Слегка просветлевший было граф вернулся мрачнее тучи.
На мой молчаливый вопрос Ольга прошептала:
— Следствие передали графу Палену — обер-церемониймейстеру коронационных торжеств.
Шикарно! Вот у кого учились бюрократы двадцать первого века. Если следствие зашло не в ту сторону, его нужно поручить тому, кто и организовывал все торжества — уж он-то точно найдет правильного виноватого. До сей поры следователем был Н.В. Муравьев — министр юстиции, человек Великого Князя Сергея Александровича. Обходя вопрос персональной ответственности, он, тем не менее высказал то, что и так было понятно — организовывали все торжества питерские, они и проглядели вопрос опасности. Местная полиция, которую использовали только как безгласный инструмент, обеспечивала безопасность всех проездов и визитов — и успешно с этим справилась. Но это все никому не интересно. Теперь нужно найти виноватого, и вряд ли им объявят проспавшего смену жандарма.
26-го мая. Воскресенье.
Слава Богу, последний день настал! Погода была идеальная и ужасно жаркая. В 11 ч. сел на лошадь, а Аликс в шарабан с Мисси и Ducky и мы поехали к войскам, которые стояли шагах в 300 от павильона против Петровского. Парад был во всех отношениях блестящий и я был в восторге, что все войска показались такими молодцами перед иностранцами. Вернувшись в Петровское, сели завтракать, после чего простились со всеми чужими свитами. По дороге в Кремль встретили дочку, кот. везли в Ильинское. Опять принимали чрезвычайные посольства для их откланивания. В 7 ч. был большой обед для Московских властей и представителей разных сословий.
Переодевшись, отправились на ст. и простились с Мама; она поехала в Гатчино, а мы тотчас же в обратную сторону по Моск. — Брест. ж. д. до ст. Одинцово, откуда в экипажах доехали до Ильинского. Радость неописанная попасть в это хорошее тихое место! А главное утешение знать, что все эти торжества и церемонии кончены! Выпив чаю, легли спать.
Большой исход гостей из Москвы перегрузил все поезда. Я решила подождать еще пару дней, которые точно не делали погоды, прежде чем покупать билет.
— Устя, хочешь погулять? — спросила я утром.
Девушка границы чувствует лучше меня, да и лицо держать умеет.
— Как угодно Вашей милости.
И мы отправились на прогулку.
Украшения с домов уже поспешили снять, но праздничные павильоны стояли на месте. Устя так и не захватила самого праздника, а самым ярким пятном коронации для нее оказалась давка. Поэтому мы отправились выбирать сувениры для Мефодия, Демьяна, Евдокии и Марфы, потом я вспомнила о своем благодетеле и его челяди… Так весь день и прошатались по лавкам, да вневременным туристическим маршрутам: Красная площадь, Храм Василия Блаженного, Москва-река.
— Нева красивее. — вдруг произнасла девочка, впервые озвучив собственное мнение относительно окружающих событий.
Красивее. И дома вообще лучше. Да и Фонтанка стала совсем родной, как Волга.
Когда вернулись, Устю не было видно из-под пакетов. Даже детям леденцов накупили, хоть графиня и поджимала губы, а малышам петушки очень даже понравились.
— Ксения, зайди ко мне, поговорим. — пригласил мрачный родственник.
Я с трепетом вошла в кабинет и устроилась на стуле для посетителей. Ручки сложила, глаза потупила. Скромна и мила.
— Ты куда сегодня пропадала? — прямо папенька. — Вот что ты за егоза?!
— Гуляла по городу. — заныла я. — Из-за всех официальных церемоний я даже не успела разглядеть, сколько всего красивого построили. А павильоны какие! Особенно архитектора Шехтеля на Тверской. Его по-настоящему только сейчас рассмотреть можно. И на Лубянке тоже. Вы так все хорошо устроили…
— Да уж, лучше не придумать. — он чуть смягчился лицом. — Взяла бы экипаж. Не дело это — снохе губернатора пешком ходить…
— И ехать со скоростью три локтя в час, чтобы я все-все разглядела? Точно бы опозорилась и ненужное внимание привлекла. А так прошлась, полюбовалась.
Он постучал пальцами по столешнице.
— Я тут разговор имел с господином Тюхтяевым…
Вот что на этот-то раз? Я ему еще не простила наушничество про фотографии, а тут что-то вновь выдал.
