Бричка ехала медленно, но равномерно. Прохожие, всадники и даже кареты, завидев столь дорогой экипаж, спешили раздаться в стороны, уступая дорогу. Даже гвардейцы-регулировщики в двуцветных янтарно-алых кирасах у перекрестков придерживали готовый двинуться в свою очередь поток, снедаемые холопским раболепием перед неясным статусом неизвестного им экипажа.
За долгие годы полевой службы Грызнов успел отвыкнуть от крупного города и последние несколько месяцев службы штабной все никак не мог освоиться снова. Раболепие, холуйство и лизоблюдство окружающих при виде просто дорогой вещи раздражало его, привыкшего к честной исполнительности войск флота, открытости полевых офицеров, временами даже доходящей до откровенной ненависти, но честной, не завязанной на вещи или чины.
Но, сколь не была непривычна ему обстановка, далеко не эти мысли сейчас занимали разум Настоятеля. На вверенном ему имуществе, во время полевых испытаний, прямо у него на глазах Погиб Офицер. Это было куда важнее. Это был нонсенс, пятно на карьере, удар по личному самолюбию. В чем же крылась причина? Он лично проверял дело каждого члена экипажа перед зачислением на объект такой важности, как экспериментальная крепость. Лично привлекал независимого эксперта для оценки состояния здоровья каждого, родственников, наследственных заболеваний. На крепость могли взойти только те, в чьем здоровье и силе духа он мог быть полностью уверен даже под настоящим, боевым сопротивлением противника, что же говорить об учебных ударах? Да, некротические атаки, обрушившиеся на 'Гнев Альвира' были необычайно сильны. Да, само это вызывало целый ряд подозрений и заставляло вспоминать о недругах в Комиссариате, имеющих доступ к программе учений. Но все это было бы важно, если бы Максим Чалый служил первые месяцы...
Впереди повисла в воздухе заякоренная громада Летного Комиссариата, тенью своей накрывая едва ли не двадцатую часть Ровиана - города-близнеца Халы по ту сторону неспешно несущей к далекому океану свои воды Исены. Именно туда лежал путь брички, именно оттуда пришло 'приглашение явиться для беседы' и ничего хорошего такое приглашение в себе таить не могло, если принимать во внимание недавние события. И именно поэтому Настоятель, а может уже и бывший Настоятель, не торопил кучера у ременного руля брички.
Учения были завершены - крепость испытана, учебный противник уничтожен, но все успехи начисто перечеркивала одна смерть. Странная, трагическая и глупая одновременно.
Горий Грызнов раскурил сигареллу, стараясь сладковатым дымом разогнать мрачные мысли, закрутил задумчиво в руках именной портсигар. Кони вступили на мост Батсиана - один из тридцати мостов, соединяющих между собой Халу и Ровиан, тряска, и без того небольшая, вовсе сошла на нет - мост был мощен огромными плитами, много большими, нежели таковые на дорогах Халы. Его возводили, кстати же, также при помощи некроконструкций - огромных строительных големов. Произведенных, естественно, в империи Осса и имперскими же ваятелями управляемых. Как странно - столько ненависти и прений накопилось с соседом именно на почве некромагии и стольким графства именно некромагии обязаны. Политика диктовала свои правила, часто игнорируя целесообразность того или иного решения. Центрический абсольверизм Осса против либеральной аристократии Халровиана.
За праздными размышлениями Настоятеля бричка вкатила под сень Комиссариата, заметно похолодало. Во многих переулках, невзирая на позднюю весну все также лежал заметенный сюда за зиму грязный от пыли снег, редко стаивавший даже к середине лета. Здесь располагались только административные здания, подсобные строения ведомств, тюрьмы, небогатые конторки - мало кто соглашался добровольно жить или нести службу в вечной тени летающей скалы. Где-то здесь же ютилась и диаспора ифов - белокожих жителей курганов, каннибалов и рабовладельцев, ненавидимая всеми, бесправная и оттого чудовищно жестокая на собственной земле. Да и коренные жители мало отличались от них внешне - болезненно-бледные, успевшие окончательно отвыкнуть от солнечного света над головой.
