Он попрощался и быстро пошел домой, словно боялся встретиться с людьми. Дома он положил хлеб перед Мицкой.

— Это тебе посылает трактирщица.

— Трактирщица?

Мицка очень удивилась. С чего бы это трактирщица послала ей такой подарок? Взглянув на мужа, она отгадала причину, но ничего не сказала.

Когда белый хлеб кончился, Якец положил на стол черный. Вид у него при этом был такой, будто тут вышла какая-то ошибка или, наоборот, все само собой понятно и не нужно никаких оправданий… Отойдя в сторону, он искоса поглядывал, что будет делать Мицка.

Но Мицка даже глазом не моргнула. Она отрезала ломоть, откусила и, держа хлеб в руке, рассматривала его, словно размышляла, из какой он муки, хотя мякина из него так и торчала.

— Ячменный, — сказал Якец, — и добавлено немного ржаной и гречишной муки.

— Хороший хлеб, — ответила Мицка.

Она доела свой ломоть, но второго себе не отрезала. Якец это с горечью отметил, но вида не подал. Только отложил ложку. Пот выступил у него на лбу. Встав из-за стола, он будто по делу вышел в сени, а потом поднялся на чердак. Ему хотелось побыть одному — так бывало всегда, когда его мучили тяжкие думы.

Плач ребенка заставил его снова спуститься в горницу. Глаза Якеца глядели устало, черты лица заострились. А Мицка была такая же, как всегда, — любящая, преданная. Блеск ее глаз ничуть не померк. Она держала на руках ребенка, потом расстегнула кофточку и начала его кормить.

Якецу вспомнились услышанные вскоре после свадьбы слова о том, что жена от него сбежит. Теперь, когда в доме не было больше хлеба, она, наверно, так и сделает. Но страх мучил его недолго. Чепуха! Как это она убежит с ребенком? Куда? И что она встретит у людей, кроме насмешек?

Он улыбнулся своим страхам, довольный, что сумел их преодолеть. И все же ему было тяжело. Жизнь вдруг обернулась к нему своей дурной стороной. Он чувствовал себя как человек, который поскользнулся и катится в пропасть.

Каждый день он ходил на работу. Вечером приносил два куска хлеба, которые отрывал от своего обеда. И лишь изредка ему удавалось принести немного денег.

— Яка, я тебе заплачу на той неделе, — говорил ему хозяин, когда Якец в надежде получить заработанные деньги, засиживался у него дольше обычного.

— Не к спеху, — вежливо отвечал Якец, стыдясь признаться, что деньги нужны ему позарез.

— Трактирщица не дала мне сегодня молока, — сказала ему однажды вечером Мицка, когда он вернулся домой, — говорит, нет у нее.

Это была неправда. Якец хорошо знал, что в ее хлеву стояли две дойные коровы. Просто не хочет больше давать, потому что он не заплатил старого долга. Якец решил было сходить к ней и попросить еще раз, но по дороге передумал и зашагал к брату.

— Я знал, что так будет, — сказал Тоне. — А молока у нас и у самих нет.

Не дослушав его, Якец вышел за дверь. Он помчался к Дольняковым и со слезами на глазах рассказал хозяйке про свою беду. Она налила ему бутылку молока.

— Приходи вечером или утром, как тебе удобней, — сказала она. — А не сможешь заплатить деньгами, отработаешь.

Как-то Якец шел из Речины домой мимо залесского трактира. Из окна ему помахал рукой широкоплечий усатый человек. Якец его не сразу узнал.

— Яка, иди сюда!

— А, это ты, Балант! Не могу, домой тороплюсь.

— Зайди на минуту! Поговорить надо. Жена подождет.

Чтобы люди не подумали, будто он боится жены, Якец вошел в трактир. Положил на окно узелок, в котором была буханка хлеба, и подсел к Баланту. Это был грузный, шумный и хвастливый человек. Каждый год он приезжал на несколько недель в родную деревню и набирал здесь лесорубов для работы в Румынии.

— Пей! — налил он Якецу водки. — Как дела?

— Да так, — ответил Якец и отрезал себе ломтик хлеба. — Дом себе построил, женился.

— Слышал, слышал. И наследный принц уже есть. А теперь что? Собираешься дома сидеть?

— Черта лысого собираюсь, — сказал Якец. — Смысла нет. Работаю все дни напролет, а почти ничего не получаю. Что и заработаешь, не дождешься, когда заплатят.

