- Ради бога, Гарет, тормози или быстрей жми вперед! - заорал отец, протягивая руки к рулю с заднего сидения, и тут произошел удар,  такой силы, словно это небо и земля сшиблись друг с другом, вздымая пламя, и отовсюду, обжигая глаза и губы, хлынули потоки горячей крови.

А чуть менее, чем через неделю, в таверне Извитый Кряж, Браен МакФи, который первым начал палить в Сиднея, когда они были в лесу неподалеку, бросил на пол свой пистолет и встал, даже не думая защищаться, прямо под дуло, которое в свою очередь наставил на него Сидней.

- Не стреляй, Сидней,  я люблю тебя... - воззвал к нему Браен.

И именно потому, что слова эти поразили его до такой глубины, пистолет дважды выстрелил в его трясущихся руках - так объяснил это Сидней адвокату.

- Даже если я постараюсь в это поверить, Сидней, думаешь, кто-то еще это купит?

- Но я вам рассказываю все, как было, сэр.

- А это анонимное письмо, Сид, которое ты, по твоим словам, получил как раз перед стрельбой в таверне. - Адвокат сверился с записями. - В нем было сказано, "Завтра Браен МакФи собирается тебя убить!" Правильно? Ведь так было в письме? - Защитник еще раз посмотрел в бумаги. - И более того, ты говоришь, что это самое письмо ты сжег?

Но Сидней лишь глядел на адвоката в упор. На губах у него образовалось несколько пузырьков слюны.

- Когда Браен сказал мне "не стреляй, Сидней, я люблю тебя", понимаете, я ему поверил... Я знал, что он это от сердца... В тот момент я ни в коем случае не хотел в него выстрелить,  хоть он и выпустил в меня несколько пуль в лесу - я ведь знал, почему он в меня стрелял. Это всё потому что он любил меня, поймите.

Адвокат сложил все свои бумаги и убрал их в портфель.

- Самое время тебе как следует выспаться,  Сидней, - посоветовал он, вставая и пожимая клиенту руку. - Держи в секрете все то, о чем ты сейчас упомянул, будем считать, что этого никогда не было, понятно? Насколько ты и я знаем,  он никогда не говорил тебе ничего подобного...

Оставшиеся у Сиднея на губе капли слюны соскользнули на подбородок, оттуда на его вязаный жилет и затем на пол. Он услышал, как надсмотрщик выпустил адвоката из камеры и запер стальную дверь.

Выполнив свою миссию, или, правильнее сказать, хлопотливое дело в особняке миссис Уэйзи, Рой вернулся домой в полной уверенности, что "проситель" его там дожидается, однако "убийцы", как Рой иногда называл его про себя, уже простыл и след. Он улизнул через заднее окно.

Впрочем, Рой догадывался, где он сможет его найти.

Вернувшись из заключения, Сидней несколько раз в одиночку украдкой приходил к дому Браена, и сидел на ступеньках его крыльца. Там, в сырой болотистой округе и в кущах диких вишен, что росли позади старого, заброшенного дома, не смолкал гомон краснокрылых черных дроздов.

Сидней всегда поражался, и как только Браен, еще совсем юный, и во многих отношениях такой ребячливый, мог после смерти дедушки жить подобным образом - когда вокруг никого, кроме черных дроздов, и когда ты все делаешь один - но как-то раз, почти в самом конце своей недолгой жизни Браен сказал ему: "все эти годы, Сидней, я ждал только одного - когда появишься ты".

Чем больше Сидней размышлял теперь о своей жизни, тем больше утверждался в мысли, что он убийца: в тюрьме он ощущал себя невиновным, и был даже в этом убежден, но стоило ему вернуться в родной "горный штат", как чувство вины овладело им безгранично. Ведь Браен, так или иначе, погиб от его руки. И потом, в глубине души Сидней знал, что пусть, к его ужасу, Браен и был любовником Роя, а значит безнадежно замарал себя в его глазах, пускай так, но несмотря на это, в один прекрасный день, он все равно попросил бы Браена вернуться. На самом деле, где-то за день до того, как он получил анонимное предупреждение, он уже собирался попросить его об этом.

