- И это все, что ты можешь сказать?- с улыбкой на лице спросил писатель и прижал ее к себе еще ближе. Так, что тепло их тел слилось в единый жаркий ком.
- Я лишь просмотрела отдельные главы.
- Все так ужасно?
- Нет, почему? Ты постарался.
- Прозвучало неубедительно.
- Идея мне понравилась. Несомненно, у нее есть потенциал. Но...
- Слишком сложные мысли для таких слишком простых слов?
- К исполнению есть вопросы.
- Мне тоже так кажется. Получилось похоже на елку, которую нарядили без особого вкуса массой прекрасных украшений, и стала она не елкой, а говенным кактусом.
- Почти.
- И на том спасибо.
На большее он и не рассчитывал. Тем более, прекрасно понимал, что обидеть она его не сможет, а о качестве своей писанины он и сам был не лучшего мнения. Но писал, ведь так требовало время и сама Катя. Да, и что еще остается тому, кто решился стать писателем.
- Нужно предложить Борису. Кажется, они сейчас ищут нечто подобное для нового проекта. Так что, может быть, все это,- она элегантно своей обнаженной сексуальной ножкой поддела ворох страниц печатного текста,- перевести в сценарный формат.
- Я же говорил, все это не мое,- особо не слушая ее предложение, куда-то в сторону двери бросил писатель.
- Зато, все это сможет тебя обеспечить. Тем более, по одному из твоих произведений, уже снимают. Скоро фильм выйдет в прокат. А это, скажу я тебе, лучшая реклама,- она запрокинула свой милый подбородок ему на грудь и широченно улыбнулась.- Так что, если их заинтересует идея, а затем и сценарий, то к выходу кино, издадим и книгу. Сегодня, это такой тренд.
- Как все у тебя просто.
- Ты же талант, а таланту нужно помогать. А помощник у тебя самый лучший,- она закончила и чмокнула его в сосок.
Он привлек ее к себе и уже сам страстно поцеловал в губы. Настолько, насколько позволяли ее очки.
- Зачем они тебе? У тебя же прекрасное зрение,- он аккуратно подцепил их пальцами и бросил на прикроватный столик.
- Зато, они мне идут,- еще раз широченно улыбнулась она и ответила ему на поцелуй своими сладкими губами.
Конечно, как можно спорить с тем, кто согревает тебя в постели. Уж, что-что, а греть она умела...
- И, вообще, я на тебя обижена,- не переставая нежиться в его объятиях, шептала Катя.- Почему в твоей книге я - шлюха?
- Во-первых, тебя в моей книге нет,- солгал писатель, и сам споймал себя на этой лжи. Где-то неосознанно, в глубине души он наделял свой вымышленный персонаж образом той, чье грациозное тело сейчас миловалось с ним постели.
- Во-вторых,- продолжал он,- мне нравиться, как ты обижаешься на меня,- закончил и ладонью прошелся по ее спине, отчего девушка сладко прогнулась.
- Вот, как! А как тебе понравиться это?- она чуть отстранилась и, шмыгнув рукой под одеялом, ухватилось за его причинное место. Да, так больно, что едва слезы не вырвались из глаз. Писатель за скулил, и Катя тут же отпустила руку, яростно и властно блеснув глазами:
- То-то же.
- Бешенная,- облегченно выдохнул он.
- Вообще,- она снова облокотилась на него своей горячей грудью и кончиками пальцев дотянулась до столика с очками, затем, ловко вернув их на глаза, придала себе важный рабочий вид (видимо, без очков такой вид ей сделать было проблематично),- твоему произведению не хватает сильной романтической линии. Твой герой получился слишком скучным, унылым и неинтересным. Не помешали бы несколько побочных сюжетных ходов, более детальное описание того нового мира, в котором он оказывается, смешных ситуаций, вызванных подобным сюром, и, конечно, экшн. Где же драки, погони, стрельба и взрывы? Без этого никак. Особенно в сценарии.
- Просто для меня важнее содержание, а не форма. Если честно, она мне даже не интересна,- писателю вдруг захотелось с ней поспорить.- Почему если храм, то обязательно с золотыми куполами?
Катя замолчала.
- И никого не волнует, что он пустует,- писатель продолжал набирать обороты.- Почему обвертка стала важнее содержимого? Начиная с еды, одежды, крова, а заканчивая искусством, чувствами, совестью и моралью.
- Потому что все это - бизнес,- ответ для нее был совершенно очевиден.
