— Я был не в себе, когда сделал это.

— Плевать! Ты поклялся! Иди и целуй!

Он подобрался к притихшим девочкам боком, как будто они были готовы накинуться на него. Поднял на вытянутых руках Пирру, выглядевшую как взъерошенный ангел. И уставился на нее. Они смотрели друг на друга несколько минут, одинаково хмуря брови.

Как только Альдо выпустил из рук Пирру, к нему бросилась Лика.

— Папочка! — прижалась она к нему.

Он выглядел таким несчастным, что мне пришлось вмешаться.

— Все остынет. Давайте уже садиться, — я забрала Лику. Пирра и Альдо устроились друг напротив друга.

Несмотря на мою жизнерадостность, вечер не задался. Все вяло размазывали еду по тарелкам. Похоже, что Саша старалась зря.

Девочки почти не притронулись к своим любимым пирожкам, а Альдо не смотрел в сторону мяса.

— Когда тарелки возвращаются на кухню полными, повар может обидеться. Неужели Саша не угодила? — нарушила я затянувшееся молчание.

Альдо и Пирра одновременно подняли головы и на их лицах застыло одинаково презрительное выражение.

— Черт побери, — вдруг заорал Альдо, — если тебе, Саше или еще кому-нибудь не нравиться, как я ем, приведи своего мара и посади его под стол. Он сожрет все, вместе с тарелками, и у меня не будет болеть голова от твоей трескотни.

Испепелив меня взглядом, он с ожесточением впился в мясо.

— Не ори, — строго сказала я, подмигнув Пирре.

Ну, надо же, мар под столом ему нужен! Я мстительно улыбнулась, у меня есть кое-что получше!

Больше мы не разговаривали. Наш первый совместный ужин закончился в полном молчании, совсем не так как мне бы хотелось, но как говорится — первый блин комом.

Уже совсем стемнело, когда я уложила детей. Миура, слегка раздувшаяся после плотного ужина, развалилась между кроватями и громко храпела. Теперь я могла заняться собой. День был очень долгим.

Альдо старательно притворялся спящим и я, молча, забралась под прохладные простыни.

Немного помолчав, я сказала:

— Незачем было так срываться. Ты смотришь на них так, как будто это твои враги, а это всего лишь дети. Твои дети! Ты поступил не благородно и не вежливо. Что они о тебе подумают? А что подумают все остальные? Ты так орал, что тебя было слышно в конюшнях.

— Ты ошибаешься, если считаешь, что меня волнует то, что думают обо мне другие, — зло рассмеялся Альдо, — И не надо читать мне нотаций! Тем более подозревать в благородстве, — он повернулся и посмотрел на меня.

— Я жестокое безжалостное существо, живу в ужасном месте и мне нравиться убивать. Ты, по сравнению со мной, наивный ребенок. А я никогда не был наивным, я даже никогда не был ребенком!

Слова были очень обидные, но он смотрел на меня печальными глазами, пристально и без циничной иронии, как обычно. Поэтому я не ударила его. Хотя очень хотелось. Он был совсем рядом, и мне пришлось сдерживаться, чтобы не размахнуться и влепить ему пощечину.

— Ты хочешь разорвать наш договор? Ты так быстро сдаешься? — очень тихо, спросила я.

Альдо на мгновение опустил голову, потом пристально взглянул на меня и сказал:

— Слушай внимательно, Кирен. С этой минуты я всегда буду возле тебя, за тобой или впереди тебя. Так будет в Суфраэле, на пути в Тулут, в Тулуте, везде и всегда! Все время, которое нам отпущено я буду рядом, и оно полностью будет моим. Ты, кажется, забыла, что ты поклялась никогда не покидать меня?

Эти слова почти сбили меня с толку, но я зашла уже слишком далеко и отступать не собиралась.

— Ты должен быть немного добрее. И не только у меня есть обязательства, ты тоже клялся!

— Добрее?! А что это такое, Кирен? Это не входило в методы воспитания Шарухина. Он вбил в меня очень многое, но только не доброту, — фыркнул он.

— Неправда, ты добрый.

— Я просто терпелив… с тобой, но мое терпение не безгранично, — добавил Альдо с угрозой в голосе.

— Ты можешь измениться, только нужно хотеть этого. Ты хочешь? — настаивала я.

— Как у тебя все просто!

— Просто, если захотеть, — пожала я плечами.

— Я ничего не смыслю в детях.

