В церковь она уже давно не ходила. Будь ее воля, она бы вообще не выходила из дому. Она тщательно скрывала свою беременность, хотя и замечала, что люди разглядывают ее без стеснения. Может, даже дети в деревне уже повторяют сплетни, которые о ней ходят. Скоро все выйдет наружу.

— Шестерка дупль, — по-детски обрадовался Якец и положил косточку на стол.

Мицка, прикрывавшая домино рукою, вдруг покраснела. Заныла поясница, боль заставила ее подняться.

— Что с тобой? — спросил Якец.

— Не знаю, — ответил она и снова села. — Что-то в спину кольнуло.

И стала играть дальше. Якец смотрел на Мицку. Его внимательный взгляд скользнул по ее фигуре. На минуту он призадумался, но сразу же вспомнил об игре и начал искать глазами нужную косточку.

— Шесть и три, шесть и три, — в смятении бормотал он себе под нос.

Наконец нашел тройку, положил ее на стол и снова поднял взгляд на жену.

Мицка не смотрела на мужа; она чувствовала на себе его взгляд, но делала вид, будто целиком занята игрой. Его смятение передалось ей; по жилам пробежал огонь. Неожиданно ее охватила такая слабость, что она оттолкнула от себя домино и прислонилась головой к стене.

— Не могу больше, — сказала она.

— Так давай бросим, — ответил Якец, на вид совершенно спокойно; он смешал домино и больше не спрашивал жену, что с ней.

У Мицки потемнело в глазах. Якец поднялся из-за стола и, не глядя на нее, рассеянно стал мерить комнату большими шагами от боковушки до скамьи и обратно. Сын окликнул его с печки, но отец не ответил ему и даже не взглянул в его сторону.

С Якецем творилось что-то непонятное. Медленно, лениво, боязливо рождались в голове мысли, путались, сплетались в клубок и снова исчезали. Он был слишком робок и слишком измучен тяготами жизни, чтобы сосредоточиться. Сведения его о некоторых житейских вещах были весьма куцыми, особенно когда дело касалось интимнейших сторон супружеской жизни. На многие вопросы он не мог ответить.

Он молчал, боясь показаться смешным. Впрочем, он молчал бы, даже если бы ему было все ясно как божий день. И в этом случае он полагал бы, что ошибается.

До Якеца, конечно, донеслись слова, как-то брошенные ему вслед компанией подвыпивших парней. Но он не желал их слышать. И толком не понял их смысла.

Но все же встревожился. Жена в самом деле беременна. Если это так, почему она ему ничего не говорит? С негодованием отверг он мысль, которую нашептывал ему дьявол-искуситель. Однако иного объяснения не было.

Он ходил взад-вперед от боковушки до скамьи и думал. В конце концов он остановился на том, что представлялось ему самым естественным и больше всего его устраивало. Он подошел к жене и, улыбаясь, заглянул в ее мертвенно-бледное лицо.

— Ложись в постель! — сказал он ей. — Ты больна. Я заварю тебе чаю.

В голосе его было столько заботливости и доброты, что Мицка не решилась возражать.

Он заварил цветочный чай и подал ей в постель.

— Я обещал завтра поработать у Дольняка. Может, лучше не ходить?

Даже если бы она не могла обойтись без него дома, она не стала бы ему перечить — настолько она любила его в эту минуту, настолько чувствовала себя его рабой.

Якец не в силах был избавиться от мыслей, мучивших его накануне, — они возникали снова и снова. Обливаясь потом, он подавал на воз сено, а сам еще и еще раз обдумывал все но порядку и снова приходил к выводу, менее всего тяготившему душу.

Стоявший на возу парень, уминая сено ногами, непрерывно шутил и смеялся.

Когда Якец подавал на воз очередной ворох сена, вилы выскользнули у него из рук и застряли в сене. Парень поддал их ногой, они полетели с воза так стремительно, что Якец не успел ни подхватить их, ни отскочить в сторону, и они угодили ему прямо в лоб.

Он согнулся и схватился за голову. Парень на возу разинул рот от неожиданности. Но удар оказался несильным. Якец выпрямился, потирая лоб.

— Нужно смотреть, — сказал он парню сердито. — У меня даже в глазах потемнело.

Парень засмеялся.

