По счастливой случайности от сына греческого премьер-министра, члена кабинета, прибыл один из учеников с известием, что Ошо будут рады видеть в Греции. Это было очень своевременно. Однако арендованному для Ошо самолету было запрещено приземляться в Катманду, потому что в стране с визитом находилась английская королева! Время было решающим фактором; среди друзей Ошо нарастало беспокойство, что непальское правительство может помешать его выезду.
Кругосветное путешествие
В течение двух последующих лет Ошо опять много путешествовал. Он вылетел из Катманду в Таиланд. Однажды в Бангкоке не удалось забронировать для Ошо билет на стыковочный рейс. В Германии его санньясины яростно названивали по телефону по всему миру, стараясь заказать ему место. Где бы его имя ни появлялось в компьютере, авиакомпании просто отклоняли запрос. Наконец санньясинам удалось найти на другом краю света одного служащего по бронированию и ухитриться таким образом передать по буквам имя Ошо, чтобы оно было принято. Таиланд не был тем местом, где людям, путешествовавшим вместе с Ошо, было приятно находиться. Однако распорядок его дня оставался прежним: спать в свое удовольствие, есть простую пищу и просто сидеть в зале ожидания. Благодаря активным межконтинентальным звонкам в конечном счете удалось подтвердить вылет Ошо в Абу-Даби, ближайшую точку, где можно было пересесть на его частный самолет.
Хотя в Абу-Даби ситуация складывалась не лучшим образом. Время, необходимое для дозаправки топлива, пришлось провести в комнате отдыха первого класса аэропорта.
Ученики Ошо выглядели подозрительно из-за ожерелий мала на шеях и их одеяний. Арабы, наоборот, были одеты в традиционные белые одеяния дишдаш, с вспотевшими от волнения лбами и платках-куфиях на головах. Можно было просто кожей ощутить неприязнь по отношению к мала, «религиозному символу» — сначала со стороны христиан, потом индуистов, теперь — мусульман.
Ошо снова вылетел с этой своей пестрой компанией, в этот раз на остров Крит, где ему было гарантировано разрешение на посадку. Все были рады услужить ему; багаж был проведен через таможню отдельно и затем доставлен в дом на юге острова, куда пригласили Ошо. Хозяином дома был Михаэль Какояннис, режиссер фильма «Грек Зорба». Вряд ли можно было найти более подходящее и красивое место.
У Ошо было разрешение оставаться здесь в течение одного месяца. Санньясины заново покрасили дом и подготовили его к приезду Ошо. Как обычно, Ошо обошел дом и оглядел его в поисках места, годного для проведения бесед.
Но сразу же начались проблемы. В результате хорошо срежиссированной кампании все афинские газеты были завалены грязными домыслами относительно Ошо. Публиковались историйки, сфабрикованные для того, чтобы опорочить его самого и его людей. Ничего из того, что говорил он, не было опубликовано; печаталось только то, что говорили о нем.
Ошо не обращал на это внимание и провел серию прекрасных бесед, вперемешку с ответами на вопросы европейской прессы. Он обсуждал проблемы молодежи, пожилых людей, каждого аспекта жизни современного общества. Он говорил о Сократе и о том, что главная тема его бесед — наследие любого просветленного человека.
«Сократ — один из самых любимых мною персонажей. И, прибывая сюда, я испытывал огромную радость, потому что я сейчас дышу тем же воздухом, которым, возможно, дышал Сократ, это та же земля, по которой он, возможно, ступал, те же люди, с которыми он, должно быть, беседовал и общался.
Для меня Греция без Сократа — ничто. С Сократом — это все. В тот день, когда Афины решили отравить Сократа, они отравили весь дух Греции.
Никогда снова Греция не поднимется до тех же высот. Прошло двадцать пять столетий, но ни один человек не смог достичь той же славы, того же света, тех же озарений. Убив Сократа, Греция совершила самоубийство.
И это легко увидеть. Если бы Сократа слушали, а не травили бы его, избавлялись бы от условностей, как он просил, Греция оказалась бы выше всего мира в развитии интеллекта, сознания, в поисках истины. Но люди остались глухи.
