Но то, что сделал Шперле-Сандерс с Картахеной, Герникой и Мадридом, Хрущев, Серов, Кудря и прочие не сумели сделать с Киевом. Остальные развалины на Софиевской площади, по обе стороны Крещатика — от площади Сталина до Красноармейской — надо записать на счет войск, атаковавших город в начале ноября 43-го. Бомбили его тогда беспощадно и обстреливали из тяжелых орудий.

Сталин сразу применил тактику выжженной земли и, не считаясь ни с какими потерями, попытался сделать существование в захваченном гитлеровцами месте практически невозможным. Помогло ли это фронту? Трудно с определенностью ответить. Если и помогло, то весьма в незначительной степени. Стоила ли игра свеч? Давали ли подобные внешне патриотические будто бы действия толчок, усиливающий и организующий сопротивление? Или наоборот: вызывало ли беспощадное отношение к оставшимся на оккупированной территории озлобление, позволяя немцам использовать его — этот подход — в собственных агитационных и провокативных целях? Помог ли здесь Сталин Гитлеру, как он помог два года назад, заключив пакт о ненападении, с секретными статьями в придачу, и ударив осенью в спину Польше? В «незалежном» вот уже десять лет столичном городе Сталина обвиняют во всех смертных грехах. В Москве придерживаются прежней точки зрения, фактически одобряя тактику выжженной земли.

Киев немцы собирались захватить навсегда. Картахена, Герника и Мадрид являлись временными целями для бомбометания. Жить в них верхушка легиона «Кондор» не собиралась.

А результаты — более или менее сходные.

Действия Франко в начале мятежа, а затем и на протяжении гражданской войны отчетливо напоминают отношение Сталина к собственному народу. Один генералиссимус стоил другого. Франко ни с чем не считался. Главной ударной силой мятежников стал легион «Кондор». Достаточно заглянуть в справочник, чтобы понять, какую подготовку прошли летчики люфтваффе в преддверии Второй мировой воины. Около трех десятков немецких асов получили высшую награду за помощь фалангистам — золотой Испанский крест с мечами и бриллиантами. Среди фамилий бросаются в глаза ныне хорошо знакомые — Мёльдерс, Галланд, фон Рихтгофен, Шперле, Бертрам, Хардель. Лютцов, Шлихтинг… Немало летчиков, отличившихся в воздушной войне в голубом небе Испании, получили серебряные и бронзовые кресты как с мечами, так и без них. Часть награжденных оставили смертельный след в куда менее голубом небе над Россией. Вернер Мёльдерс сбил всего 115 самолетов, из них 65 — на Западном фронте, остальные — на Восточном, и только авария, когда его бомбардировщик «Хенкель-111» в ненастье зацепился за провода неподалеку от Бреслау, прекратила список вполне предсказуемых побед. В Испании он грохнул четырнадцать самолетов за два месяца.

Ни летчики, ни танкисты «Кондора», не говоря уже о пехотинцах — солдатах специальных подразделений, с испанским народом не церемонились. Немцы и русские придали столкновению бескомпромиссный и беспощадный характер. Кто у кого перенял тактику: генерал Пабло у генерала Шперле или наоборот? Война здесь шла на уничтожение. Разница состояла в том — и это была существенная разница, которую упорно скрывали и скрывают до сих пор у нас, — что внутри легиона «Кондор» и фалангистов не шла борьба, подобная той, что развернулась в интербригадах и в среде республиканцев. Междуусобица и желание вырвать власть из рук друг у друга подорвали силы левых и привели их к поражению. Испанию предали ее защитники. «По ком звонит колокол» с невероятной художественной мощью показал процесс их разложения и гибели.

Вскоре «Кондор» утратил добровольческий статус и превратился в обыкновенное воинское подразделение, открыто пренебрегающее европейскими конвенциями, которые устанавливали законы ведения войны. В сущности, летчики «Кондора» одержали победу над республиканцами, овладев голубым небом и атакуя плохо оснащенную и подорванную мятежом и идеологическими конфликтами правительственную армию с воздуха. Интербригадовцы не имели понятия о ПВО, не умели обращаться ни с зенитками, ни с зенитными пулеметами, не владели техникой пилотирования истребителей и бомбардировщиков.

Перед началом Второй мировой войны — в 1939 году — Гитлер шумно и торжественно отпраздновал возвращение легионеров в Германию. Триумфальные парады прошли в Гамбурге и Берлине. «Кондор» превратился в регулярную часть вермахта. Появились и самолеты марки «кондор», на которых охотно летали высшие чины люфтваффе и фашистского руководства.