Попадались и старые дома, возведенные за годы до того как над городом был заякорен Комиссариат - некогда статные, украшенные лепниной и горельефами, но ныне поблекшие, утратившие былой лоск и привлекательность в вечных беспробудных сумерках. Комиссариат словно давил своей массой все живое и неживое, довлея над плотью и камнем, живые и радостные некогда районы превращая в бледные копии рубленых минималистичных кварталов Оссы.
В сам комиссариат вели множество подъемников, но для статусных гостей и служащих, к которым и принадлежал Настоятель, вход был один - Осевая Вежа - высоченная башня, соединенная с островом подвесным крытым мостом. Темный перст, на фоне светлого неба у края Комиссариата. Воздух вокруг него рябил и колыхался, рассекаемый вездесущими полупрозрачными сильфами. То здесь, то там можно было, напрягшись, рассмотреть фигурки Крылатой Гвардии - грифоны, огромные и злобные реликтовые птицы для небольших ростом всадников в легкой броне дрессировались также на острове. Горий и сам в детстве мечтал о такой службе, но был слишком велик - в Гвардию не брали людей выше метра сорока и тяжелее сорока же килограмм весом. Пусть грифоны велики, но для большинства из них вес более полусотни был уже непосильной ношей.
Посветлело - было раннее утро и солнце пока еще стояло на востоке, косые лучи его скользили по крышам и стенам, не достигая, все же, мостовых. Бричка запетляла по проулкам, возница решил срезать путь к Веже, его, как и большинство людей, гнела тень Комиссариата. Можно было бы начать беспокоится за свою безопасность среди низких серых кварталов, резаных кинжальными росчерками булыжных мостовых, но Настоятель прекрасно был осведомлен о том, что Теневой квартал - один из самых безопасных в обоих городах - близость военной цитадели давала о себе знать. До Осевой доехали в считанные минуты.
Горий, предъявив гвардейцам пропуск, зарегестрировался, вошел на территорию, оставив бричку ожидать.
Непосредственно к главному подъемнику вел длинный зал ожидания, больше напоминающий зал респектабельного отеля - глубокие диваны, напитки, предупредительная обслуга. Все дело было в том, что сам подъемник представлял собой целую вертикальную череду деревянно-металлических коробов, как и зал, комфортабельно обставленных и, хотя и способных вместить до нескольких десятков человек, но принимающих посетителей по три, четыре, реже пять. Подъем занимал до получаса и проходящие через Осевую Вежу были далеко не тех чинов и привычек, чтобы всю дорогу стоять, глядя в стены, как какая-то обслуга. Потому и ожидали очереди они неторопливо, со вкусом, потягивая дорогие вина и раскуривая входящие в моду кальяны. Торопишься - изволь пожаловать 'гражданским' подъемником - быстрее, но среди черни и обслуги. В толкучке, с запахом пота и всеми неприятными для статуса последствиями.
Горий не торопился. 'Приглашение' в Комиссариат в этом случае было далеко не из тех приятных встреч, которых ждешь, затаив дыхание. Прошелся по залу, с кем кивками, с кем за руку поздоровался с многочисленными знакомцами, угостился вином, сигареллами из далекой Сенешали, но разговоры не клеились. Даже имей Настоятель горячее желание пообщаться с кем-нибудь, слухи уже давно опередили его и знать не торопилась запятнать себя опасным общение с потенциально опальным офицером. Пару слов о погоде, легкие расшаркивания, вежливая смена собеседника. Почти час прошел в гнетущих размышлениях, прежде чем вежливый молодой человек в ливрее, возникнув словно из ниоткуда, дежурно извинился за вынужденное ожидание и вежливо пригласил проследовать к подъемнику. Не удивительно, но присоединиться к Грызнову никто не поспешил, вежливо же отложив свою очередь до следующего подъемника.
В долгом ожидании и чуть менее долгом подъеме были и свои преимущества. Визитеров и цели их визитов докладывались наверх сразу по проходу пропускного пункта и все потраченное время собой подменяло долгое ожидание в куда менее роскошно обставленных приемных многочисленных чиновников, управленцев и членов высшего офицерского состава. Сразу же по прибытии Гория должны были встретить и не дать заблудиться в сложных коридорах огромной глыбы Комиссариата.
