Силясь отвлечься на монументальные статуи, занявшие ниши и искусно скопированные с тех, что были созданы для Летнего сада, она не заметила, как были пройдены последние ступени, и каблуки вновь мягко застучали по мрамору. Только в этот момент Катерина осознала, что впереди белые стеклянные двери, за которыми открывался парадный двор, вымощенный булыжником и лишенный всяческой зелени, поскольку предназначался для военных построений.

— Отчего-то мне подумалось, что Вы бы желали окунуться в тишину, которой в дворцовых стенах сегодня не сыскать, — пропуская княжну перед собой на крыльцо с изгибающимся пологим спуском, цесаревич ответил на не заданный вопрос.

— И потому Вы решились предложить мне прогулку по ночному Петербургу?

— Если будет на то Ваша воля, — в шутливом тоне поклонился Николай, наблюдая за тем, как посветлело лицо его спутницы, словно бы один только глоток свежего холодного воздуха мог сотворить чудо и изгнать всю ее усталость.

— Не стоит, Ваше Высочество, — мягко отказалась Катерина, делая медленные шаги по широкой дорожке, мимо невысоких полосатых павловских столбиков, окружающих гауптвахту; часовые на своих постах застыли, словно деревянные солдатики, которых ей довелось увидеть в играх младших детей государя. — Эти выходы в город инкогнито слишком дорого обходятся.

— Боюсь, что для Вас они опасны не меньше.

— Моя жизнь имеет меньшую цену.

Николай остановился, легким, но уверенным жестом заставляя и свою спутницу прекратить движение. Вопросительно обернувшись, она уловила в его обычно лучащихся весельем глазах гранитную твердость; даже всегда изогнутые в улыбке губы сейчас отражали лишь непоколебимую уверенность в чем-то.

— Никогда не говорите так, — тихо, со сталью в голосе произнес цесаревич, не давая возможности княжне отвести взгляда или даже сделать слишком глубокий вдох. — Вы дороги мне, Катрин. И Ваша жизнь для меня всегда будет первостепенна.

Оглушенная внезапным откровением, она могла только смотреть, не мигая и, кажется, совершенно не дыша. Кончики пальцев холодели, теряя чувствительность. Тяжело сглотнув, Катерина на непослушных ногах сделала неглубокий книксен, покорно принимая приказ. Потому что она не могла — не имела права — расценивать эти слова иначе. Она хорошо знала свое место.

И молилась о том, чтобы Николай перестал испытывать ее чувства.

========== Глава седьмая. День за днем — кораблекрушение ==========

Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1864, апрель, 18.

Николай бы с огромной радостью не вовлекал Катерину в расследование, однако прекрасно понимал, что она не согласится пребывать в неведении до полного прояснения всех обстоятельств, поимки и вынесения приговора преступнику. В определенный момент она начнет допытываться до правды, и лучше бы ему самому обо всем оповестить княжну, нежели позволить той влезть в новую неприятность. В дни праздненств поднимать столь неприятную тему ему не хотелось, но торжества закончились, двор начал приготовления к переезду в Царское Село, и дальше тянуть стало попросту некуда. Когда двери распахнулись, впуская не ожидавшую приглашения Катерину, Николай, с самого утра страдающий от головной боли, даже не расслышал этого.

— Это свидание, Ваше Высочество? — иронично поинтересовалась княжна, оценив задернутые плотные шторы, мешающие проникновению солнечных лучей в кабинет. Единственным источником мягкого света было пламя в камине и свечи в трехрожковом настольном подсвечнике. В ожидании прояснения причин, по которым получасом ранее к ней постучался посыльный от цесаревича, она прошлась вдоль книжных шкафов, с привычным интересом разглядывая корешки фолиантов различных размеров, раздумывая, какой попросить в личное пользование на сей раз.

— Что Вам известно об отношениях между Вашей сестрой и графом Перовским? — массируя виски, осведомился цесаревич.

Катерина озадаченно обернулась, возвращая тяжелую фигурку в виде какой-то древнегреческой нимфы на камин; в простой интерес к чужой личной жизни не верилось. Но какой бы ни была причина, она не знала, что ей ответить: несмотря на их близость с Ириной, сердечными тайнами они почти не делились — сестра часто ставила ей в вину неспособность понять настоящего чувства, полагая, что она сама дала согласие Дмитрию только по настоянию папеньки. А еще Ирина, в отличие от Ольги, была довольно замкнута, о личных переживаниях говорила с неохотой.

