- К бабушке в гости, - не моргнув и глазом, соврала я.
- А меч зачем? – лениво поинтересовался стражник, к счастью, пока не проявляя никакого беспокойства.
Изобразив глубокую печаль, я понурилась и с досадливым вздохом поведала свою душещипательную историю, придуманную прямо на ходу:
- Ездила к двоюродному брату в военную академию, мечтала учиться вместе с ним, но ничего у меня не вышло. Теперь возвращаюсь домой к маме, а по дороге, раз уж всё равно мимо проезжаю, решила навестить бабушку.
- Ездила? – скептически переспросил охранник.
- Ездила, - нагло повторила я, несмотря на то, что последний километр прошла пешком. Ещё раз несчастно вздохнув, добавила: – К сожалению, мой фоар был совсем старым и не выдержал такого долгого перехода, издохнув два дня назад прямо посреди дороги.
- Ладно, проходи, - наконец позволил стражник, недобро усмехнувшись, и уже в спину почти беззвучно пробормотал: - Только твою бабушку, наверное, свои же соседи сдали…
Едва удержалась, чтобы не обернуться и не запустить в противную рожу стражника лучом света. Не время, ещё не время. До чего же меня раздражали все эти сектанты вместе со своими наемниками и подкупленными представителями правопорядка! Он думал, что я ничего не услышу, но ветер донес тихие слова до моих ушей. Как трудно было ничем себя не выдать!
Внутри город выглядел… угрюмо. Не привычные дороги, мощенные неровными каменными брусьями, не маленькие одноэтажные ййиаеа домики с темными провалами окон привлекли моё внимание, а местные жители. Не толпились люди у ворот, лишь временами появляясь на пустынных улицах небольшими компаниями с одинаково затравленными взглядами. Они старались не ходить поодиночке, сбиваясь в пугливые группы, что спешили куда-то, желая как можно скорее скрыться с глаз остальных. Атмосфера обреченности, насквозь пропитавшая воздух, тяжестью отдавалась в душе, унылые лица редких прохожих носили на себе отпечаток траура. Во взглядах, которые так старательно прятали местные жители, отчетливо читались страх, неприязнь, а порой мелькало что-то хищное. Ведь я, никому не известная проезжая девушка, вряд ли способная за себя постоять, вполне могла бы стать очередной жертвой служителей темного культа. Конечно, я ведь меч с собой носила просто так, для красоты!
Хорошо хоть фоара додумалась оставить в лесу неподалеку от города, иначе б точно привлекала к себе слишком много нежелательного внимания. Пешком всё же было легче затеряться среди спутанных узких улочек, да и выбираться отсюда с двумя подростками на руках определенно лучше так, чем с фоаром, на котором втроем не уместиться.
На этот раз сектанты превзошли самих себя. Накануне, испортив очередной сон своим присутствием, Высшие поведали о том, что здесь творилось. Если до сих пор служители культа Тьмы, как его называл Вольхфар, тайно отлавливали своих жертв, похищали людей, сжигали населенные пункты, то теперь они пошли иным путем. Взяли город в плен. Стражники, встреченные мною у ворот, должны были следить, чтобы местные жители не сумели отсюда сбежать, а также не пропускали тех, кто мог быть опасен – военных, представителей власти, в том числе Красных Воронов, и прочих. Внутри же происходило нечто отвратительное. Служители темного культа, не скрываясь, заняли замок, ранее принадлежавший городскому управителю. Более того, они во всеуслышание объявили о своем появлении, предложив местным жителям самим выбирать, кто будет принесен в жертву с очередным наступлением полуночи. Конечно, в первое время люди возмущались, но посредством грубой силы их быстро поставили на место. Теперь, не находя выхода из данной ситуации, смирившись со своей участью, горожане вынуждены каждый день отбирать по двенадцать человек, приводить их к воротам замка и отдавать сектантам, чтобы в полночь несчастные были принесены в жертву.
