— Хорошо, — Гарри оторвался от подушки и спустил ноги с кровати. — Идите в Большой Зал, я вас догоню.

— А ты куда? — осторожно спросил Рон.

— К профессору Снейпу.

— Я пойду с тобой.

— Рон, — Гарри пристально посмотрел на друга, и сердце Рона захлестнула жалость — таким несчастным, маленьким, разбитым выглядел его самый дорогой человек. — Рон, я не пойду искать Малфоя. Я еще не совсем потерял гордость.

В кабинете на спиртовке в маленьком котелке доходило зелье. Сонное зелье — любимый рецепт Северуса Снейпа, единственное, что всегда помогало от бессонницы и дурных мыслей. Полбутылки сухого красного вина, стакан воды, ложка сахара, яблоко и лимон, и много пряностей. Глинтвейн.

Он чувствовал себя старой сводней. Юношеская склонность к вуайеризму с годами приобрела странную форму — подглядывать стало интересно не за людьми, а за чувствами. И по возможности слегка моделировать ситуации.

Это была та самая ситуация, в которую Снейп ни за что бы не поверил, если бы не видел собственными глазами, хотя он никогда не был "Фомой", и верил в Бога, и признавал, что "есть многое на свете, брат Горацио, что и не снилось нашим мудрецам".

Драко Малфой тащит на себе полумертвого Гарри Поттера.

В ту ночь Снейпу не спалось, настроение было ни к черту, и он поднялся на Астрономическую башню — развеяться и заодно слупить с десяток-другой баллов с какой-нибудь милующейся парочки.

Он стоял в конце коридора, у окна, скрытый портьерами и тенями, курил, ждал, созерцал пустой школьный двор, не думал ни о чем особенном — так, обычные мысли: что патента на Усиливающее Зелье он, скорее всего, опять не получит, что Сольвейг пыталась выпросить у него шкурку бумсланга, а он, естественно, не дал, и девочка обиделась, а шкурку из кладовой все равно кто-то стащил, что Малфой совсем зарвался и пора приструнить мальчишку (и не он ли заколдовал снитч?), что Поттер сгинул, а Господин не вызывал его — значит, доверие потеряно окончательно, и что есть ли вы вообще мысли, которые могут его тревожить?

А потом он увидел их — тоненькую светловолосую фигурку в черной робе и полосатом бело-зеленом слизеринском шарфе, которая волочила к замковому крыльцу вторую — неподвижную, в ало-золотой гриффиндорской квиддичной мантии.

Ему понадобилось минуты две, чтобы осознать, что он увидел и отойти от шока. Но, добравшись до больничного крыла, он обнаружил там только Поттера и даже на какой-то момент задумался, не задремал ли он стоя.

Поттер был при смерти — полежи он в снегу еще немного, он замерз бы насмерть раньше, чем истек кровью.

А потом весь оставшийся семестр Снейп наблюдал за ними. И хотя Малфой изо всех сил старался вести себя так, как будто ничего не случилось, Северус видел, что он в растерянности. Трудно оставаться врагом тому, кому спас жизнь, гораздо труднее, чем наоборот.

Он не смог бы ответить на вопрос, чего он ждал от этих странных отношений. Его тревожила дальнейшая жизнь юного Малфоя; больше всего на свете ему не хотелось, чтобы судьбу мальчика решили, не спросив его самого. Дружба с Гарри Поттером могла избавить Драко от этого рока. С другой стороны, Снейп физически не мог доверять человеку, носящему фамилию Поттер. Он знал, что так называемая дружба Поттеров делает с людьми. Этой судьбы для своего лучшего ученика Снейп тоже не хотел.

И все-таки он был рад — хотя об этом никто и не догадывался, — когда из всех шестикурсников Хогвартса к нему на курсовой проект записались именно Малфой и Поттер.

Теперь именно из-за этого Снейп и чувствовал себя старой сводней. И, конечно, извращенцем — потому что все привычки юности вернулись моментально, стоило ему увидеть присосавшихся друг к другу Малфоя и Поттера у себя под дверью.

Черт, они были так красивы!.. Как сказала бы Сольвейг, глядя на них, получаешь исключительно эстетическое удовольствие.

