Чарльз вглядывался в ее чистые синие глаза, восхищался нежностью ее губ и изгибом волевого подбородка. Никогда еще ему не встречалась столь очаровательная девушка.

– Вы уже знаете, с каким именно регионом Индии будете вести дела? – продолжила Мария, заметив взгляд юноши, но еще не решив, как его воспринимать.

– Пока нет. Думаю, с севером…

– Ага! – Воодушевление окрасило девушке щеки, и Джеймс подумал, что в жизни не видел никого красивее. – Тогда на вашем месте я бы обязательно посетила Тадж-Махал в Агре, – сказала она, тихонько вздохнув. – Его называют самым прекрасным из когда-либо построенных памятников любви. Падишах Империи Великих Моголов был так сражен горем после смерти своей возлюбленной жены, что приказал выстроить мавзолей. Боюсь, жен у него было несколько, что мы, разумеется, решительно осуждаем. – Мария рассмеялась, и Чарльз вместе с ней. – Но она была любимой женой. Как утверждают, мрамор мавзолея меняет цвет: от ярко-розового утром до молочно-белого вечером и золотого, когда он освещен луной. Легенда гласит, что оттенок отражает настроение женщины, которая видит этот храм.

Чарльз Поуп был покорен. Эта манера двигаться и говорить, незаурядный ум, то, как пленительно она не осознавала собственной красоты.

– А мужчины, которые видят мавзолей? – спросил Чарльз. – Что происходит с ними?

– Потеряв ту самую женщину, они вдруг понимают, что найти ей замену гораздо сложнее, чем им казалось.

Они все еще смеялись, когда послышался голос:

– Мария?

– Да, мама, – обернулась девушка.

В дверях вырисовывался силуэт леди Темплмор.

– Нас зовут ужинать, – сказала она, смерив Чарльза взглядом с головы до ног. Было очевидно, что молодой человек не снискал ее одобрения. – Пора найти Джона. Я за весь вечер не перекинулась с ним и парой слов.

И мать с дочерью тут же удалились. Чарльз неподвижно стоял, зачарованно глядя туда, где сидела Мария, и очнулся лишь с появлением леди Брокенхёрст, которая, отыскав юношу на балконе, настойчиво позвала его с собой: только что начали подавать ужин.

Гости столпились в обеденном зале, где уже накрыли льняными скатертями круглые столики, поставили на них серебряные канделябры, тарелки ручной росписи и хрустальные графины. Чарльз никогда не видел такой роскоши. Он знал, что в высшем обществе жизнь устроена на широкую ногу, и слышал, что леди Брокенхёрст славится своими приемами, но подобного размаха увидеть не ожидал.

– Мистер Поуп, – сказала она, указывая на место рядом с собой, – вы сядете здесь.

За столом оставалось всего четыре свободных стула. Чарльз лихорадочно озирался. Может быть, хозяйка все-таки пригласит на это почетное место кого-нибудь другого? Он почувствовал, что краснеет. Графиня постучала по сиденью сложенным веером и улыбнулась, подняв глаза на Поупа. Тому ничего не оставалось, как принять приглашение. Гости приходили и уходили, а лакеи сновали по залу, и вскоре Чарльз уже принялся за тарелку охлажденного супа. Вслед за тем появились холодный мусс из лосося, куропатка, закуска из оленины, ананасы, мороженое и, наконец, засахаренные фрукты. Угощение подавалось на новый манер, «à la Russe»[20], когда лакеи подносят очередное блюдо и встают слева от гостя, чтобы тот мог взять, что ему хочется. И все это время леди Брокенхёрст была исключительно мила, упорно вовлекала Чарльза в разговор и даже однажды остановила проходившего мимо мужа, чтобы тот выслушал, как Поуп рассказывает о своих планах.

– Что это задумала моя невестка? – сокрушался Стивен Белласис, обращаясь к сыну, который сидел по другую руку от Анны Тренчард. Из-за этого Анна оказалась втянута в разговор, хотя не имела ни малейшего желания поддерживать беседу. – Почему она так суетится вокруг этого ничем не примечательного юнца?

– Не понимаю, – покачал головой Джон.

