— Нет этих бумаг в помине. Фальшивка была. — сквозь зубы процедил мой родственник.

— Фальшивка? Что второго наследника престола тайком посвятили иудейскому Богу взамен чудесного исцеления от скарлатины? С заверениями раввина и свидетелей! Лобанов вот тоже отпирался, аж до самой смерти своей. Не юли, граф, лучше вспоминай побыстрее. А то уж и короновали отродье нехристя, а так-то еще много что в мутной воде выловить можно.

Даже сомнительного происхождения подобная бумаженция дискредитировала бы престол так, что не отмылись и за пару десятилетий — незаконная коронация, огромный скандал. Чисто гипотетически в семье могло произойти все — Александр Александрович не был первым наследником, и любовь его матери всегда была сосредоточена на старшем, Николае. И будущему государю страна досталась вместе с невестой покойника, недовольством родителей и прочими обременениями. Ежели бы он в детстве сильно захворал, то могли заплатить такую цену? У меня нет своих детей, но даже до пробуждения материнского инстинкта могу поклясться, что перед лицом смерти малыша я бы обратилась хоть в католицизм, хоть в вуду. Тут, конечно, нравы другие, но матери-то прежние…

А ведь владельцу подобных бумаг удалось бы руководить отечественной политикой, признать ничтожными практически все решения и договоры, особенно международные соглашения, начиная аж с 1881 года. Так что пара пропавших графов, одна неблагополучная графиня, незадачливый сыщик и несколько безымянных трупов — копеечная цена за подобную власть.

И на политическую арену выйдут совсем другие люди. Кто там у нас остался от той ветви? Гурман, покровитель изящных искусств и сенатор Владимир Александрович (трое сыновей и дочь), блистательный московский губернатор Сергей Александрович, самый сухопутный адмирал Алексей Александрович (один сын, рожденный в непризнанном или не регистрированном браке), опальный влюбленный Павел Александрович (малолетние дочь и сын), у которого уже изъяли детей, а сам он дни считает до своего морганатического брака? Это сейчас они — просто старшие родственники императора, а случись всему всплыть — и брак Александра Александровича, и права его детей даже на фамилию — окажутся ничтожными.

Чем вообще думал граф, когда вляпывался в эту авантюру? Здесь же за один факт знакомства с подобной историей род зачистят до внуков и будут правы. Я осуждающе смотрела на родственника, и он вряд ли нуждался в словесном дополнении.

И покуда нас с Тюхтяевым связывали, надевали мешки на головы, и вели в непонятном направлении, ощущала на себе горящий взгляд, полный досады и огорчения. Я вот тоже огорчилась, получив щедрую порцию щипков, тычков и облапываний в разных местах. Кто-то одернул моих надсмотрщиков и нас просто втолкнули куда-то. Судя по звуку удара и короткому стону, Тюхтяеву досталось больше, чем мне. А я что — просто пролетела несколько метров и кубарем прокатилась по дощатому полу.

Из всех моих дурных идей эту стоило признать абсолютным лидером. Несколько нелепых поступков — и я подставила под удар не только собственную жизнь и благополучие, но и судьбы других людей. И пусть я не была теневым лидером в этой игре — уходить с доски тоже нужно умеючи. Пора уже признать, что моя миссия на планете подошла к бесславному финалу. Я кое-как подползла к ближайшему телу, которым оказался статский советник, и пристроила голову на плечо. Умирать не хотелось, но раз уж это неизбежно, с ним как-то надежнее. Из-под мешка почти ничего не было видно, но своего человека я узнала на ощупь. Несколько минут царила тишина, а потом тело начало оживать. И пусть этот процесс не имел уже особого значения, я порадовалась — лежать в подвале с трупом было бы совсем тоскливо.

— Ксения Александровна? — спросил он свистящим шепотом. Видно повязка оказалась слабее моей.

Я кивнула и промычала что-то утвердительное. Тюхтяев потерся головой о мой затылок и сумел освободиться от мешка. Зубами стянул мой и я уставилась на него — последнего героя этого приключения. Он даже с моим кляпом справился.

— Михаил Борисович, простите, что я Вас сюда притащила. — опустила я глаза.