— Жена тебе наставила рога почище, — сказал он язвительно.

Якец не мог пропустить это мимо ушей, насмешка больно его задела. Он уже давно заметил, что люди больше не относятся к нему с тем уважением, которое он приобрел, выстроив себе дом и взяв в жены красивую девушку. Они снова ухмылялись ему в лицо, не упускали случая поиздеваться над ним. Но появилось и нечто новое, чего раньше никогда не было. Часто он видел, как люди при нем тихонько переговаривались, бросая на него косые взгляды и посмеиваясь. Вначале он думал, что это ему только кажется и что они говорят вовсе не о нем. Но однажды до него долетело имя его жены. Тут не могло быть ошибки, он хорошо расслышал.

Намек парня на то, что жена ему неверна, причинил Якецу острую боль. Пусть болтают о нем самом что угодно — он все стерпит, лишь бы оставили в покое Мицку. Особенно теперь, когда его самого мучила ее загадочная беременность и он злился на себя, не в силах свести концы с концами.

Некоторое время он стоял и глядел на парня, пронзая его взглядом.

— Какое тебе дело до моей жены? — проговорил он дрожащим от гнева голосом.

— Мне лично — никакого. С ней имел дело кто-то другой.

Рабочие в ожидании потехи оставили работу и замерли с раскрытыми ртами. Ответ парня они встретили громовым хохотом.

Яка побледнел, затем кровь бросилась ему в лицо. Он поднял вилы и изо всех сил швырнул их в парня, так что они пролетели над самым его плечом, упав по ту сторону воза.

Рабочие опешили.

— Вот дьявол! — выругался парень и хотел запустить в Якеца граблями, но передумал.

Якец понял, что ему тут больше нечего делать. Молча, не оглядываясь, пошел он прочь с покоса и скрылся в кустах…

Мицка удивилась, когда он вернулся домой раньше обычного. Она увидела его расстроенное лицо и ужасно перепугалась. По спине пробежали мурашки.

Он сел на скамью и улыбнулся страдальческой улыбкой. У Мицки отлегло от сердца.

— Что с тобой?

— Ничего, — ответил он. — Больше я туда не пойду, — вздохнул он после долгого молчания.

Жена не решилась расспрашивать о том, что случилось. Якец не решился рассказать ей об этом. Оба молчали и только взглядами пытались понять друг друга. Прошло немало дней, прежде чем снова прояснились их лица.

Якец был убежден, что люди по каким-то неведомым причинам ненавидят его и Мицку. И он еще больше привязывался к жене. Беременность ее уже не укрылась бы даже от слепого. В десятый раз все передумав и взвесив, Якец нашел, что жена его ни в чем не виновата — такой вывод подсказали ему его любовь и разум. Он считал ее выше всяких подозрений. Если бы с ней что-то случилось, она сама бы ему во всем призналась. В конце концов, это касается только их двоих. Зачем люди вмешиваются не в свое дело? Чтобы посеять вражду между ним и Мицкой, а потом над ними же потешаться? Сомнения, приходившие ему иногда на ум, он отгонял как надоедливую муху.

Якец возненавидел людей. Он перестал наниматься на поденные работы. Когда кого-нибудь встречал на дороге, отворачивался в сторону. В церковь ходил в соседний приход.

Люди заметили происшедшую в нем перемену, но толковали ее по-своему. Они были убеждены, что он знает о неверности жены и стыдится этого. Некоторые его жалели. Другие утверждали, что слышали, как из дома Якеца доносились громкие крики и плач. Женщины нарочно шныряли мимо дома, подглядывая, не видать ли у Мицки на лице синяков от побоев мужа.

Мицка теперь уже не так боялась Якеца. Страх почти начисто вытеснили уважение к нему и благодарность. Ведь он не может не знать, что она ему изменила! И все же ни словом не упрекнет ее, хотя и не в силах скрыть своей тревоги. Что это — глупость или благородство? А может, он только ждет случая и тогда… Боже правый!

Якец был прежний. Заботился о ней даже еще больше. С работы шел прямо домой. Как всегда, улыбался, лишь в самой глубине его зрачков, казалось, таился безмолвный вопрос. Улыбка его причиняла Мицке боль, немой вопрос внушал беспокойство.