Однако он по-прежнему смотрелся прекрасным и юным, и, как показалось Сиднею, был очень похож на персонажа с цветных иллюстраций их семейной библии, Ионафана или Авессалома.

Рой отхаркнул кровью, обильно окропив Сиднею ладони и руки, но тот едва обратил на это внимание, поскольку был всецело поглощен Браеном.

Затем Сидней встал с земли, поднял Роя на руки и бережно понес его ко входу в дом с кухни, однако там он поскользнулся, и, не выпустив раненного, упал вместе с ним: в результате они оба остались лежать на толстом шерстяном коврике, привалившись друг другу так тесно, что казалось стали едины и телом и ранами.

Сидней не без труда вновь поднялся на ноги и отнес Роя наверх, хотя лестница в его доме была, пожалуй, даже выше и шире, чем в особняке Ирен Уэйзи. Наверху он замешкался, в какую комнату пойти. В итоге выбрал большую, хотя на самом деле Рой спал в маленькой комнатке в конце холла.

Сидней уложил точильщика ножниц на кровать. В соседней ванной с туалетом он нашел чистые салфетки и полотенца. Он довольно долго ждал, пока вода согреется и тем временем беспокойно оглядывал помещение. Сидней захватил два куска самодельного мыла, выбрал небольшой чистый тазик и отнес все это в спальную.

Там он омыл раненного со всей заботой и умением, которым он овладел за месяцы ухода за Гаретом. Однако во время всех этих бережных процедур Рой ни разу не открыл глаз.

- Похоже, штуковина в том флаконе - дедуля всех болеутоляющих, потому что я как будто в небесах летаю, хотя я, считай, ничего не выпил по сравнению с тобой.

Сидней немного помолчал, не сводя глаз со спящего.

- Слышишь меня, Рой?

Он вновь проверил ему пульс и больше не выпускал его руки из своих ладоней.

- Конечно слышу, - отозвался Рой, но голос его звучал так, словно доносился снизу, с первого этажа. - Я знаю все, что ты делал и делаешь... я все знаю...

- Это хорошо.

- Думаешь? - Рой открыл глаза и устремил взгляд на Де Лейкса.

- Зачем ты заставил меня это сделать, Рой? - спросил Сидней, стальной хваткой сжав ему руку.

- Зачем ты сам меня до этого довел? - слабо и измученно отозвался тот.

- Выбираешь слова побольней, Рой... Что ж, давай, твое право. Говори что хочешь, если тебе так лучше. Я заслужил. Я заслужил такого, о, даже придумать не могу. У меня в голове все кувырком, Рой, я уже не знаю, кто я такой...

- А разве когда-то было иначе?

- Что иначе? У меня мысли разлетаются не пойми куда... Знал я раньше, кто я такой?... О, не знаю.

Из груди у Сиднея вырвались скорбные, жалобные звуки - так лошади иногда вторят крику хозяина.

- Мы всегда получаем желаемое, но только когда уже слишком поздно, - сказал ему Рой, перебирая пальцами волосы Сиднея, нежно отделяя густые пряди, располагая их от так, то эдак и гладя его по голове. - Мало помалу каждый обретает что хотел.

- Но зачем тебе было нужно, чтобы Браен увидел тебя прибитым, - пробормотал Сидней так тихо, словно не хотел, чтобы точильщик ножниц расслышал этих слов.

Внезапно Рой яростным рывком отвернулся и его снова вырвало кровью.

Сидней терпеливо и сонно вытер кровавые потеки и отправился в ванную слить тазик и набрать чистой воды.

Сидней стал очень спокоен. Он неотрывно смотрел на грудь Роя. Ему подумалось, что грудные мышцы у раненого были совсем как у олимпийского спортсмена-бегуна. На его груди можно было не только найти каждый мускул, который был виден так же отчетливо, как на рисунке в школьном атласе анатомии, но и, казалось, изучить вены, артерии и даже кости до самого их мозга

Он склонился над Роем и принялся целовать его снова и снова.

Раненый приоткрыл веки и потупил взгляд на Сиднея.

- Слишком поздно, Сидней - сказал он, не сводя глаз с человека, сжимавшего его в объятиях.

- Ничего подобного, Рой... Ты поправишься. Вот увидишь. Будешь как новенький. Давай позову врача.

- Нет, - равнодушно отрезал Рой. - Не хочу видеть в своем доме никаких врачей. Я сам врач. Мне известно о человеческом теле больше, чем док Ульрик и целый медицинский университет сумели бы узнать, учи они свою науку хоть тысячу лет.

