- Всё, побрила, - заявила медичка. - Ложитесь в ванну, на спину. Так, чтобы гной и кровь из раны стекали туда. Всё это будет хлестать фонтаном. Я разделась не для того, чтобы порадовать горца видом обнажённого тела, а чтобы не заляпать халат всякой дрянью.

Толком рассмотреть это обнажённое тело помешала Лона - повернула мою голову к себе. Я не протестовал - она мне нравилась куда больше медички. Я даже почувствовал, что начал реагировать по-мужски, если вы понимаете, о чём я. Медичка это заметила и с невообразимым презрением изрекла, что горцы постоянно думают о сексе с человеческими женщинами, даже когда это совершенно неуместно

Тут как раз пришёл лекарь, полноватый мужчина лет сорока с бритым лицом и густой чёрной шевелюрой, и начал препираться с Лоной, надо ли убирать куда-то Дваша или можно оперировать при нём. Я хотел рявкнуть, чтобы они оставили собаку в покое, но вместо этого невнятно промямлил. Лекарь согласился, хоть и остался недовольным.

Потом все, кроме Дваша, надели каучуковые носки, перчатки и платки, закрывающие всю голову, кроме глаз. Лекарь сказал, это для того, чтобы не натрусить в рану всякой гадости изо рта, из носа, с волос или из-под ногтей. Я боялся, что под каучуком будет тяжело дышать, но нет, дышалось свободно, а как оно так получается, меня не интересовало. Пёс улёгся в углу и с любопытством смотрел на нас. А для меня начался кошмар. Вкололи обезболивающее, но оно не помогало. Я терпел молча, стараясь не показывать Лоне, как мне хреново. По моей просьбе медики говорили между собой на торговом, и я сквозь звон в ушах и дурман обезболивающего только и слышал фразы наподобие "Мы стали ветеринарами", "Надо же, сколько гноя", "О, а это что за дерьмо у горца в ране?" или "Держись, горец, сейчас будет по-настоящему больно". Насчёт "по-настоящему больно" они не врали.

То, что со мной делали дальше, я помню кусочками, отрывочно. Странно, операция вроде несложная, почему же штатский хирург причиняет мне боль куда сильнее, чем военные лекари, которых все считают скорее коновалами, чем медиками? Выходит, не так и плохи наши полковые коновалы, как считают бойцы. Или этот хирург хуже среднего коновала? Или он получает удовольствие, причиняя горцу боль? Но другого коновала поблизости нет, так что приходится терпеть, стойко перенося удары судьбы. Сейчас судьба ударила меня медиками Камарга.

- Ему же больно, - со слезой в голосе сказала Лона. - Почему вы не дадите ему наркоз?

- Одну дозу горец уже получил, - отмахнулся от неё лекарь. - Давать ещё - опасно. Видел я, как один горец выпил полстакана вина, и по пьяни чуть не зарезал шлюху. Хорошо, я там рядом оказался, а то б она померла на месте. Хотя шлюхи - такие создания, что ничем не лучше горцев. В общем, горцы на медикаменты реагируют не так, как люди. А этот, судя по всему, даже и не горец, а полукровка, с ними вообще всё непонятно.

В самом конце лекарь сказал Лоне, что та штука, что извлекли из раны, даже руку не пробила, так что если бы пациент был не горцем, а человеком, то надел бы кольчугу и отделался небольшой ссадиной. Но тупые горцы доспехов не носят, боятся потерять в подвижности, вот и попадают к нему в пациенты, хоть ему такие пациенты и противны.

Следующее, что я помню - медичка бинтует мне рану, заплаканная Лона смотрит с жалостью, а лекарь и Дваш куда-то исчезли. Я понимал, что вряд ли пёс сожрал мерзавца и где-то переваривает ужин, но всё же надеялся. Медичка сказала, что рану не зашили, потому что она гнойная, и принялась объяснять, почему гнойные раны не зашивают. Знания по хирургии не бывают лишними людям моей профессии, но я всё равно её не слушал.

- Я есть имеющий возможность пополнить свою аптечку, что есть опустевшая, так ли это? - прервал я нудную лекцию.

