– Взять в новую жизнь? И когда же эта жизнь начинается?

– Еще сама точно не знаю.

Она провела языком по нижней губе, чтобы та заблестела.

Джон начал одеваться.

– Интересно, что Джеймс держал это в секрете от родных. Большинство мужчин уже давно бы признались. Половина аристократических семейств Англии признала потомков, родившихся в результате внебрачных связей. А Тренчарды чем хуже?

– Ему не хватает смелости, – покачала головой Сьюзен. – Он, вероятно, думает, что, утаив свою связь, он щадит чувства жены или Оливера, который, будь уверен, воспримет эту новость без особой радости. Но на самом деле все не так. Джеймс Тренчард опасается за свое положение в обществе.

– А у него и нет никакого положения в обществе! – рассмеялся Джон.

– Но он-то думает, что есть. Или, по крайней мере, надеется на это.

Теперь она тоже смеялась. Но вдруг посерьезнела.

– Погоди. Если Поуп – внебрачный сын Тренчарда, то почему тогда с ним так носится леди Брокенхёрст? Ты же не забыл, как графиня тогда водила его по всем гостиным.

– Прекрасно помню, – кивнул Джон. Он застегнул рубашку и, глянув на себя в зеркало, пригладил волосы. – Слушай, а сколько ей было лет, когда родился Чарльз? Сорок один?

Сьюзен, недоумевая, уставилась на любовника. На что это он намекает?

– Не говори ерунду, – покачала она головой.

– Почему они вдруг оказались на званом вечере в ее доме? С какой стати леди Брокенхёрст вдруг приглашать Тренчардов? Это ведь люди совершенно иного круга. Так что все сходится.

– Даже слушать не желаю подобную чушь!

Сьюзен вылезла из постели и пошла собирать свое белье, разбросанное по полу.

Но Джон уже начал обдумывать эту идею, и она нравилась ему все больше.

– А почему это так уж невозможно? Это бы все объясняло. В том числе почему твой свекор соблюдает такую секретность.

Сьюзен подошла к любовнику, чтобы тот помог ей справиться с корсетом, и терпеливо стояла, пока он застегивал крючки. Она попыталась вразумить Белласиса:

– Двадцать пять, вернее, двадцать шесть лет тому назад графиня Брокенхёрст, должно быть, была одной из самых роскошных женщин в Англии: дочь герцога, сестра герцогини, дама в расцвете сил и на вершине общества. Джеймс Тренчард, напротив, служил интендантом в армии герцога Веллингтона в Брюсселе. Интендантом! Толстый, приземистый мужчина с лицом мясника, человек плебейского происхождения, да к тому же в те дни у него еще не было приличных денег. Во всяком случае, его тогдашнее состояние было несравнимо с богатствами, которые он обрел позднее. Да с его внешностью, чтобы затащить в постель леди Брокенхёрст, он должен был быть как минимум царем России.

Джона эти рассуждения не убедили.

– Но, держу пари, он даже тогда был пробивным, стремился воспользоваться любой возможностью, которая перед ним открывалась, стремился завоевать положение в обществе. Поэтому неудивительно, что его привлекла моя дражайшая тетушка.

Сьюзен уже надела платье и повернулась к любовнику спиной, чтобы он застегнул ей пуговицы.

– Нельзя так, Джон. Опасно говорить такие слова.

– Возможно, и опасно. Но это не значит, что они неверны. Ладно, может, у тебя есть более убедительное объяснение? Ты можешь предложить иную гипотезу, в которую вписывались бы все обстоятельства, вплоть до последней мелочи?

Сьюзен молча смотрела, как Джон натягивает ботинки. Выпрямившись, он взял плащ. Можно было идти.

Анна сидела за завтраком и ела яичницу-болтунью. Они с Джеймсом полночи не ложились, пытаясь понять, что будут делать, когда леди Брокенхёрст признает Чарльза. Но в конце концов Анна была вынуждена согласиться с тем, что муж прав. Они потеряют Чарльза в ту самую секунду, когда графиня введет его в свою семью. Если они хотят защитить память Софии, то не смогут объяснить внуку, кто они такие и как с ним связаны. Придется довольствоваться тем, что Джеймс вложил деньги в дело Чарльза и стал его благодетелем. Через это и надо поддерживать отношения. Хотя вести себя даже в этом случае придется осторожно, чтобы никто не заподозрил правды.