Их следовало бы простить, но забывать об их поступке нельзя. Если мы забудем о нем, то обязательно совершим такую же ошибку снова. Простите людей, отравивших Сократа, но не забывайте об этом, иначе это совершится снова…
То, что Сократ делал двадцать пять веков назад, я делаю сейчас…
Двадцать пять веков прошли без изменений для человечества… Три раза меня пытались убить… три попытки в течение моей жизни. Всеми доступными способами те самые люди, которых я пытался научить быть свободными, которых я пытался избавить от цепей, готовы убить меня. Человечество не изменилось. Оно по-прежнему будет делать то же самое.
Но то, что не способен был сделать Сократ, смогу сделать я.
Он всю жизнь прожил на маленькой территории Афин, даже не во всей Греции. Афины были городом-государством, и он оставался афинянином на протяжении всей его жизни. Я же принадлежу всему миру».
Нападки на Ошо усиливались. Епископ местной церкви начал нагнетать напряженность вокруг Ошо, говоря, что ему нельзя позволять выступать. Удивительно то, что церковь выдвинула против него такое же обвинение, согласно которому в Афинах двадцать пять веков назад был приговорен к казни Сократ: растление молодежи. Епископ даже угрожал подорвать дом Ошо динамитом! Ошо в своих беседах с юмором обличал лицемерные призывы епископа и иже с ним к нравственности, описывая, что за реальность скрывается под покровом их респектабельности.
Вот в пересказе Ошо история, случившаяся 5 марта 1986 г.:
«Они выдали мне визу на пребывание в Греции в течение четырех недель, но архиепископ Греции поднял невероятный шум, посылая телеграммы президенту и премьер-министру, а угрожающие письма — владельцу того дома, где я остановился, говоря, что если он хочет сохранить свой дом, меня следует выкинуть вон. Поэтому, если меня не выкинут в течение тридцати шести часов, дом сожгут дотла вместе со всеми находящимися в нем людьми, их сожгут живьем. И это — архиепископ самой древней из христианских церквей. Он представляет самого Иисуса Христа!
Правительство было испугано. У них не было повода… потому что две недели я даже не покидал дома. Я спал, когда днем пожаловала полиция. Моя штатная секретарша, Амандо, говорила полицейским: „Присядьте, выпейте чаю, а я пока разбужу его“. Но они сбросили ее с крыльца в четыре фута высотой на гравий, отволокли по гравию к полицейской машине и забрали в полицейский участок — она-де пыталась помешать правительственной акции.
А я, когда меня разбудил Джон, услышал шум, будто взорвался динамит. Полиция принялась швырять камни в дом со всех сторон, ломая прекрасные старинные окна и двери. Они сказали: „Или вам придется разбудить его прямо сейчас, или мы взорвем дом динамитом“.
Ни ордера на арест… никакой причины быть такими озлобленными… просто потому, что архиепископ сказал правительству, что, если я останусь в Греции, мораль, религия, культура — все будет в опасности. За какие-то две недели я якобы смог бы смутить умы молодежи…
Вот что меня удивляет — они выстраивали эту мораль, эту религию и эту культуру более 2000 лет… и что это за культура, и что это за мораль, которые за две недели может разрушить один-единственный человек? Она недостойна существования, если она так слаба, так беспомощна».
Ошо спокойно оделся, и его отвели к ожидавшей полицейской машине. Полицейские разрешили врачу Ошо сопровождать его. Ошо молча сел на заднее сиденье. Через несколько миль неожиданно машина съехала с дороги и остановилась. Полицейские сунули Ошо лист бумаги и сказали: «Вот, подпишите здесь». Но Ошо оттолкнул его. Тем временем несколько санньясинов на мотоцикле, один с видеокамерой, подъехали к этому месту и стали снимать действия полиции. Это осложнило ситуацию для полицейских, которые сначала хотели прогнать человека с камерой, но потом оставили это занятие и поехали дальше.
