- Вот где раздолье для Дон Кишота, - говорил он, - сражаться с ветряными мельницами...
Эти мельницы невозможно было перепутать друг с другом, каждая из них чем-нибудь, да отличалась по внешнему виду, потому и имела свое имя. Вот эта, например, называлась Де Кок[130], потому что "варила" белую бумагу. Лопасти мельницы всегда крутились, и процесс производства бумаги не останавливался. Но был у нее специальный тормоз, при нажатии на который эти лопасти прекращали движение. Когда Петр Великий подошел к мельнице Де Кок, кто-то уже успел нажать на тормоз.
- А это что за механизм? - спросил он, дотрагиваясь до еще не остановившихся до конца лопастей. - Какая интересная вертелка! А с какого дерева смастерили? Или каждое подойдет? А если источится? Можно ли заменить?
В огромном чане была заготовлена бумажная масса. Чтобы получить из нее лист, нужно массу хорошенько перемешать и прокрутить через тяжелый пресс.
- Ну-ка, я попробую, - царь взял черпак из рук мастера и наполнил его массой, как тестом для оладий. А через несколько минут наблюдал, как выходит из-под пресса влажная еще, требующая хорошей обсушки, бумага.
- Ну, и обрадовал же ты меня, - сказал он мастеру, когда закончил "опыт". Словно этими бесхитростными движениями рук пробудил он в своей голове воображение, которое может положить начало самой серьезной государственной программе. - Держи рейхсталер![131] Стоявшие рядом Меншиковы - Александр и Гаврила, чуть не присвистнули от удивления: царь не был в Голландии таким щедрым, и даже напротив - проявлял экономию. Правда, то, что он смастерил себе кровать или же приготовил еду, говорило совершенно о другом - о его упрямом характере.
Работая на верфи топором и рубанком, он попутно успел увидеть, как варится сыр, как мастерится компас, как ткутся холсты... Он купил бопер, маленькое парусное судно, и приладил складную мачту, даже не задумываясь о том, что сделал тем самым изобретение, а потом испытывал судно в заливе. Смастерил он модели, обе размером в четыре фута, самых полюбившихся "игрушек" - корабля и ветряной мельницы.
Петр Первый пробыл в Саардаме всего неделю. Ему мучительно досаждало, что раскрыто инкогнито, и оттого "театральные" представления с переодеванием становились бессмысленными. А без эксцентричности терялся весь шарм, без нее могла им овладеть скука. Кроме этого, он еще не отдохнул от официальных церемоний и лицемерного придворного этикета, которые были непременным атрибутом его царского правления в Московии. И тогда он решил поехать в Амстердам, тем более, что саардамские корабли были в основном торговыми судами с небольшой вместимостью, а он жаждал лицезреть крупные военные суда. И тем более, что его Великое посольство во главе с Франсуа Лефортом[133] уже прибыло в столицу.
Шумный, многоголосый город резко контрастировал с Саардамом. В первую очередь, он отличался внешне: мощеные широкие улицы с многочисленными мостами, перекинутыми через каналы, которые словно артерии, питали и поили город, не шли ни в какое сравнение с узкими улочками, где он жил до этого. А разве можно было поставить знак равенства между домами в несколько этажей с прямоугольными высокими окнами и с мансардами и саардамскими приземистыми серыми домишками, похожими друг на друга и прижатыми к небольшому каналу? Амстердамские дома, построенные в одном стиле и в то же время отличающиеся по отделке, создавали неповторимое лицо города.
Второе - это люди. Они не обращали внимания на приезжих, ведь чужеземцы не были им в диковинку, и спокойно продолжали заниматься повседневными делами. Саардамцы же только и делали, что пялили глаза на Петра Великого. Да нет бы просто пялить! Ведь и пытались сколь раз заговорить, а то и подшутить над ним. От скуки, конечно, от чего же еще? Вот, к примеру, однажды подошли к нему дети да и потрогали за руку, а потом и вовсе толкнули. Что с них взять, если малые? А - обидно! Не будешь же кричать на всю улицу, что ты - царь, особа неприкосновенная. А все почему? Да потому, что ты - как актер, который сфальшивил в игре, раскрыл свое инкогнито раньше времени... Оттого и насмехаются они...