— Ничего, Ваше Сиятельство, мы еще поборемся.

Он исхитрился ослабить путы на моих руках так, что я выдернула из комка веревок левую ладонь, а потом правую. Теперь я уже смогла помочь ему. Пока развязывала, осознала, что представления о мужской привлекательности у меня изменились, и теперь в топ-рейтинге кареглазые волшебники с темно-медными волосами. Погладила его по щеке, за что удостоилась чуть ошалевшего взгляда.

Осмотр подвала показал, что нам придется ждать пока кто-то откроет навесной замок на двери, а дальнейшее Тюхтяев брал на себя. Ожидание затянулось. Мы нахохлившимися воробьями сидели, прижавшись друг к другу — отоплением тут не баловали.

— Вы, Ксения Александровна, главное — не переживайте. — повторял сокамерник, чем вселял все больше беспокойства.

Наши пальцы соприкоснулись совершенно случайно, но как поддерживает это тепло, когда все прочее настолько бесперспективно.

— Нас убьют? — спросила я. В моё-то время это не вызывало бы никаких сомнений — сгинули бы мы в безвестной автокатастрофе. А тут пока непонятно, в каком стиле подобные вопросы решают. Хотя Нева глубока, а Финский залив гостеприимен, да и болот окрест столицы в изобилии.

— Вас-то вряд ли. — с неожиданной прямотой ответил он. — Все же господа Маффеи ди Больо и Монтебелло важные персоны, а Вы им интереснее живая, так что для наших новообретенных товарищей Ваша жизнь представляет интерес.

Сомнительное счастье быть таким ценным активом, но тюхтяевские перспективы явно хуже. Не скрою, еще не покрылось пылью время, когда я согласна была на любую авантюру, лишь бы господин статский советник оставил меня в покое. И вот мечта сбывалась прямо на глазах, а я все отдам за то, чтобы перенестись в Москву накануне Ходынки, и пусть бы ссорились, но быть причиной его гибели — ни за что.

Тюхтяеву не удалось обнаружить в этой комнате ничего, что можно было бы использовать как оружие. Обыскали его тоже тщательно, так что шансы на спасение могли бы появиться, приди за нами лишь один враг — пьяный, глухой и слабовидящий. Но как рассчитывать на подобную удачу?

Поскольку я не переставала чувствовать собственную вину за слуившееся, то и сделала первое, что пришло в голову. Тюхтяев с изумлением и неодобрением смотрел как я расстегиваю верхний жакет, корсаж, лиф, потом корсет, оставаясь в одной шемизе выше пояса.

— В корсете — стальные косточки. — пояснила я чуть остолбеневшему сокамернику.

Он быстро сообразил, покраснел до кончиков ушей, даже вспотел, разодрал мой чудесный французский корсет — кружево ручной работы, идеальная посадка на фигуре, полторы сотни рублей — и пристроился затачивать край одной из пластинок на камне у двери. Я не спешила одеваться — полуголая женщина точно отвлечет внимание посетителей на пару минут, которых ему должно будет хватить. Подобный план Тюхтяеву не понравился сразу по нескольким причинам, но прочие оказались куда более самоубийственными.

— Это нарушает все правила приличия, Ксения Александровна!

— Наши посиделки здесь тоже mauvais ton[13]. - буркнула в ответ.

— Как я Вам и себе потом в глаза смотреть буду? — решился он на последний аргумент.

— Радостно. Живым оно проще. — ну я пока еще рассчитываю на эту возможность.

— Но эти люди увидят Вас… такой… — с отвращением осмысливает непроизнесенное.

— Случись с Вами что, мне в любом случае предстоит малоприятное тесное общение с ними, Вы же понимаете. — горько констатировала я, теперь уже осознав это. — Так что лучше перетерпеть взгляды, чем…

И снова все смолкло.

— Холодно же. — обронил он, старательно пряча от меня взгляд.

— Можно потерпеть. — возразила я, хотя от раздевания или легкой паники начала уже подрагивать. — Когда выберемся, обязательно надо устроить праздник по этому поводу. Камин велю натопить, чтоб как летом было жарко.