— Они познакомились в июле, на балу в Петергофе, — медленно заговорила Катерина, — тогда же граф был представлен маменьке и произвел на нее положительное впечатление. Кажется, именно тогда они и начали обмениваться письмами, но виделись редко — граф единожды наносил нам визит и несколько раз назначал ей свидания. Это все, что мне известно.

Старательно вспоминая, она внимательно наблюдала за цесаревичем. Тот выглядел чем-то утомленным; прикрыв глаза, он подпирал голову ладонью, словно бы сил удерживать привычное величественное положение не было. На ее рассказ он, казалось, никак не отреагировал, будучи погруженным в свои мысли. Однако, это оказалось заблуждением — стоило только Катерине замолчать, зазвучавший голос Николая не дал воцариться в кабинете тишине.

— Ваша сестра была влюблена в графа Перовского?

— Ирина, она… она никогда не демонстрировала своих чувств открыто. Ей определенно польстило его внимание, она отчитывала меня, когда я в шутку зачитывала письма, что доставляли ей от графа, из чего я могу судить, что они не были ей безразличны. Впрочем, это могло быть и простым желанием попрекнуть меня в плохих манерах — Ирина всегда следила за нашим воспитанием куда строже, нежели даже маменька.

Цесаревич потянулся к высокой стопке бумаг, находящихся справа от него, похоже, намереваясь что-то найти в них. Катерина с необъяснимой для себя тревогой следила за тем, как папки раскладывались на несколько кучек, как нетерпеливо перебирались листы, похоже, опознаваемые по одному лишь заголовку — так быстро изучить их содержимое было невозможно. Услышал ли Николай ее ответ и придал ли ему значение, она не могла сказать, но в следующий момент, когда с шелестом и глухими звуками документы выскользнули из дрогнувших рук на пол, это стало не таким уж важным. Нахмурившись, Катерина пересекла кабинет, присаживаясь рядом с покинувшим свое место, чтобы устранить создавшийся беспорядок, цесаревичем.

Словно бы невзначай коснувшись его руки, когда решилась поднять ту же папку, что и Николай, она вздрогнула и стремительно — уже совсем не случайным жестом — дотронулась тыльной стороной ладони до его лба.

— Ваше Высочество! — она в ужасе округлила глаза. — Вам стоит немедленно лечь.

— Оставьте, Катрин, — поморщился Николай, опираясь спиной о письменный стол и делая глубокий хрипящий вдох. — Это всего лишь легкое недомогание.

— Вы выглядите так, словно не спали несколько ночей, и способны соперничать с любым драконом по температуре дыхания. Это называется легким недомоганием? — невольно она повысила голос; цесаревич стиснул зубы — похоже, громкие звуки доставляли ему дискомфорт.

— Это не смертельно.

Катерина закатила глаза. Потрясающий ответ. И невероятное упрямство.

— Я позову гоф-медика, — она намеревалась было подняться на ноги, но на запястье сомкнулись горячие пальцы, вынуждая остаться на месте.

— Не нужно, Катрин, — Николай качнул головой, не обращая внимания на ее укоризненный взор, — мне уже легче.

— Если побелевшее лицо — это легче, я боюсь спросить, как Вы будете выглядеть, когда Вам станет хорошо. Вы можете встать?

Получив утвердительный кивок, она подала вторую руку все так же удерживающему ее за запястье цесаревичу, помогая ему осторожно принять вертикальное положение. Бумаги были забыты как нечто незначительное: сейчас следовало дойти до кушетки, раз заставить Николая забыть о делах на сегодня невозможно. Подкладывая ему под спину сразу две подушки, чтобы не создавать напряжения в спине, Катерина надеялась было все же отправиться за доктором Маркусом или Здекауэром, но не отпускающий ее руки цесаревич, как и всегда, не позволил этого сделать. Он тяжело дышал, и ни в какое улучшение состояния не верилось, но, тем не менее, старался выглядеть как можно более спокойным и даже слабо улыбался.