И мы тоже?.. Спросил он самого себя, боясь в ответ услышать, что мы - особенно. И хотя хотелось продолжать, но что-то внутри остановило. Какая-то очевидная бесполезность любого подобного продолжения. Почему-то он вспомнил свой первый рассказ. Ту пора, часы и дни, когда он как-то совершенно легко и свободно писал те строчки. Вспомнились и те совершенно удивительные потуги, та необыкновенная радость от самого процесса. И почему-то уже давно он подобного не испытывал. Наверное, тогда над ним ничего не довлело, никто не ожидал от него никаких чудес. А именно в такие моменты они и происходят.
Писатель замолчал, лишь легкая грусть поселилась в его глазах. И Катя, кажется, это заметила, помягчела и снова прижалась к его груди.
- Что случилось?- шептали ее губы.- Я же, просто, хочу помочь.
- Я понял, извини. Конечно, тебе виднее.
- Не волнуйся, все будет хорошо. У нас все получится. Я завтра же позвоню Борису, договорюсь о встрече.
- Может, ты сперва прочитаешь весь текст?
- Не ерничай, дочитаю по дороге на работу. Смысл я уловила, детали значения не имеют. Или, если хочешь,- она немного отстранилась от него,- я пойду читать сейчас, а ты останешься здесь. И читать я буду до самого утра, а ты и твой дружок насладитесь обществом друг друга. Только, пожалуйста, не на мои простыни.
Да, уговаривать она умела, причем, аргументы подбирала всегда безотказные. И его ответом стал жаркий страстный поцелуй, которые увлек их обоих в чертов омут с головой.
А по утру они проснулись. Точнее, он, потому как левая половинка кровати уже была холодная. Но писатель не удивился, только еще раз позавидовал небывалому трудолюбию Кати, ведь точно знал, что она уже на пол пути к офису. Вставать особо не хотелось. Он перекатился с подушки на подушку, и холодная простыня слегка взбодрила сонное тело. От кончиков пальцев на ногах до макушки на голове пробежали едва уловимые мурашки. Приятной волной, словно морской прибой, они пропитали сухую кожу живительной влагой, а в последней своей фазе ударились о берег. От подобного удара резко заболела голова. Очень неожиданно и очень сильно. Писатель даже прильнул к вискам, словно в попытке вытянуть эту боль своими крепкими пальцами. Однако быстро понял, что болело вовсе не в этой области. Что-то особо приставучее щипало на самой макушке. Именно в том месте, куда добежали мурашки от холода простыни, на которой еще несколько часов назад безмятежно спала Катя. Боль не унималась, но, как и ко всякой боли, привыкание происходило быстро. Казалось, что кто-то вбивает в то самое место гвоздь или долбит сверлом, только не снаружи, а изнутри. И даже на ощупь ему показалось, что там же образовалась странная шишка. И хотя волосы еще в достаточном количестве укрывали ее от более тщательного ощупывания, писатель догадывался, что шишка не еловая. "Укус, удар, аллергия..." Лежа на спине, с задранной к голове рукой, он придумывал объяснения, а когда рука затекала, переворачивался на бок. "А, может быть, лысею или опухоль..." Отмахнулся от последнего, крепко зажмурив глаза.
Небольшая нервозность, а, скорее, обеспокоенность взыграла внутри, и его лежачее положение стало невыносимо неудобным, даже дискомфортным. Присев на край кровати, он на несколько секунд замер, пытаясь понять, ушла ли боль. И, действительно, на несколько секунд она ушла, но затем сразу же вернулась. Накатила с прежней силой и напором. Отыскав ногами знакомые тапки, писатель направился в ванную комнату. По пути бросил несколько взглядов на свои волосатые ноги в этих знакомых тапках и, несмотря на боль в голове, усмехнулся.
Ее ванная пахла ландышем. А ландыш пах весной. А весна пахла детством. Потому в ее ванной комнате он всегда вспоминал свои летучие беззаботные детские годы. Тогда еще мир был удивительно прекрасен и прост. Когда в детстве ему болела голова, то бабушка... Хотя, когда в детстве ему болела голова? В его маленьком тельце никакая боль поместиться не могла. Зато прекрасно себя чувствовала сейчас, никак не оставляя в покое. Кое-что из лекарств Катя хранила в ящике над умывальником. Даже в этом писатель почувствовал какую-то дань моде или (ее любимое слово) тренд. Евростандарты, евроремонты, еврожизнь. Раньше дома подобные вещи хранились в верхней секции шкафа в коробке из-под обуви, а что-то за соблюдением условий хранения - в холодильнике. Теперь приезжая традиция переместила все в ванную комнату, разложила по мензуркам на полках специально отведенного ящика, на дверцу которого прицепила зеркало. Чтобы с утра в своем отражении каждый мог определить то, что нужно принять, дабы вечером там снова появиться. Наверное, так стало удобнее. Но, что удобно Иванову, не всегда идет Петрову...