Каждый день, каждая секунда, каждое мгновение наполнены ожиданием и мыслями о Первозданной Тьме, которой рано или поздно будут отданы они все. Завтра, через неделю, через месяц, но придет очередь каждого. Выбор не велик. Кто-то прячется в затхлых помещениях домов, боясь высунуться на улицу, чтобы только не привлекать чужого внимания. Кто-то сражается против соседей, кто-то – против членов своей семьи, пытаясь отсрочить приближение смерти. А кто-то выходит на охоту, чтобы заставить других стать очередной жертвой, но сохранить собственную жизнь ещё на некоторый срок. Однако все они обречены.
Трудно сказать, какие чувства испытывала я, блуждая по улицам города. Жалость? Да, конечно, мне было жалко местных жителей, ведь никто не заслуживал подобной участи. Но, с другой стороны, их отчаяние и обреченность вызывали только раздражение. Три тысячи человек! Неужели они не нашли способа справиться с шайкой сумасшедших сектантов? Сдались, оставили попытки уничтожить своих мучителей или хотя бы даже сбежать. Ополчились друг против друга, ведь намного проще отдать соседей в руки сектантов, чем пойти против них и сразиться за свою свободу! Как можно добровольно отправлять кого-то на верную смерть, радуясь возможности прожить ещё один день? Горожане могли бы задавить сектантов числом, если б только объединились! Тогда можно было бы спасти детей и многих других. Но они сдались, просто сдались. Разве в таком случае не заслужили эти люди только презрения?
И всё же подобные мысли, наверное, были несправедливы. Никому не хочется погибать ради других, идти в первых рядах, чтобы в сражении с сектантами освободить дорогу тем, кто пойдет последним. Я хотела бы помочь этим людям. Я долго пыталась придумать, что необходимо сделать, чтобы избавить город от гнета темного культа, и пришла к выводу, что в одиночку это невозможно даже с теми силами, которые есть в моем распоряжении. Слишком много сектантов, от них от всех не избавиться и не отбиться, можно только вывести вместе с собой нескольких человек за пределы города. Что ж, этим и займусь.
На закате к замку, видимому из любой точки города, должны были привести очередную группу обреченных, чтобы те, дожидаясь полуночи в подвалах за решеткой, успели прочувствовать весь ужас своего положения. Ведь главное в приношении жертв Первозданной Тьме – это мысли о ней самих несчастных.
Я бродила неподалеку от замка, дожидаясь знаменательного момента и планируя под шумок увести ребят из толпы, когда вдруг услышала за спиной подозрительный шорох. Резко развернулась, как раз вовремя, чтобы отразить удар кулака, мчавшегося к моему затылку, а теперь – прямо к лицу. Отклонилась, перехватила руку нападавшего. Используя инерцию, пропустила вперед и, оказавшись при этом сбоку от противника, заломила его руку, освободив лишь после характерного хруста. Парень завопил и повалился на землю, хватаясь за сломанную конечность. Да, жестоко, но церемониться с ним было некогда – я не сомневалась, что меня сочли подходящей жертвой для предстоявшего ритуала. Наткнувшись на неожиданное сопротивление, на меня разом ринулись три взрослых мужика. Им так просто руку уже не сломаешь.
Можно было бы воспользоваться магией, но в таком случае пришлось бы всех убить, а заодно и случайных свидетелей. Ведь как знать, не доложат ли сектантам о появлении в городе человека, владеющего магией? Тем, кто отправлялся на поиск жертв, чтобы сдать их в руки врагов взамен на собственные жизни, доверить такую тайну я не могла. Выхватила из ножен меч, отбиваясь от длинных кинжалов, с которыми нападали местные, незаметно ветром подтолкнула противников в нужном направлении, лишая их равновесия. Необходимо было разделаться с ними как можно скорей, пока не подоспело подкрепление. Охваченные отчаянием люди вполне могли бы собраться целой толпой, чтобы отправить на смерть несговорчивую незнакомку. А ещё нужно было решить, нанести противникам серьезные раны или только отправить в беспамятство. Покалечить – значит сделать их следующими жертвами, ведь они уже не сумеют позаботиться о себе и станут легкой добычей для остальных «охотников». Если временно лишить сознания, то ничто не помешает им вскоре поднять тревогу, собрать побольше своих сторонников и отправиться на мои поиски. Я же уйти далеко не могла – приходилось крутиться возле замка, дожидаясь наступления заката. И это было моей ошибкой. Черт, как же сложно одной, даже спину никто не прикроет в городе озверевших людей!