Малфой дернулся и зашипел, как разозленная змея:

— И ты не нашел ничего лучшего, чем отдать его мне здесь?

— Надо полагать, я должен был подойти и вручить его тебе во время завтрака, чтобы ты имел удовольствие объяснять своим друзьям, откуда он у меня взялся? — Гарри изо всех сил старался казался спокойным, меж тем как поведение Малфоя резало его без ножа.

Почему? Разве он ожидал чего-то другого?

— Я должен сказать тебе спасибо за твою деликатность? А что бы ты стал объяснять твоим друзьям? Или ты им уже все объяснил сам?

— Я не болтун! — гневно ответил Гарри. Лицо Малфоя перекосило так, словно у него схватило живот.

— Вот что, Поттер. Насчет этой ночи… Мы выпили лишнего и занимались сексом. Бывает. И это был хороший секс, не спорю… спасибо мне, — он ухмыльнулся, но ухмылка почти тут же сменилась той же болезненной гримасой. — Но это был всего лишь секс! И ничего больше!

— Конечно, — Гарри отступил на шаг. У него вдруг отчего-то очень сильно заболело где-то внутри — то ли в груди, то ли в солнечном сплетении. — Тебе кажется, я должен думать иначе?

— Нет! — резко ответил Драко. — Всего лишь секс. Никто не должен об этом знать, и это никогда не должно повториться!

— Да, — ответил Гарри.

— Отлично! — Малфой развернулся, чтобы уйти.

— Отлично, — эхом отозвался Гарри. И Малфой пошел прочь, сжимая в руке свой ремень.

Гарри остался стоять под лестницей. В груди немилосердно жгло. Он вдруг понял, похолодев от ужаса и отвращения к самому себе, чего ему хочется сейчас больше всего — догнать Малфоя, обнять его, разреветься у него на плече, просить остаться… Просто тебе хочется еще одной такой же ночи, безжалостно сказал он тому слабому существу, что жаждало умолять Малфоя сжалиться над ним. Просто ты хочешь еще такого же секса. И ничего больше! Чего ты ждал от Малфоя? Ты же сам сказал Шеймусу — всего лишь секс.

И ничего больше.

…Этим утром, когда Драко проснулся, его голова лежала на груди Гарри, его рука обнимала Гарри за талию, а рука Поттера покоилась на его плече. Это было самое лучшее пробуждение за всю сознательную жизнь Драко. Ему было как никогда уютно, удобно, тепло — не только физически, но и душевно. Наверное, подумал он спросонья, такое ощущение бывает, когда возвращаешься в любимый дом.

Это чувство напугало Драко, потому что он не имел ни малейшего права так чувствовать. Он собирался всего лишь трахнуть Поттера, потому что хотел его безумно, потому что его возбуждало любое, даже самое незначительное движение Гарри, даже то, как развевалась его роба при ходьбе или как ветер шевелил прядки его растрепанных волос.

Он не должен был засыпать рядом с Поттером, он должен был отыметь его и уйти… а еще лучше, отыметь, возбудить и уйти… неужели на него так подействовало то, что кричал Поттер вчера… как будто это могло иметь значение… как будто для Поттера все произошедшее значило больше, чем для него…

Он ушел. Он даже не забрал свой любимый ремень, потому что тот лежал слишком близко к Поттеру, и Драко побоялся его разбудить. Если бы Гарри проснулся, Драко точно не смог бы уйти.

Его одноклассники являли собой живое пояснение загадочному слову "плющит". Их похмельные, помятые, побитые лица весьма насмешили бы Драко, если б он вообще обратил на них внимание.

Им, правда, хватило энергии, чтобы наброситься на него с вопросами, куда это он исчез вчера вечером.

Драко, кажется, сумел убедить их, что он просто очень устал и пошел спать, но тут Паркер подняла мутные глаза — она выглядела ужасно плохо, хуже всех остальных — и проворчала:

— Да трахался он где-то с кем-то!..

— Что? — воскликнула Блэйз. — С чего ты взяла?

— Приглядись к его довольной физиономии. Тут дважды думать не надо.

— Довольной физиономии? — возмутился Драко. — Что ты несешь?!

Сольвейг пожала плечами.

— Проше простого догадаться по выражению лица, что у человека был хороший секс. Уж ты-то должен знать основные признаки.

— И что же это за признаки? — спросил Драко, стараясь придать голосу наибольший сарказм, на какой он только был способен.

— Это необъяснимо, — пробурчала Сольвейг, уронив голову на руки. — И отвяжись от меня.

Естественно, все тут же принялись гадать, кого же, по отвратительному выражению Лестранга, "оприходовал" Драко. Этот же Лестранг — он все больше и больше напоминал Драко крысу-переростка — заметил как бы вскользь, что вчера Драко исчез одновременно с Поттером.

— И что? — надменно осведомился Малфой. — Хочешь сказать, что я с ним трахался?

— Разве это невозможно? — елейным голосом спросил Лестранг. — Поттер хорошенький…

— Ну, ты у нас спец по мальчикам, верно? — усмехнулся Драко, чувствуя острое желание придушить Лестранга. — Но даже если это и был Поттер, что это должно значить?

— Вопрос в том, значит ли это что-то для тебя?

— Даже если и значит, думаешь, я тебе скажу?

— Не обязательно говорить вслух, чтобы ответить на вопрос.

— Ты слишком умен для меня, Лестранг, — с издевкой произнес Драко. — Я не успеваю за твоей мыслью.

Но он, естественно, прекрасно понял, о чем говорил Лестранг. И это добавляло поводов для беспокойства.

Поттер не должен стать для Драко чем-то большим, чем просто кем-то, с кем он однажды по пьяни переспал, иначе у Драко будет слишком много проблем.

Но главная проблема состояла в том, что Поттер всегда был чем-то большим.

Он сказал Поттеру, что это был всего лишь секс, и сказал правду, потому что такой должна была быть правда. Что с того, что он увидел в глазах Поттера (Господи, о чем Ты думал, когда наделял его такими глазами?!) мгновенный всплеск боли? Это должно было его радовать, разве нет? Он тем и занимался в течение пяти лет, что пытался всеми возможными способами добраться до кишок Поттера.

Но что он мог сделать с проклятой мыслью, что экстаз в этих изумрудных глазах ему видеть приятнее, чем боль?

Уроки у профессора Биннза были скучными до невозможности, и никто не сомневался, что они были бы не менее — а то и более — скучными и в том случае, если бы профессор этот был жив. Но у Истории Магии были свои преимущества — поскольку Биннза мало интересовало, слушает ли его кто-нибудь вообще, не говоря уж о записывании лекций, на его занятиях можно было заниматься чем угодно.

Например, сейчас весь класс шелестел страницами свежей "Хогвартс-сплетни", экземпляры которой передавала по рядам Парвати Патил — агент Колина Криви среди шестикурсников.

— Паркинсон! — зашипела Парвати в сторону слизеринской половины аудитории. — Держи!