Сила этих выводов зависит от степени нашей уверенности в том, что события в локальных материальных системах объясняются локальными факторами. И хотя мы знаем, что это убеждение имеет свой источник в опыте, попытка отрицать его значимость в случае человеческого поведения приводит, как было показано ранее, лишь к восстановлению его исходного статуса.

Итак, можно констатировать, что идея локального интеракционизма является естественным продуктом наших базовых убеждений. Напомним лишь, что такая трактовка локального интеракционизма необходимым образом связана с феноменалистическим характером нашего рассмотрения проблемы «сознание — тело» и других онтологических вопросов. Мы не можем знать, как обстоит дело в действительности. Возможно, мир устроен так, что в нем есть и нелокальные причинные ряды. Не исключено, что ментальные состояния и в самом деле эпифеноменальны и т. д. Мы не знаем этого. Все, что можно утверждать, — так это то, что если мы следуем нашим естественным убеждениям, рисующим нам такой образ мира, в который мы не можем не поверить, и если мы последовательны в этом, т. е. если мы в достаточной мере проясняем, что именно предписывают нам эти естественные убеждения, онтологические установки, то, размышляя об отношении ментального и физического, мы не можем не прийти к локальному интеракционизму.

7

И теперь мы можем вернуться к вопросу о механизмах порождения мозгом сознания, точнее, того его аспекта, который мы назвали его приватным измерением. Вопрос о механизмах порождения мозгом сознания иногда рассматривается в контексте уже упоминавшейся «трудной проблемы сознания». И надо подчеркнуть, что методы концептуального анализа не позволяют дать исчерпывающий ответ на этот вопрос. Тем не менее они позволяют очертить принципиальную схему такого рода механизмов. Эта схема прямо вытекает из того, что было сказано выше о взаимодействии ментального и физического. А именно, мы можем утверждать, что приватное измерение, в котором располагаются наши квалитативные ментальные данности, должно порождаться такими локальными материальными системами, физических ресурсов которых недостаточно для продуцирования однозначного ряда их изменений. Иными словами, мы должны верить, что при наличии каузального дефицита или каузальной неопределенности в таких локальных макросистемах (нас интересуют только они, так как только относительно них у нас есть эмпирические основания допускать истинность принципа автономности событийный рядов и наделять их квалиа), т. е. при невозможности исходя из одних лишь физических параметров этих систем однозначно предсказывать их изменения, они порождают приватное измерение, где реализуется сознание.

Заметим, что нарисованная картина заставляет нас вернуться к высказанному выше предположению о том, что приватное измерение каузально создается мозгом. Это предположение выглядело вполне естественным, но теперь мы можем увидеть, что оно нуждается в корректировке. В самом деле, предположим, что мы убеждены, что мозг каузально создает приватное измерение. Каузальное отношение предполагает предшествование причины действию. Представим теперь, что в некий момент времени появляется физическая система, обладающая параметрами, достаточными для возникновения в ней приватного измерения. В этот момент времени она, однако, еще не обладает приватными состояниями, так как действие отстает от причины. Поскольку, однако, приватные состояния требуются для реализации нелокальной физической причинности и поскольку локальных физических факторов, присутствующих в этой системе, по определению недостаточно для продуцирования строго определенного ряда ее изменений, то ее физическое состояние в следующий момент времени должно возникать без причины, что запрещается каузальной верой. Соответственно, хотя мы, похоже, можем говорить о локальной супервентности ментальных актов (совокупность которых составляет то, что мы называем приватным измерением) на мозге — но, еще раз напомню, не их содержательного аспекта (отрицая ее, мы могли бы прийти к выводу, что точное физическое воспроизведение, к примеру, моего мозга могло бы вообще не сопровождаться приватными состояниями, что, согласно приведенному доводу, ведет к противоречию), мы не должны трактовать ее в смысле каузальной зависимости. Порождение мозгом приватного измерения, тезис о котором принципиально важен для обоснования локальности сознания, лучше описывать в терминах конституирования. Мозг и другие каузально неопределенные (в локальном физическом плане) макросистемы конституируют приватное измерение (т. е. развертывают его одновременно с собственным возникновением), а не каузально порождают его.

Вопрос о том, как именно могла бы выглядеть каузальная неопределенность материальных макросистем, выходит за пределы возможностей философского анализа. И заполнять эти пустоты спекуляциями не имеет смысла. Лучше посмотреть, можно ли прояснить главную часть «трудной проблемы» и ответить на вопрос о том, почему вообще существует сознание, почему мы не зомби. Философские зомби — это существа, биологически и поведенчески неотличимые от людей, но лишенные сознания, внутреннего мира квалиа. Мы не верим в существование зомби, но можем задаться вопросом, почему мы не таковы. Заметим, правда, что не все подобные вопросы представляют реальный интерес. Иногда говорят, что вопрос «почему существует сознание?» похож на вопросы «почему существует время?», «почему существует энергия?» и т. п. А эти вопросы едва ли можно причислить к разряду по-настоящему реальных проблем. Ведь в них идет речь о каких-то фундаментальных данностях, из которых мы просто исходим в своих построениях, скажем, физической картины мира. Из чего-то мы в любом случае должны исходить, и задавать вопрос «почему?» имеет смысл лишь тогда, когда речь идет о каких-то производных, а не о фундаментальных явлениях.

Некоторые философы и в самом деле считают, что сознание тоже должно рассматриваться как что-то фундаментальное^[95]. Но мы видели, что для такого мнения нет серьезных оснований. Соответственно, вопрос «почему существует сознание?» — вполне законный вопрос. Особая острота этого вопроса связана с тем, что, как кажется многим, сознание является чем-то, без чего в принципе можно было бы обойтись. Если человеческое поведение и правда могло бы порождаться исключительно физическими причинами, то само существование сознания было бы совершенно загадочным и действительно заслуживающим именования «трудная проблема». Между тем мы уже знаем, что человеческое поведение не может продуцироваться исключительно физическими причинами, поскольку само действие таких причин было бы невозможным без квалиа. И понимание этого обстоятельства открывает путь к определенному ответу на вопрос о том, почему мы не зомби.

Еще раз задумаемся над этим вопросом: почему функционирование мозга, порождающего человеческое поведение, сопровождается сознанием, субъективным опытом? Ответ состоит в том, что подобное функционирование мозга сопровождается субъективным опытом именно потому, что без этого субъективного опыта, без квалиа, он не мог бы порождать то поведение, которое он фактически порождает. И это не просто гипотеза, мы уже показали это. Так и решается «глубочайшая» часть^[96] «трудной проблемы». Краткость данного ответа, конечно же, не означает простоты вопроса. Ведь этот ответ был бы невозможен без всех предшествовавших ему изысканий.

На все это можно, правда, возразить — и изобретатель «трудной проблемы сознания» Д. Чалмерс наверняка сделал бы это, — что по-прежнему мыслима ситуация, когда сугубо телесные сущности, неотличимые в материальном плане от мозгов (и людей с ними), порождали бы точно такое же поведение, что и мозги, сопряженные с субъективным опытом. И если эта ситуация действительно мыслима, то можно подумать, что трудная проблема сознания воспроизводится на новом уровне: почему мы не такие существа, которые вели бы себя так же, как мы, но при отсутствии сознания?