— Он положительно настроен на более серьезные намерения в отношении тебя. — и смотрит пытливо.
Это в смысле чего? Чего?!!!
Видимо мысль сильно отразилась на лице.
— Он, конечно, не так знатен, как генерал Хрущёв, но человек, во всех отношениях достойный. — несколько смущенно произнес родственник. — Овдовел давненько уже, добропорядочен. Не игрок, раз тебе это так важно.
А я пожалела, что была столь приветлива с этим прохиндеем. Жалела еще его.
— То есть он у Вас уже и благословения попросил? — ехидно уточнила я.
— Ну нет, конечно… Совета, скорее.
— И чем же он Вам так насолил, что такую егозу ему в жены готовы подсунуть?
— Я, вообще-то, больше о тебе думал. С ним твой темперамент лучше сочетается, чем с любым из этих светских бонвиванов. — устало поведал родич.
В сравнении с генералом Хрущевым, конечно, даже мой Мефодий неплох. Да что там, ди Больо уже жалко… Но Тюхтяев? Это вообще кому в голову-то могло прийти?
— И что теперь? Он меня видел-то раз пять — и все по делу. — чувствуя, что теряю оборону, проворчала я.
— Да тебя один раз послушать — и все понятно.
— Разве? — взметнула брови, припоминая все «радости» наших первых месяцев.
— А ты с кем беседовала?
Тоже верно. Лезть между отцом и сыном не захотела, за спину мужа спряталась и оттуда нахохлилась. А сейчас бы иначе сыграла…
— Ну хорошо. Признаю, что была не права.
— Что я слышу?! — делано изумился граф.
Я насупилась.
— Но Михаил Борисович… Как-то это все… Неожиданно… — безумно и утопично, а есть еще несколько эпитетов, только я ими уже полтора гола не пользуюсь.
— Петька-то тебе предложение сделал еще быстрее, насколько я помню. — язвительно напомнил свекор. — И обойдись без вывертов своих, если не надумаешь.
— Каких вывертов? — вскинулась я.
— Козу в постель не укладывай. И вообще, дай человеку шанс. Прошу.
На этой бравурной ноте мы и распрощались. Уж дома-то я сама придумаю, как завернуть поклонника поизящнее и подальше.
11
Дорога домой прошла без происшествий. Устя перебирала московские сувениры, я обдумывала житье-бытье.
— Устя, ты не жалеешь, что не в Москве живешь?
— Нет, Ваше Сиятельство. Нам грех жаловаться. — она разгладила юбку на коленях. — А там шумно очень. Беды много.
Мда. Шумно. И в бедах дефицита тоже нет. Одна беда вот теперь к нам лыжи смазывает.
Наши домочадцы очень обрадовались и подаркам, и нашему возвращению. Демьян не отходил от Усти, а у Мефодия с Евдокией дела явно продвигаются, так что эта парочка не особо заметила изменения.
* * *
С утра все шло как-то не очень хорошо. Вязкий душный день предвещал грозу, и тревоги добавлялось всем: Лазорка нервно ржала, малышка капризничала, у Мефодия разболелась спина. Тягостное ожидание настолько вымотало всех, что я приказала подать ужин пораньше и уже около восьми вечера забралась в постель. Сегодня утащила с собой альбом ди Больо, и наслаждалась тонко прорисованными видами Венеции.
Гроза разыгралась такая, что себя не было слышно. Где-то внизу рыдала Марфа, и между раскатами грома едва слышно было ее возмущение. Я лежала в постели, борясь с желанием забраться в подвал — там тихо и безопасно — или закрыть окна. Но шум ливня успокаивал… Хотя порой слышались и нетипичные звуки.
В распахнутое окно ванной влетел камушек, обернутый листком бумаги. Не первый, судя по всему. Карандаш в сумерках был едва различим, но почерк я помнила. «Здравствуйте!». И смайлик рядом. Единственный человек во Вселенной, который понимает его смысл. Внимательно изучила двор — там ни одного движения. Даже Лазорка не комментирует погоду. Подняла глаза и окаменела — знакомая фигура в плаще присела у дымохода внутреннего крыла здания. Помахал еще так приветливо. Я в ответ парой жестов описала его уровень интеллекта и свое ко всему отношение.