— Конечно. Что можно в них смыслить, если ты постоянно самоустраняешься.

Альдо вздохнул и сел, подтянув ноги к груди. Он долго молчал, опустив голову.

— Я их боюсь…, - страдальческим голосом пожаловался он. — Я не знаю, что с ними делать. У меня нет ничего, что я мог бы дать им. После того, как их матери…, - вздохнув, он уставился в потолок.

— Все что тебе нужно, это захотеть узнать их. Уделять больше внимания…

— Они так смотрели на меня, — перебил меня Альдо, — как-будто я… Бог! А я не он! Как я могу быть хорошим отцом, если иногда думаю, что я даже не очень хороший человек?

— Это нормально. Они просто испуганные дети, а ты не обращаешь на них внимания и кричишь. Можешь кричать на меня, если хочешь. Я, по крайней мере, могу запустить в тебя чем-нибудь.

Я обняла его и он, положив свою рыжую голову мне на плечо, недовольно пробурчал:

— Тебе приятно думать, что я не только идиот, но еще и исключительно сентиментальный идиот.

Через несколько минут Альдо спал. Черты лица смягчились, и без обычной циничной ухмылки он выглядел очень уязвимым. Я тихонько гладила его по голове, пропуская сквозь пальцы жесткие непослушные пряди. Все слишком далеко зашло и теперь я не смогу уйти от него. И не только ради Пирры и Лики. Его взгляд, улыбка, черный юмор…. Меня ужасно волнуют властные нотки в его глубоком бархатном голосе. Мне нравятся искры в его глазах, когда он смеется надо мной и когда целует меня. И уж если быть совсем откровенной, то мне слишком нравится та небрежная элегантность, с которой он носит свои ножи.

Ночью пошел дождь, и я, проснувшись от непривычного шума, тихонько поднялась, чтобы проверить девочек. Они крепко спали. Укрыв их получше, я вернулась к себе.

Миура сидела около кровати, задумчиво рассматривая спящего Альдо.

— Завтра познакомитесь, — шепнула я ей. — Он не такой страшный, как кажется.

Каменный пол был холодным, и я с удовольствием вернулась в постель.

— Ты стылая, как жаба, — проворчал Альдо, прижимая меня к себе. — И охота тебе шляться по ночам!

— Чтоб мне пропасть! Кирен, ты тоже это видишь? — Альдо бесцеремонно толкнул меня в бок.

— Где? Что? — спросонья я не могла сообразить, о чем он меня спрашивает.

— Вот это! — приподняв меня за плечи, Альдо указал вниз.

На полу около кровати сидела Миура, с жизнерадостным видом высунув язык.

— Правда, прелесть? — я высвободилась из его рук и потянулась. — Ты хорошо спал?

— Я спросил, что это такое.

— Ах, это? Это феррай.

Нахмурившись, он несколько минут смотрел на меня.

— Что ЭТО делает здесь? — резко спросил Альдо.

— Ты же сам велел кому-то сидеть под столом и вылизывать тарелки, а у Миуры отличный аппетит. И она меньше Голубого Облака… пока, — пожала я плечами.

— Проклятье! — дернув плечом, он уселся на край кровати и Миура тут же оказалась рядом, положив морду ему на колени.

— Можешь ее погладить, она не кусается.

— Где ты ее взяла? А, не важно! Убери ее отсюда, — сердито проворчал он.

— Не выйдет. Миура — одно из условий нашего договора. Имущество девочек. Ты клялся, между прочим.

— Я сглупил, когда клялся…. Ладно, черт с ней, — махнул Альдо рукой и, щелкнув феррай по черному блестящему носу, упал на подушки.

Миура одним махом взлетела на кровать и, прижавшись к нему, удовлетворенно вздохнула, давая понять, что сбылись все ее заветные мечты.

— Ты заметила, найлек, — лениво сказал Савар через несколько минут. — Что ты просто магнит для всяких уродов. Сначала ламар, потом отвратительная синяя скотина, теперь вот ЭТО. Может, попробуешь договориться с песчаником?

— Очень смешно! А теперь вспомни, кто повелся на меня первым! — буркнула я, вставая.

Завтракали мы молча. Только громкое чавканье довольной Миуры нарушало тягостную тишину. Феррай сидела около Альдо, и он с задумчивым видом бросал ей все, что попадалось под руку. Они оба упорно не замечали девочек. И судя по насупленному виду Лики и злым взглядам Пирры, «предательство» феррай не прошло незамеченным.