– Еще один тост, мадам? – наклонился к Анне Тёртон.

– Я больше не хочу, благодарю вас, но, может быть, для миссис Оливер.

Дворецкий кивнул и ушел распорядиться. Тёртон разделял мнение Джеймса, что для замужней женщины несколько эксцентрично спускаться вниз ради завтрака. И Джеймс, и Тёртон предпочли бы, чтобы обе дамы завтракали у себя в спальне, как все остальные женщины их круга, но Анне эта традиция казалась признаком изнеженности, и она наотрез отказывалась ей следовать. Джеймс давно уже понял, что переубедить супругу не удастся. Сегодня она сидела, гоняя вилкой по тарелке куски яичницы, не в силах ничего проглотить. То, что должно было произойти, казалось Анне мучительно несправедливым, но, с другой стороны, не сама ли она навлекла на себя эту беду? Разве они с Джеймсом не отдали ребенка на воспитание, желая сохранить все в тайне? А кто пошел и все рассказал леди Брокенхёрст? Опять же, она сама! Анна вновь спросила себя, как спрашивала уже бессчетное количество раз: можно ли было сделать что-то еще, чтобы спасти Софию? Почему ее славная девочка умерла? А если бы они остались в Лондоне, а не положились на сельского врача? Она не знала, на кого гневаться: на Бога или на себя.

Анна была настолько поглощена этими невеселыми размышлениями, что едва заметила, как в столовую вошла Сьюзен.

– Доброе утро, мама!

Анна подняла голову и кивнула:

– Доброе утро, моя дорогая!

На невестке было очаровательное домашнее платье серого цвета. Спир, должно быть, добрых полчаса трудилась над волосами госпожи, подколов их сзади и оставив у лица два тугих локона, красиво контрастирующих с прямым пробором.

– У тебя очень хорошо лежат волосы.

– Благодарю, – ответила Сьюзен. Она немного постояла у огня, на котором подогревались блюда, потом повернулась и пошла на свое место за столом. – Тёртон, – сказала она, когда дворецкий вновь появился в столовой, – мне, пожалуйста, только тост и чашку кофе.

– Тост уже готовится, мэм.

– Спасибо. – Она глянула на свекровь, широко улыбнувшись.

Анна улыбнулась ей в ответ:

– Много дел запланировано на сегодня?

– Очень, – кивнула Сьюзен. – Сперва магазины, потом примерка и обед с приятельницей.

Тон ее был таким же радостным, как и улыбка, хотя на самом деле молодой женщине было не слишком весело. Скорее уж, наоборот. Но Сьюзен была хорошей актрисой и знала, что пока она не примет определенного решения, нельзя ни единым движением выдать, что ее тревожит.

– А где Оливер?

– Катается верхом. Хотел опробовать свою новую лошадь. Уехал еще на рассвете, так что груму пришлось нелегко. Оливер решил похвастаться ею в парке, – прибавила Сьюзен и кивнула Тёртону, который принес тарелку с горячими тостами. – Спасибо. – Затем отломила кусочек, но есть не стала, а лишь молча вертела поджаренный хлеб в руках.

Анна пристально следила за невесткой.

– Тебя что-то гнетет, моя дорогая. Я могу чем-нибудь помочь?

– Вряд ли, – игриво тряхнула головой Сьюзен. – Не думаю. Ничего такого. Просто перебираю в уме, что надо сегодня сделать. И портниха меня тревожит. На прошлой примерке юбка совсем плохо сидела, молюсь, чтобы на этот раз все было сделано как следует.

– Ну, если тебя беспокоит только это, тогда и впрямь ничего особенного, – улыбнулась свекровь.

И все же что-то определенно происходило. Когда она внимательно посмотрела на невестку, ей вдруг показалось, что очертания подбородка у Сьюзен стали мягче, а скулы выступают не так резко, как раньше.

«Может, набирает вес, – подумала Анна. – Тогда понятно, почему она не ест». Анна решила ничего не говорить. Что может быть досаднее для молодой женщины, чем услышать, что она растолстела.

Сьюзен подняла взгляд, словно почувствовав, что свекровь ее изучает. Но прежде чем она успела что-либо сказать, вернулся Тёртон с письмом на маленьком серебряном подносе.