— Видишь, — усмехнулся Балант, довольный тем, что Якец сам льет воду на его мельницу. — Так я и думал. Я ведь хорошо знаю крестьян. Поехали со мной в Румынию. Едем через неделю. Участок, где будем валить лес, отменный, лучшего и желать нельзя. Работник ты хороший, для тебя это будет плевое дело.

— Да, да, — кивал Якец задумчиво.

Заработок его привлекал, но удерживала мысль о Мицке. Как оставить ее одну с ребенком? Ведь она ни на шаг не может от него отойти!

Заметив его колебания, Балант усилил нажим.

— Я могу тебе заплатить немного вперед еще до отъезда. И дорога за наш счет. Да и на месте, как только захочешь, получишь аванс, пошлешь домой на расходы. Вернешься после Нового года, и в кармане у тебя будут позванивать гульдены.

Якец молча улыбался. Все это было очень заманчиво. Он думал о Мицке, о себе он не привык думать. На что они будут жить, если он останется дома? Еще, чего доброго, голодать придется. Наступит зима, в деревне работы не найти, вот и клади зубы на полку.

— Очень уж далеко, — сказал он, наполовину побежденный.

— Небось не заблудишься! — расхохотался Балант. — Будем держаться вместе. Не один же ты едешь. Ну, по рукам? Кто ездил с Балантом, никогда не раскаивался.

Да, Якец знал, какой он пользуется славой. Все посмеивались над ним — уж так было заведено, — но каждый год снова уезжали с ним на чужбину. Балант богател, однако рабочих не обсчитывал, иначе он не посмел бы еще раз показаться в родных краях.

Якец снова задумался. Нелегко ему было оставить молодую жену одну с ребенком, но его мучил страх, как бы зимой ей не пришлось голодать. У него было такое чувство, будто он ее навсегда потеряет, если уедет, но, оставшись дома, обречет ее на лишения, чего никогда себе не простит.

Якец не мог ни на что решиться, не поговорив с женой.

— Погоди немного! — сказал он Баланту. — Я спрошу Мицку.

Балант не стал над ним смеяться. Он хорошо знал подобные дела, Якец был не первым, кого он отрывал от дома.

— Иди и улаживай все поскорее! — ответил он Якецу. — Я тебя подожду. Только обязательно приди и скажи, записывать тебя или нет.

Мицка поджидала его перед домом с ребенком на руках.

— Слава Богу, пришел наконец! — воскликнула она. — Я еле тебя дождалась!

Якец положил на стол хлеб. Протянул малышу палец, тот схватил его обеими ручонками и потащил в рот.

— А что, если меня не будет несколько месяцев? — сказал он жене. — Если я поеду работать в Румынию…

— Иисус! — испугалась Мицка. — Ты в самом деле собираешься ехать?

— Балант сейчас уговаривал в трактире.

Якец сел на скамью и взглянул на Мицку. Она посадила ребенка на колени и задумалась. Якец заметил, что ей не по душе его затея. Это его обеспокоило, но в то же время было приятно.

— А разве в Речине не будут расширять дорогу? — спросила она, помолчав.

— Наверняка ничего не известно, — сказал Якец. — Я как раз сегодня говорил об этом с твоею матерью. Может, этой зимой еще и не начнут.

Мицка молчала. А Якец продолжал обосновывать решение, которое становилось все тверже.

— Ты ведь знаешь, в деревне трудно что-то заработать. Даже когда есть работа, ничего не получишь. А когда нет, остается только побираться. Балант даст мне немного денег вперед, чтобы тебе хватило на первое время. Потом получу аванс. А после Нового года сам приеду с деньгами.

Мицка задумалась. Она, конечно, понимала, что муж не сможет вечно сидеть с нею дома. Об этом она думала еще до свадьбы. Но в последнее время эта мысль не приходила ей в голову. Уже не однажды стучалась к ним в дверь нужда, и, может статься, она начнет ломиться в дом со всех сторон. Мицка видела тревогу мужа и сама тревожилась, только виду не показывала.

Да, ему надо ехать. Сердце Мицки сжималось от боли. Ей так не хотелось отпускать Якеца. При мысли о разлуке ее охватывала необъяснимая тоска, причина которой была ей так же непонятна, как иной раз бывают непонятны предчувствия.