Оказалось, аптечку пополнить легко - в отеле есть лавка снадобий, и там продаются все медикаменты, что используются миротворцами. Впрочем, медичка ввернула, что она не знает, может, горцам нужны не те снадобья, что людям, и после этого ушла, пообещав, что утром зайдёт сменить повязку.

Лона помогла мне добраться до постели. По пути я чуть не наступил на Дваша, развалившегося посреди номера. Он вовремя зарычал, я ведь его не видел, уже начало смеркаться, а ни свечи, ни факелы не горели тут нигде, кроме бани, которую только что использовали как операционную. Я рухнул на кровать, Лона меня укрыла, сходила погасить факелы в бане и уже собралась лечь рядом, но тут в дверь постучали. Она обвязалась простынёй и пошла открывать вместе с собакой. Дваш чувствовал, когда он нужен, но не всегда понимал, когда мешает. А может, плевать ему было на это.

Оказалось, пришёл коридорный, просто поинтересоваться, будем ли мы ужинать, и если да, то чего хотим на ужин. Меня, как всегда после обезболивающего, тошнило, но Лона смотрела на меня умоляющим взглядом, и я не смог ей отказать. Тут ещё и Дваш тявкнул, дав понять, что тоже не против перекусить. Блюда Лона выбрала сама. Коридорный всё записал и убежал. Удивительно, как он писал в темноте, ведь свет шёл только из коридора.

Пока Лона зажигала свечи, явились портные. У меня не было сил даже разговаривать с ними, пришлось ей. Услышав, что нужно пришить рукава к двум курткам и рубашке, портные в один голос принялись уговаривать купить у них или сшить новую одежду, ведь в деньгах мы не стеснены, но я собрался с силами и процедил сквозь зубы, чтобы они делали то, что мы заказываем, а не то, что выгоднее продать. Портные поутихли и принялись за работу. Нет, не шить. Им нужно было определить тип и расцветку ткани, размеры рукавов и всё такое прочее. Но Лона порылась в мусоре и нашла там наши рукава, мятые, грязные и окровавленные. Поблагодарив, портные удалились, пообещав вернуться утром.

За ужином я съел кусочек мяса, запив его ледяным яблочным соком, пока пил, Лона держала мне голову приподнятой. Что ели остальные, я не видел, но запах их еды неприятным не был, и на том спасибо. Потом коридорный унёс посуду, а взамен притащил большой ящик с песком и деревянным столбиком. Дваш сразу понял, для чего предназначен этот уголок дикой природы, и немедленно им воспользовался. Лона вызвала коридорного, он утащил этот ящик и принёс другой.

Я хотел спать, но жизнь кипела. Лоне зачем-то понадобились сандалии на каблуках, и она полезла за ними в вещмешок. Обувшись, она надела чёрное платье, что издали выглядело скромным, а вблизи - прозрачным. Оказалось, портные нам всё же смогли что-то продать. Спросил, зачем она это купила, и получил ответ, что несчастной принцессе отец запрещал такое носить, а очень хотелось. Покрутившись передо мной в новом наряде, она разделась, погасила свечи и залезла под одеяло справа от меня.

- Дарен, у нас сегодня, между прочим, помолвка, - сказала она. - Ты впервые назвал меня невестой. А мы уже вторую ночь...

- Я есть раненый, - напомнил я.

- А я читала, что когда воин-викинг смертельно ранен, его перед смертью ублажает валькирия. Это сверхъестественная женщина. То есть, даже тяжелораненый викинг способен на это самое.

- Я не есть викинг, а ты есть хреновая валькирия.

- Дурак, - обиделась она и повернулась спиной.

Я тут же пожалел о вырвавшихся злых словах. Да, с ненасытностью она немного переборщила. Но вот она лежит, и мне рядом с ней уютно и приятно. Я хочу, чтобы она и дальше была рядом, и плевать, что об этом думают принц Карстен и его венценосный дед. А раз так, нужно извиниться. Лучше всего был бы, конечно, акт любви, но мечтать о невозможном глупо. Я лизнул ей плечико, она аж подпрыгнула на кровати и повернулась ко мне.

- Я есть просящий прощения у прекрасной Лоны, - произнёс я.

- Значит, я - не хреновая валькирия?

- Ты не есть хреновая. Когда ты есть целующая меня перед боем, я есть не получающий ранений.