Учитывая горький опыт, решил Петр Великий сразу же по приезду и определиться со своим статусом. Для этого он обратился к бургомистру Николасу Витсену[133]:
- Примете ли вы знатную особу, проживающую инкогнито на верфи?
- Отчего ж не принять? Как один из директоров Ост-Индской компании, я не только буду способствовать решению правления о зачислении этой особы, но и отведу для ее жительства дом канатного мастера, что находится прямо здесь, на верфи. А чтобы эта особа смогла наблюдать весь процесс строительства корабля, мы заложим новый фрегат в сто футов длиною.
- Благодарю за понимание! - Петр Великий не мог скрыть восторга, который охватил его после таких слов. - И надеюсь, что наша дружба положит начало дружбе двух держав.
Николас Витсен проводил высокого гостя с его небольшой свитой на верфь и, прежде чем познакомить с первым корабельным мастером, сам показал ее достопримечательности. Главным из них стал, конечно же, пакгауз[134] с куполом, пятиэтажное здание, символизирующее морское могущество не только Ост-Индской компании, но и Голландии в целом.
- Говорят, нигде в мире нет больше и краше здания, чем наше, - произнес бургомистр, увидев, с каким удивлением рассматривает Петр Великий это гранд-сооружение. - Внизу у нас склады железа: здесь и проволока, и гвозди... Рядом - бойни для скота на пятьдесят крюков. Здесь скот забиваем, мясо солим и вялим, потом загружаем в суда - кормить моряков. Выше идут склады для пряностей и кофе, для товара, который доставляем на кораблях из Ост-Индии. Рядом с ними - мастерские корабельных снастей и парусов. Ну, а это - сама верфь на три стапеля[135], и здесь же - корабельные склады.
- А где обрабатываете лес? И откуда его везете? - любопытствовал царь Петр.
- Пройдем за пакгауз, хотя... Успеешь еще посмотреть, попозже корабельный мастер покажет. Территория там большая, а мы уже и так находились...
Николас Витсен посмотрел на Петра, словно проверяя его выносливость, но встретил лишь невозмутимый взгляд. Видимо, этот человек был недюжинной силы.
- За пакгаузом - и плотницкие мастерские, и лесопилки, и сушильни... А лес - из Германии, Скандинавии и... - бургомистр опять остановил взгляд на Петре Великом, - и с земель русских.
- Неужель? - удивился Петр, проявляя необычайный интерес к разговору.
- Именно! Но не сразу он идет в работу. Сначала лес полгода вымачиваем в воде, потом лебедками его вытаскиваем, в сушильнях обсушиваем по нашей технологии, стоймя... А во-о-он дымок небольшой стелется - там делаем смолу и смолим канаты...
Николас Витсен проводил Петра к прославленному мастеру корабельных дел, тому самому Герриту Класу Полю, который и закладывает всемирно известные голландские суда. Да и не только сам строит! Вся семья его трудится на благо Ост-Индской компании: плотниками и бухгалтерами, корабельными мастерами и капитанами, избороздившими моря и океаны всего мира...
- Вот тебе, Поль, ученик, пусть старательно изучает науки, после чего и выдашь ему аттестат.
И не знал тогда корабельный мастер, что чужеземец, которого он обучит наукам, по-царски оплатит его труды. Но главное, благодаря царю всея Руси Геррит Клас Поль получит спокойную и прибыльную должность при Амстердамском Адмиралтействе, а его сын Ян [136], пока еще пятнадцатилетний подросток, займет должность отца, а наступит день - будет строить корабли в... Санкт-Петербурге.
Царь Петр, или плотник Питер, старательно избегал официальных приемов и церемоний, чтобы не отвлекаться от службы, а вечерами, отдохнув от работы, шел в трактир, и с голландской трубкой в зубах, за кружкой пива или стаканом джина беседовал с его посетителями: корабельными плотниками, кузнецами, матросами, мастерами. Заходил он и к товарищам по работе, просиживал у них пару часов с пивом и разговорами, а в семье Геррита Поля частенько и обедал в домашней обстановке. Уже потом, по возвращении в Московию, будет он долго еще вести с ним переписку.
