Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но в то же время я никогда раньше не был так похож на самого себя.

Жизнь в ролях - i_001.jpg

Сын

Мои родители познакомились так же, как и многие другие – на уроках актерского мастерства в Голливуде.

Мою мать звали Аннализа Дорти Селл, но все всегда называли ее Пегги. Она была довольно импульсивной, смешливой, кокетливой девушкой. В молодости в ее внешности было что-то подкупающе искреннее и простодушное. Она была одной из тех стройных блондинок с огромными голубыми глазами, которым все говорили, что им нужно сниматься в кино. И вот после двух лет работы в береговой охране и короткого неудачного брака с мужчиной по прозвищу Изи она уехала из Чикаго в Лос-Анджелес, город пустых обещаний, и с головой окунулась в кастинги, прослушивания и всевозможные мастер-классы.

Перечень штатов, в которых прошли детство и юность моего отца, Джозефа Луиса Крэнстона, был таким длинным, что я никогда не мог запомнить его целиком: в нем были и Иллинойс, и Техас, и Флорида, и Калифорния, и Нью-Йорк. В детстве я думал, что он родился в семье аферистов. С моей точки зрения, только люди, живущие вне закона, могли без конца переезжать с место на место, словно перекати-поле. Поскольку моему отцу и его брату Эдди приходилось каждые несколько месяцев менять школы, мой дед научил их драться. Речь не шла об уличных драках – он отдал их в боксерскую школу. Братья Крэнстоны оказались одаренными в этом смысле. Мой отец получил боксерскую стипендию в Университете Майами. Он дрался по всему Восточному побережью – как на ринге, так и вне его. Если верить моим ранним детским воспоминаниям, отец постоянно кого-то задирал.

И уж что-что, а рассказывать истории он умел.

Молодой, голубоглазый, физически крепкий и умеющий постоять за себя, да еще талантливый рассказчик – неудивительно, что он пользовался успехом у девушек. Да и сам он был неравнодушен к женскому вниманию. В актерских школах часто случаются романы. Поэтому нет ничего удивительного в том, что через пару лет мои отец и мать связали себя узами брака, обвенчавшись в маленькой церквушке на Колдуотер-Кэньон-авеню в Студио-Сити. Моя мать стала образцовой женой 1950-х – бросила все ради того, чтобы ее муж достиг поставленной цели, а именно – стал кинозвездой.

Родители купили скромный типовой дом и продолжили действовать в соответствии со сценарием. В 1953 году родился мой брат Ким, затем, в 1956-м, я и, наконец, в 1962-м, моя сестра Эми.

Мы жили в городке Канога-Парк, на Макналти-авеню, в одноэтажном доме под номером 8175. По расстоянию это совсем недалеко от Голливуда, но на самом деле – в другой вселенной. Мы были жителями Долины, которые если чем и славились, так это своим тягучим, немного гнусавым выговором. Смена времен года в Долине почти не чувствовалась. В жаркое время года, когда уровень загрязненности воздуха был высоким, родители ограничивали пребывание детей на улице. Помню, мы играли в ангелов, лежа на спине в желтой высохшей траве и взмахивая руками, словно бабочки крыльями.

Моя мать работала в фирме «Эйвон», волонтером в Институте Брайля, была представителем компании «Таппервер», входила в родительскую группу поддержки детской бейсбольной лиги, в Ассоциацию родителей и учителей. Каждый год она своими руками шила нам костюмы для Хеллоуина.

Отец тренировал нашу детскую бейсбольную команду. Он обожал бейсбол. Я – тоже. И продолжаю любить его по сей день. Как-то раз, когда мне было четыре или пять лет, я с отцом побывал на матче «Доджерс». Тогда клуб переехал из Бруклина в Лос-Анджелес, но еще не имел своего стадиона. Поэтому «Доджерс» с 1958 по 1961 год играли домашние матчи на стадионе «Мемориал Колизеум». Он строился для проведения футбольных матчей и легкоатлетических соревнований, и его размеры и пропорции были не очень подходящими для бейсбола. С левой стороны поля забор стадиона надставили экраном, высота которого составляла сорок два фута. Даже ограждение под названием «Зеленый монстр» на знаменитом стадионе «Фенуэй-Парк» в Бостоне не превышает тридцати семи футов.