Варево в котелке начало пузыриться по краям, и Снейп загасил спиртовку. В этот момент в дверь кабинета постучали, и почти тут же в приоткрытую дверь показалось личико Сольвейг. Она внимательно, сложив губы в не выражающую ничего полуулыбку, посмотрела на Снейпа. Так она инспектировала на глаз его душевное состояние — раздражен ли он или настроен благодушно, и можно требовать поцелуев в нос и приставать с глупостями.

— Входи, раз пришла, — усмехнувшись, сказал Снейп. Улыбка Сольвейг тут же стала радостной, и она скользнула внутрь.

— Ты не хочешь чаю?

— Пью глинтвейн, — он продемонстрировал кружку. — Будешь?

— Буду, — согласилась она.

Десять минут они в полном молчании тянули глинтвейн. Потом, допив свой, Северус встал, вылил оставшиеся полбутылки в котелок, добавил воды, быстро размешал сахар, нарезал яблоко и лимон, положил корицу, молотый мускатный орех, имбирь и гвоздику, и поставил котелок на огонь. Сольвейг наблюдала за его действиями с выражениям полного одобрения на лице.

— Ты мне ничего не хочешь рассказать? — спросил профессор зельеделия, покончив с "сонным зельем".

Сольвейг задумалась.

— О чем?

— О Малфое и Поттере.

Девочка потянула себя за нос и робко поинтересовалась:

— А что не так?

— Ты вообще обращаешь внимание на то, что происходит вокруг тебя? — завел было Снейп, но лицо Сольвейг моментально тоскливо вытянулось, и он оборвал себя в самом начале очередной воспитательной филиппики.

— Поттер не появляется на моих занятиях уже неделю, и на факультативах тоже.

— Он нигде не появляется, — буркнула Сольвейг.

— И в чем же дело?

— Дело в том, что твой бесценный Малфой — трус, предатель и лжец!

Сольвейг явно планировала долго говорить в этом духе, но ей не дал стук в дверь. Крайне недовольная, девочка пошла открывать.

— О… привет… — она посторонилась, пропуская кого-то в кабинет, и Снейп увидел, что это Поттер.

Даже когда ему доводилось видеть Поттера на больничной койке, умирающим, Снейп не испытывал жалости к сыну своего недруга. Настоящей жалости, от которой разрывается сердце и хочется немедленно сделать что-то, чтобы живое существо перестало страдать. Сейчас же гордость Гриффиндора выглядела так, что невозможно было представить, как можно ненавидеть это несчастное создание. Поттер производил впечатление человека, который не вполне понимает, где он находится и зачем вообще сюда пришел; он был худ, бледен, растрепан; дикий взгляд потемневших, с красными белками глаз еще больше подчеркивали обрамлявшие их огромные черные круги. Еще Снейп обратил внимание на его руки — и внутренне содрогнулся. Ногти Гарри были сгрызены почти под корень, кожа вокруг них обкусана до мяса. Нет. Как бы Снейп не старался, он не мог припомнить, чтобы ему доводилось видеть подобное выражение лица у Джеймса Поттера.

— Присаживайтесь, мистер Поттер, — произнес Снейп, моментально раздражаясь от той мягкости, что прозвучала в его голосе. Гарри покорно сел.

— Вина выпьешь? — тихо спросила Сольвейг.

— Да, спасибо, — голос Мальчика-Который-Выжил прозвучал надтреснуто. Сольвейг, не обращая внимания на суровый взгляд Снейпа, налила глинтвейн в чашку и подала Гарри. Тот глотнул и закашлялся.

— Простите.

— Пожалуйста. Что вас привело ко мне, мистер Поттер?

— Профессор, — Гарри смотрел в свою чашку, — я хотел попросить у вас прощения за пропущенные занятия.

Не могли бы вы не снимать баллы с факультета, а просто назначить мне взыскание?

— Вы пришли попросить у меня взыскание? — приподнял брови Снейп. Гарри качнул головой.

— Я еще хотел попросить назначить мне отдельное время для факультативных занятий.

Сольвейг шумно вздохнула и залпом допила свой глинтвейн.

— Могу предложить вам только воскресный вечер, — сухо сказал Снейп. — Больше у меня свободного времени нет.

— Спасибо, — Гарри кивнул. — Во сколько мне приходить?

— В понедельник! — рявкнул Снейп. — После ужина. Теперь можете идти.