Другой пример — концепция сознания Джона Сёрла. Сёрл считает, что для решения проблемы «сознание — тело» достаточно констатировать, что сознание порождается мозгом и реализовано в нем, несмотря на свою субъективность[67]. Очевидно, что в этих констатациях заключены ответы на некоторые вопросы, позволяющие уточнить онтологический статус сознания. Но естественно было бы спросить, почему в список этих вопросов не входит, к примеру, вопрос о том, почему мозг порождает сознание и т. п.? Подобная избирательность кажется чем-то произвольным при истолковании проблемы «сознание — тело» в указанном выше ключе. То же самое можно сказать и о трактовке проблемы «сознание — тело» Дэвидом Чалмерсом. Чалмерс полагает, что эта проблема содержит три вопроса: о том, как мозг может быть основой мышления, о том, как он может быть основой сознания, и о механизмах влияния сознания на поведение. Ядром проблемы «сознание — тело» он называет второй из перечисленных вопросов[68]. При оценке его позиции трудно удержаться от вывода, что и она предполагает недостаточную проясненность обсуждаемой им проблемы. В самом деле, почему Чалмерс, к примеру, не включает в список вопросов вопрос о том, является ли сознание чем-то супервентным на мозге? Почему он не включает в этот список вопрос о том, порождает ли мозг сознание, а заранее исходит из положительного ответа на него? Почему он считает второй вопрос ядром проблемы?
Последний момент Чалмерс так или иначе разъясняет. Но другие упомянутые метавопросы вообще не рассматриваются им. Поэтому, кстати, и не вполне корректно критиковать его, так же как и Сёрла с Макгинном, упрекая их в непоследовательности. Ведь этот упрек становится уместным лишь при том понимании проблемы «сознание — тело», которое было сформулировано выше. А они его не разделяют. С другой стороны, если это понимание вытекает из самой сути проблемы «сознание — тело» и является тем, что диктуется самой ее природой, то отсутствие методологической ясности в концепциях упомянутых мыслителей (и, конечно, не только у них) все же может рассматриваться как основание для критики предложенных ими решений.
Но главным здесь должна быть не критика. Используя преимущества предложенного подхода и результаты, уже полученные нами в предыдущих разделах книги, мы должны попытаться реально продвинуться в разрешении тех частных вопросов, ответ на которые позволит нам уточнить онтологический статус сознания и приблизиться к решению проблемы «сознание — тело».
И в этой связи надо задуматься о списке уточняющих онтологический статус сознания вопросов. Отправной точкой может послужить то, что рассмотрение онтологического статуса сознания ведется на фоне уже имеющихся представлений о телесной реальности. Естественно будет начать с вопроса, является ли сознание физическим. Правда, чтобы сделать этот первый шаг, мы должны договориться о том, что мы будем понимать под сознанием.
В контексте нашего исследования эта задача может выглядеть странной. Ведь по крайней мере в предыдущей главе мы постоянно говорили о сознании — в том смысле, в каком оно может быть отождествлено с квалиа. Соответственно, мы уже исходили из определенного понимания сознания и поэтому можем не задерживаться на этом моменте. Это верно, но композиция данной главы — в которой мы исходим не из феноменологических очевидностей, а из актуального положения дел в философии сознания и поэтому должны искать общую точку отсчета — заставляет вновь поставить эту задачу.
Поставив задачу дать определение сознания, мы, естественно, не должны будем включать в него указание, к примеру, на нефизическую природу последнего — иначе, помимо прочего, наш первый вопрос станет излишним.
Задачу определения того, что понимается под сознанием, иногда пытаются представить как какую-то большую проблему. Подчас можно слышать голоса, убеждающие, что без точного определения сознания мы не сможем сделать ни одного уверенного шага в установлении его природы. Такие мысли основаны, однако, на явном недоразумении. Ведь если бы мы могли сразу дать точное и полное определение того, что понимается под сознанием, дальнейшие исследования были бы излишними — разумеется, если иметь в виду реальное определение, отражающее порядок вещей. Если же говорить о детально прописанном номинальном определении, которое в данном случае было бы произвольно установленным правилом употребления слова «сознание», то оно, конечно, возможно, но такая дефиниция скорее отвлекала бы нас от изучения самого феномена, чем продвигала в его понимании.
