноху. На душе у него опять посветлело.
— Спасите нас, отец! — рыдая, крикнула Милка.
— Пошли, — сказал он. — Накинь на себя что-нибудь, оденься!
Он взял лампу и повел сноху в коридор.
— В сени нельзя — утонешь! Вот тебе лампа, стой здесь и жди!
Милка взяла лампу и, вся дрожа, забилась в угол. Мальчик плакал и жался к матери.
Мозг Продара лихорадочно работал. Под крышей к стропилам привязана лестница. Он быстро влез на чердак, нащупал в темноте лозу и перерезал ее.
С трудом, из последних сил, втянул он лестницу в дом. Осторожно стал спускать ее в дверной проем, чтоб измерить глубину. Едва лестница коснулась воды, ее дернуло с такой силой, что Продар едва удержался на ногах.
Да, здесь слишком глубоко и течение сильное, этим путем не выберешься, и тут он вспомнил про скалистый выступ на горе. Иногда на него перекидывали лестницу и точно по мостику таскали на чердак сено и корм для скотины. Высота скалы достигала четырех метров. Вода до нее не доходила…
Продар снова втащил лестницу и навел ее прямо на скрытую во мраке скалу. Милка поставила лампу на пол и принялась помогать. Медленно, перехватывая руками перекладину за перекладиной, Продар опускал ее над пропастью.
Дождь не переставал, вода по-прежнему шумела. Чудовищные тени плясали над водой, скрипела лестница. Наконец она уперлась во что-то твердое на другой стороне пропасти. Продар оттянул ее немножко назад и изо всех сил снова двинул вперед. Теперь лестница прочно зарылась в землю. Мост был наведен.
Продар наклонился и еще раз испробовал ее устойчивость. Лестница не дрогнула.
— А ну-ка берись за край и держи крепче! — сказал он Милке.
Перебирая мокрые поперечины, скользившие под руками и ногами, Продар пополз на ту сторону. Дождь хлестал, внизу кипели и бурлили волны, а он полз над пропастью во тьму, в неизвестность.
Наконец руки его коснулись земли. Он бросился вперед, в мокрые низкие кусты.
Убедившись, что лестница прочно засела в мягкой земле, под которой была скала, Продар пополз обратно.
Милка встретила его вопрошающим взглядом.
— Все в порядке, — сказал Продар, забираясь на чердак.
Он сходил за факелом, с какими в былые времена ходили ко всенощной. Посветил в сени — вода не убывала, ухо его улавливало все то же бульканье, какое он слышал и раньше.
— Иди, — сказал он Милке. — Держись крепче, чтоб не свалиться. Ребенка оставь, не то вместе сорветесь! Оставь, я сам его перенесу!
Скрепя сердце оставила Милка ребенка. Прежде чем ступить на лестницу, она испытующе посмотрела на старика — можно ли ему верить? Вся трепеща, сошла она на лестницу и трясущимися руками ухватилась за поперечины. Факел освещал струи дождя, воду, горный уступ впереди и лестницу.