- Лучше бы ты меня самого прибил к двери, - прошептал Сидней.

- Нет, нет. Тогда ничего бы не вышло. Надо было именно так.

- Хочешь возьму у тебя в рот, если слова тебя ни в чем не убеждают? - спросил Сидней, чья рука между тем подбиралась к мужскому органу Роя, и, наконец, крепко стиснула его.

- Нет.

- А я хочу.

- Ладно, давай... но на пару секунд. Для таких вещей я потерял слишком много крови.

Сидней обхватил член салотопа губами и отсасывал, целовал и послушно лизал языком, пока Рой сам не отстранил его.

- Не теперь, не теперь!

- Сильная у тебя там в комоде была штука, Рой, - нарушил Сидней долгое молчание. Голова его покоилась у салотопа на груди.

- И не говори, Сидней, уж я по себе ощущаю это будь здоров как.

- Может еще хочешь?

- Да, но потом, помаленьку.

Ладонь салотопа погрузилась в кудри Сиднея. Герой футболист встрепенулся и задрожал, а салотоп накручивал его волосы себе на пальцы аккуратными тонкими кольцами, точно золотую пряжу.

- Ты выкарабкаешься и будешь как новенький, - пообещал Сидней.

В ответ, что-то горящее капнуло ему на лицо, и Сидней вначале решил, что у Роя опять пошла кровь, но затем увидел, что это слезы. Слезы были горячее крови.

- Надень на меня новую пижаму, хочу хоть раз ее примерить - она в верхнем ящике комода.

- Чего у тебя в ящиках комодов и буфетов только нет, - заметил Сид.

Потребовалось немало времени, чтобы одеть Роя в пижаму, однако и верх и штаны почти тотчас пропитались кровью, которая разом пошла из всех ран, стоило его пошевелить.

- Сколько сейчас на часах? - спросил Рой после долгого молчания.

- Нужно сходить вниз и глянуть, Рой. Я точно не знаю.

- Не надо, не ходи. Судя по свету уже за полдень.

Вдалеке завыли сирены полицейских машин.

Сиднею вдруг вспомнился случай из недавнего прошлого, когда он сам того не ожидая застал в тюремной душевой человека, который был там совершенно один: этот тип никогда ему не нравился, и сказать по правде, от него вечно пахло как он псины, которую только что искупали. Однако в тусклом вечернем свете этот самый заключенный показался ему прекрасным принцем (хотя на самом деле убил пять человек), чьи призывные взгляды ослепляли губительной красотой и вожделением, а тело было подобно бронзовой статуе, в чьей груди теплилось дыхание жизни и чьи движения были исполнены почти непостижимого совершенства. Сидней не произнося ни слова подошел к нему и заключил в объятия. Оба повалились на пол имели друг друга всю ночь. На самом деле, Сидней врал Вансу насчет "ужасных вещей ", которые творили с ним в тюрьме, или, вернее, не мог ему сказать, что он сам и был инициатором этих "ужасных вещей ".

Вспомнив тюрьму, Сидней вновь мысленно перенесся в те стены, и ему показалось, что человек, которого он любил в ту ночь как никого на свете, теперь снова лежит с ним рядом. Не стало больше ни салотопа, ни сына салотопа, ни точильщика ножниц, ни чистильщика цистерн, ни обстригальщика деревьев, ни обладателя прочих прозвищ, что закрепились за его именем, как никогда не было и никакого Сиднея Де Лейкс, героя футболиста и заправщика с бензоколонки, ибо время в его представлении вернулось на тысячи назад, и он воссоединился со своим "извечным" возлюбленным, или мужем или родственной душой, как его не назови, которому он теперь отдавал всю свою любовь.

Время от времени, Рой возвращался из темной долины, где стремился сгинуть его разум, пробужденный этими невероятными, неиссякаемыми и даже жестокими ласками, которые дарил ему человек, лежавший рядом.

Периодически Рой повторял: "Ты ведь Сидней, правда?"

- Кто бы я ни был, я твой. Я весь твой.

- Если ты - он, то почему, - отвечал ему Рой, и разговор их был похож на заученный наизусть диалог, который они, даже не понимая значений своих фраз, должны были повторять снова и снова, словно для магнитофонной записи показаний в какой-то неведомой тюрьме, - почему ты так долго не приходил?