Возвращение советских летчиков и советников никто не отметил. Многие без пересадки отправились в тюрьмы и лагеря. Других Сталин расстрелял. Долгое время «испанцы» предпочитали не вспоминать о своем участии в событиях на Пиренейском полуострове. Каперанг ничего не придумывал: об этом говорить запрещалось.

— Не надо было затеваться в пряталки ни с Гитлером, ни с Чемберленом, — повторил в тихом азарте Каперанг. — Надо было их долбать открыто — тогда бы испугались больше. А так Испанию отдали, в Финляндии десятки тысяч своих загубили, только обозлив финнов. Если бы не финская, то Гитлер еще бы подумал — стоит ли надеяться на блицкриг? Нет, додолбать надо было их в Испании. Не уступать, не сворачивать помощь! Стрелять в гадов из всех стволов. Шкуру с себя содрать, а не позволить Франко сожрать республиканцев. Лечь костьми! Тогда весь мир поднялся бы горой за нас! За Коминтерн! Те же марокканцы. И никто бы не побоялся какого-то Гитлера. Мы считали его временной фигурой. Временной! Весь мир был за нас! — твердил Каперанг в каком-то наивном и болезненном упоении. — Свернули бы башку троцкистам и анархистам, и стала бы Испания советской! Ей-богу, не вру! Советской! И никаких! Понимаешь, в чем тут суть?! Испанцы мечтали стать русскими! Это ж надо добиться такого! Недаром простые люди Мадрида выходили на демонстрации с лозунгами: «Долой Испанию, долой Франко! Да здравствует Россия!», «Да здравствует Сталин!» и «Наша столица — Москва!» Интербригады нас бы поддержали. Как балтийские матросы поддержали Ленина в 17-м году.

К своему стыду, я долго верил Каперангу, хотя он говорил чистейшую правду насчет лозунгов и настроения части испанцев. Что нужно было пережить в душе испанцу, выбрасывая над собой стяг с призывом: «Долой Испанию! Моя столица — Москва!». Я поверил в правоту Каперанга и мучился его правотой. Конечно, если бы республиканцы одержали верх над Франко, Гитлер не сумел бы так стремительно осуществить захват Европы. Выбив из слабой и ненадежной цепи Испанию, фюрер развязал себе руки. Вторая мировая война началась бы позже и при иных исходных обстоятельствах и в иных условиях. Те, кто, вроде эмигрантского писателя Суворова-Резуна, пытается доказать, что фюрер просто опередил Сталина и что вождь не сегодня-завтра нанес бы по Германии превентивный удар, по сути оправдывают нацистское руководство и не учитывают поражение в Испании. Неудачи в войне с Маннергеймом корнями уходят в испанскую драму, которая поглотила и интеллектуальные силы Европы и Америки, похоронив надежды. История не имеет сослагательного наклонения, и она, как в шахматной игре, не возвращает хода назад. Несовершенное обсуждается, но не принимается во внимание. Система Сталина была агрессивной и в чем-то одинаковой с гитлеровской. Но теория упреждающих действий лишь внешне подтверждает выраженную мысль. Констатация факта не требует ложной поддержки. Агрессивная система способна поступать осторожно и осмотрительно. Система проявила себя полностью именно в Испании, когда посеяла раздор между интербригадами, показав истинные намерения ВКП(б): захватить власть и передать ее Сталину. Партийные массы хотели только этого. Вот почему они испанские события воспринимали с невероятным восторгом. Гражданская война на Пиренеях начиналась как война за мировое господство Сталина. Вождь, дуче, фюрер, каудильо сплелись в тугой узел. Интербригадовцы, несмотря на руководящую роль сталинистов, не пожелали отдать себя под ярмо коммунизма. Они оставались свободными людьми. И как бы ни старался Эренбург представить в романе «Что человеку надо» анархистов разрушающим началом, как бы ни стремился Кольцов унифицировать идеологию сопротивления Франко и фаланге, к каким бы маневрам ни прибегал Ларго Кабальеро, а затем Хуан Негрин, западный демократический фермент в рядах интербригадовцев оказался сильнее. Хемингуэевский Роберт Джордан ничего не искал для себя в Испании, ничего он не искал и для Америки. Его коминтерновское и интербригадовское бескорыстие несомненно. Джордж Оруэлл — человек странного для нас социально-общественного происхождения и прошлого — очутился в рядах интербригад по велению сердца, а не по приказу правительства. В Испании он искал справедливости. И им довольно быстро овладело разочарование, а разочарование всегда приводит к расколу, распаду и отступлению. Оруэлл признал невозможность больше защищать республику, в которой взяли вверх просталинские элементы. Он не хотел примириться с существованием и господствующим положением Андре Марти. Трудно винить его в измене идеалам.