В тюрьме и после заключения у Сида появилась привычка разговаривать с самим собой. "Чувствую, сердце разорвется" бормотал он безразличным, холодным, ничего не выражающим голосом вслух одну единственную фразу, уже и не вкладывая в нее, скорее всего, никаких чувств.

Сбежав от Роя, Сидней понимал, что "вламываться" в дом Браена ради того, чтобы еще раз взглянуть на то место, где они так часто были вдвоем, неразумно, но, возможно, его подтолкнули к этому краснокрылые черные дрозды, чьи голоса пробудили в нем отчаянное желание прикоснуться хотя бы к частице тех воспоминаний. А потому, он сломал дверь и вошел в дом.

За последние несколько лет внутри ничего не изменилось, и хотя дом пустовал, все в нем осталось нетронуто - и кухонная плита (очень добротная), и огромных размеров буфеты, и линолеум (который Сидней еще помнил новым), и высокие напольные часы в гостиной, безмолвные, но в своей неподвижности словно олицетворяющие аллегорическую фигуру старца по имени Время, и вся обстановка гигантской столовой, где вокруг элегантного стола из красного дерева расположились двенадцать стульев.

Сидней хотел как всегда подняться наверх, однако его остановило вновь возникшее в груди, в области сердца, странное ощущение, подобное тому, которое он испытал, когда впервые посетил Гарета и миссис Уэйзи, поэтому он решил посидеть в гостиной, пока болезненные спазмы не пройдут.

Ему казалось, что он почти физически ощущал присутствие Браена. Неожиданно, Сидней начал всхлипывать и заплакал. Он понял, что вся его жизнь была сплошной неудачей, а сам он - пустым местом, и единственным важным событием в его судьбе, была встреча с Браеном, а он загубил эту надежду. Наконец, Сидней все же заставил себя встать и пойти наверх.

Там он нашел кровать, на которой они когда-то спали вдвоем, застеленную большим стеганным одеялом, в складки которого забились мотыльки; воздух в комнате был затхлый и тяжелый, но с примесью едва уловимого лавандового аромата.

Сидней с немалым усилием открыл окно и опустился в кресло-качалку, стоявшее около кровати.

За окнами сгущался вечер, птицы умолкли, и в небе показался полумесяц.

- Браен, Браен, - вслух позвал Сидней, а затем, почувствовав что в комнате кто-то есть, обернулся и увидел салотопа.

- Браен тебе уже ничем не поможет, Сидней, если вообще когда-то мог помочь, но вот кое-кто другой порядком похлопотал сегодня, чтобы сделать тебе доброе дело...

- Значит, и ты пришел сюда, - прошептал Сидней.

- Пришлось же мне потрудиться, чтобы миссис Уэйзи вернула тебя на должность, - сказал Рой наклонившись к сидевшему в кресле-качалке Сиднею. - Слышишь меня?

- Как тебе удалось? - спросил Сидней, у которого перехватило дыхание, когда он почувствовал, что Рой его поцеловал (с издевкой, как ему подумалось).

- Я не много ни мало теперь владею домом Уэйзи.

- Правда? - точно во сне отозвался Сидней.

- Вообще говоря, я завладел им еще до того, как ты вышел из тюряги.

Сидней отвернулся от точильщика ножниц.

- Так что, твое место тебя дожидается, если оно тебе нужно, ясно? Гарет тоже заждался... Им обоим здорово тебя не хватает... Слышишь меня?

Внезапно салотоп яростно потряс Сиднея.

- Слышу, - отозвался тот.

- Тогда лег на спину вот сюда, понял?

- Подожди немного, дай я просто посижу вот так... Ладно? - Сидней повернулся, и в упор устремил взгляд на своего мучителя.

- Значит, он отправил тебя обратно ко мне? - только и сказал Гарет на появление Сиднея, которого Ирен Уэйзи уже успела встретить с таким бурным восторгом, словно тот был выдающимся специалистом, о котором в доме только и было разговоров, и чей приход был равносилен немедленному исцелению юноши.

- Не говори так, Гарей, - ответил Сидней. Гарет сидел в том самом кресле и был одет так же, как и в тот день, когда Сиднея отстранили от ухода за ним.

Однако лицо юноши сделалось еще более худым и печальным, а во взгляде то и дело вспыхивала плохо сдерживаемая ярость и угадывалось затаенное разочарование.