Из вышесказанного можно сделать вывод, что хотя нас действительно очень интересует полное реальное определение понятия сознания, но оно может быть получено лишь в конце пути, по результатам исследования. Начинать же надо с как можно более беспроблемного и бессодержательного рабочего определения сознания, вся роль которого будет сводиться к тому, чтобы, так сказать, подцепить интересующий нас феномен. Сделать это проще всего остенсивным способом, и сейчас мы осуществим эту процедуру.
Тут, правда, надо заметить, что даже остенсивное определение сознания или сознательного состояния не лишено трудностей. Остенсивно можно указать на какое-то конкретное проявление или на конкретную данность сознания. Но указывать лучше на такую данность, которая может быть истолкована как образцовая и не вызывающая вопросов относительно ее принадлежности. И здесь не все варианты одинаково хороши. Можно ли, к примеру, сказать, что ощущение является образцовой данностью сознания, примером того, что мы будем считать сознательным, или ментальным, состоянием? Едва ли. Не говоря уже о том, что в понятии ощущения присутствуют различные неясности, то, что философы называют ощущением и часто рассматривают как ментальную данность, например данный стол как ощущение, в обыденном опыте не считается ментальной данностью, а считается самим предметом. И мы уже видели, что это мнение является вполне обоснованным.
Не очень удачным выбором представляется и тот, при котором мы будем отталкиваться от каких-либо интенциональных состояний сознания, таких как желания и убеждения. Хотя некоторые по-прежнему считают интенциональность, направленность на объект ключевым свойством сознания, Дэниел Деннет и другие авторы уже давно показали принципиальную возможность их физической интерпретации[69]. Было также показано, что в состав многих интенциональных состояний включены поведенческие схемы. Едва ли они исчерпывают их, но в любом случае это обстоятельство делает их не очень хорошим начальным пунктом для рабочей дефиниции сознания. Лучше поэтому взять другой пример данностей, составляющих сознание, — ментальные образы. Я неявно исходил из этого эталона ранее и вновь воспользуюсь им. Вообразим что-нибудь, скажем, апельсин. Мы представляем его, он витает в воображении. Воображаемый апельсин есть некая данность. Эта данность и будет для нас образцом того, что мы будем называть сознательным. Итак, обсуждая различные аспекты проблемы «сознание — тело», мы будем, в частности, определять отношение ментальных образов к телесности, а именно к разного рода процессам в мозге. Но, разумеется, не только их. Черты, присущие ментальным образам, характерны, по предположению, и для других ментальных данностей, квалиа, совокупность которых и есть сознание.
Теперь мы можем вернуться к вопросу, с рассмотрения которого мы хотим начать решение проблемы «сознание — тело», а именно к вопросу, не является ли ментальное разновидностью физического. Если выяснится, что ответ на этот вопрос должен быть положительным, то проблема «сознание — тело» и в самом деле окажется во многом решенной и к тому же, по сути, мнимой.
Но допустим, что мы дадим отрицательный ответ на этот вопрос. Тогда перед нами встанет следующий вопрос: порождает ли физическое ментальное?
Допустим, что мы получили ответ на этот вопрос. Допустим также, что он положительный. Мы будем обладателями уже двух ответов. И наличие этих ответов позволит нам говорить о том, что проблема «сознание — тело» уже не осталась полностью нерешенной, что мы уже продвинулись в ее решении. Но список вопросов мы сможем пополнять и дальше. Тезис о том, что мозг порождает сознание, естественно позволит нам поставить новый уточняющий вопрос: имеется ли между мозгом и сознанием отношение супервентности? Иными словами, можно ли говорить о естественной необходимости того, что точное физическое воспроизведение некоего мозга приведет к точному воспроизведению ментальных данностей, сопряженных с этим мозгом?