– В этом зале по крайней мере три герцога, но когда они посмотрели на место по правую руку от нашей дражайшей хозяйки, то увидели, что оно занято каким-то… А кстати, кем? Кто он вообще такой? – рассуждая вслух, Стивен не забывал сражаться со слишком жесткой куропаткой.

– Думаю, миссис Тренчард знает ответ. – Джон повернулся к соседке. – Миссис Тренчард, этот юноша ведь работает у вашего мужа?

Анна немало удивилась: до сего момента мистер Белласис даже намеком не выдал, что знает, кто она такая.

– Нет, этот молодой человек не работает у моего мужа, – покачала головой миссис Тренчард. – Он работает сам на себя. Они просто знакомы. Может быть, у них есть некие общие интересы. Не более того.

– Значит, вы не можете объяснить воодушевления леди Брокенхёрст?

– Боюсь, что нет.

Анна бросила взгляд на столик, где сидела хозяйка дома. Каролина вела рискованную игру. Даже Джон Белласис заметил, какое внимание она уделяет внуку, и Анна начинала тревожиться. Известна ли правда лорду Брокенхёрсту? Если нет, то наверняка в ближайшее время он обо всем узнает, раз уж его жена решила вести себя столь несдержанно. Сколько времени пройдет до того, как их семейная тайна станет всеобщим достоянием? Как скоро репутация Софии будет порвана в клочья и все, ради чего они не жалели сил, руинами ляжет к их ногам? Анна встретилась взглядом с мужем. Джеймс сидел напротив нее, а справа и слева от него – Оливер и эта нудная Грейс. Джеймс поймал взгляд жены и кивнул, давая понять, что видит, как опасно все складывается.

– Полагаю, ваша тетушка интересуется одним из предприятий мистера Поупа, – наконец предположила Анна, оставив свою куропатку и пожалев, что не взяла еще лососевого мусса. Тот, по крайней мере, был мягкий, так что его легко было проглотить. Как оказалось, она едва смогла заставить себя что-нибудь съесть.

– Я веду дела с местным мясником, – возмущенно произнес Джон. – Но я же не приглашаю его за обеденный стол.

– Мне кажется, мистер Поуп не то же самое, что соседский мясник, – как можно дипломатичнее ответила Анна.

– Вот как? – спросил Белласис-младший, глядя через весь зал на Сьюзен и улыбаясь.

Она была вне себя от злости, что ей не достался последний стул за столом Джона, и пыталась довольствоваться обществом нескольких политиков, которые ее игнорировали. Но теперь, после того как Джон послал ей улыбку, Сьюзен была готова запеть от радости.

Было уже пора собираться, когда Анне удалось наконец перемолвиться с хозяйкой. Да и то пришлось буквально поймать ее на площадке главной лестницы и увести в обрамленную колоннами оконную нишу.

– Что вы делаете? – прошептала Анна.

– Знакомлюсь поближе с внуком, которого вы четверть века от меня скрывали.

– Но зачем же делать это так публично? Разве вы не видите, что половина зала спрашивает, кто такой этот странный молодой человек?

– Конечно вижу, – холодно улыбнулась графиня. – Мне, в отличие от вас, беспокоиться не о чем.

И тут Анна поняла, в какую западню угодила. Леди Брокенхёрст пообещала, что происхождение Чарльза останется в секрете, и долг чести велел ей держать слово, но ничто не мешало графине позволить остальным догадываться об истине. Перед смертью ее сын завел в Брюсселе интрижку. Что в этом предосудительного в глазах общества? Ровным счетом ничего. Всего лишь позволил себе легкое увлечение до свадьбы. В этих переполненных залах, вероятно, мало найдется мужчин, не отметившихся аналогичным поступком. Пусть сегодня незаконнорожденный отпрыск джентльмена и не так легко принимается обществом, как столетие назад, но в любом случае это не преступление. А если кто-то позволит себе высказать догадку, то не рассчитывает же миссис Тренчард, что леди Брокенхёрст станет лгать, покрывая ее? Пусть леди Брокенхёрст и не собирается ничего рассказывать по собственной воле, но едва ли от нее можно требовать, чтобы она все отрицала.

– Вы хотите, чтобы люди сами обо всем догадались, – сказала Анна, у которой внезапно пелена спала с глаз. – Вы хотите, чтобы они догадались и чтобы мы это видели.