Помнится, игрок по прозвищу Уолли Мун[2], родившийся где-то среди хлопковых полей Арканзаса, умудрялся могучим ударом биты отправлять мяч почти вертикально вверх, так что он почти исчезал из виду и перелетал даже через высоченный экран. Когда это происходило, весь стадион ликовал. Это были чудесные моменты. Мне это казалось торжеством невозможного над возможным, как будто мяч в самом деле отправили прямиком на луну.

Даже после того как «Доджерс» в 1962 году переехали на собственный стадион, и даже после того как наша семья стала разваливаться, запах свежеподстриженной травы, голос комментирующего очередную игру Вина Скалли, доносящийся из динамика радиоприемника, вид бейсбольного поля – все это пробуждало в моей душе теплые чувства, дарило мне ощущение надежды.

Отец довольно часто брал нас с братом на съемки кинофильмов и телепередач, в которых был занят в качестве актера. Помню, однажды он очень удивил нас. Подведя нас с таинственным видом к трейлеру, который был прицеплен к нашей машине, он распахнул дверь, и мы увидели внутри… живого ослика! Я очень хорошо его помню. Его звали Том. Какое-то время отец держал ослика на нашем заднем дворе. Соседские мальчишки и девчонки приходили посмотреть на него, а заодно и на нем покататься. Он прожил у нас месяц или два. Потом отец его куда-то увез. Пока, Том! Рад был с тобой познакомиться.

Иногда отец привозил домой военную форму, каски, значки и прочие армейские атрибуты. Мы с братом использовали их в своих играх. Позже я понял, что отец брал их ненадолго, а затем возвращал. Подобный инвентарь на киностудиях всегда на строгом учете. Но нам с братом все эти вещи доставили много радости.

Когда отец в редких случаях приносил домой со съемок оружие, мы с братом с удовольствием играли в войну. Все мальчишки в нашей округе в таких случаях сражались с немцами, японцами или индейцами. Мы не разбирались в истории и не понимали, почему они были нашими врагами. Просто так было принято, вот и все.

А потом однажды диктор телевидения сказал: «Мы прерываем свою программу, чтобы передать сообщение особой важности». В последующие годы всякий раз, когда такое случалось, я весь напрягался, как струна.

А тогда на экране возник хмурый и встревоженный Уолтер Кронкайт и сказал: «Мы получили срочное сообщение из Далласа, Техас. Судя по всему, это официальная информация. Президент Кеннеди умер сегодня в час дня по центральному времени США». Я помню, как Кронкайт снял очки. В этот момент он перестал быть бесстрастным журналистом. Эта маска исчезла, и он превратился в обычного человека, потрясенного неожиданным известием.

Помню, кто-то в комнате ахнул. Началась паника. Мама плакала, обхватив себя руками так, словно ей было зябко. Потом она села на телефон, напрочь забыв о нас с братом. Взрослые с нетерпением ждали дальнейших новостей. Пришел отец. Вид у него был мрачный. Соседи, проходя мимо нашего дома, останавливались – людям необходимо было успокоить себя и других словами о том, что все будет хорошо. Не знаю, насколько я тогда понимал, что происходит, но я чувствовал, что это что-то очень серьезное и неприятное. Потом у нас появился новый президент, Линдон Джонсон. Он очень смешно говорил. Мне никогда раньше не приходилось слышать такого сильного техасского акцента. И еще мне казалось, что у его жены очень странное имя.

Родители тогда выглядели очень подавленными. Мы, дети, впервые по-настоящему почувствовали, что в жизни есть страх, смерть и горе. Мы не знали, что нам делать, как себя вести. Кто-то из соседских детей сказал: «Мы больше не будем играть с оружием». И мы в самом деле перестали это делать, хотя оружие нам очень нравилось. Нам казалось, что этим демонстративным жестом мы можем как-то повлиять на происходящее в мире вокруг нас. Впрочем, это продолжалось недолго. Все понемногу успокоились, и жизнь вошла в нормальную колею. Правда, это была уже несколько другая, новая нормальная колея.

вернуться

2

Wall – стена, moon – луна (англ.). – Здесь и далее примеч. пер.

2
{"b":"584047","o":1}