— Покажите Ваши руки, Екатерина Алексеевна.
Первой раскрылась левая ладонь, после — вверх была обращена и правая. Зазубренное короткое лезвие тускло блеснуло, поймав огоньки свечей из настенных канделябров. Блики прыгали от внутренней дрожи, сотрясающей Катерину. Она была готова к этому, она ждала этого, но совладать со своими чувствами оказалось невозможно.
— Объяснения дадите в Третьем Отделении.
С отвращением взглянув на оружие в руках стоящей напротив фрейлины, Анна Федоровна поджала губы и, кликнув одного из офицеров, дежуривших в коридоре, велела охранять ту до тех пор, пока не поступит новых указаний. Бросив уничижительный взгляд на княжну, Тютчева направилась прочь из комнаты, дабы найти шефа жандармов, однако была остановлена срывающимся голосом «арестованнной».
— Анна Федоровна, Господом Богом прошу Вас, не докладывайте государыне.
— Как заговорила-то. Хочешь после такого в должности остаться?
— Ее Величество не переживет этой новости. Умоляю, не тревожьте ее понапрасну. Я не претендую на место при Дворе более, будьте покойны.
Поджав губы, Тютчева в раздумье помедлила у двери, а после решительно вышла.
***
Исполнила ли Анна Федоровна просьбу, Катерина не ведала, и оставалось лишь надеяться на ее благоразумие. Зато своим мыслям она осталась верна, и спустя немногим менее часа за ней явилось двое жандармов, потребовавших отдать оружие и следовать за ними. Или, если быть точнее, между ними, чтобы снизить вероятность побега. Впрочем, его княжна не планировала, и до места назначения, коим избрали кабинет Его Величества, дошла покорно. Ее роль была практически сыграна, и каким бы ни стал приговор государя, она обещалась себе исполнить его в точности. Лишь бы жертва не оказалась напрасной.
В кабинете помимо расположившегося у окна Императора находился цесаревич, занявший кресло у шахматного столика, а также князь Долгоруков. Вошедшей Катерине невольно вспомнилась аудиенция, имевшая место быть осенью, после покушения на Наследника Престола: тогда беды ничто не предвещало, однако разговор оказался не из легких; сейчас, напротив, воздух сгустился настолько, что дыхание затруднялось и казалось, что даже в одиночных камерах Петропавловской крепости находиться приятнее. Похоже, она и вправду вскоре увидится с родными: либо с папенькой на том свете, либо с маменькой в ссылке. Ее явно не для награждения орденом Святой Анны пригласили. Глубоко присев в реверансе и задержавшись в этом положении как можно дольше, княжна на мгновение зажмурилась, прежде чем выпрямиться и посмотреть на государя.
— Вы желали меня видеть, Ваше Императорское Величество?
Она могла аплодировать себе — твердость голоса не подлежала сомнению. Правда, вряд ли ее хватит более чем на пару фраз. Николай, казалось, появлением Катерины был удивлен — во взгляде, подаренном ей, читалось легкое недоумение, заставившее ту опустить глаза: невыносимо было видеть столь открытое беспокойство в отношении ее.
— Вы были приняты ко Двору милостью Ее Императорского Величества, а также по рекомендации Варвары Львовны Аракчеевой, — вместо государя подал голос Долгоруков, отчего по коже и без того напряженной княжны пробежал озноб. — За Вас просили, за Ваше воспитание и честь ручались. И Вы столь виртуозно всадили нож в спины тем, кто проникся искренним доверием к Вам, Екатерина Алексеевна.
Николай, и без того не слишком жаловавший методы Василия Андреевича, сейчас был готов открыто потребовать извинений перед дамой. Он уже намеревался было осадить шефа жандармов, по его мнению, желающего довести барышню до обморока, когда в разговор вступил Император.
— Вы не желаете объясниться, княжна? — стоя к ней спиной, холодно вопросил государь. Катерина, так и не поднявшая глаз, на мгновение отчаянно зажмурилась, одновременно с этим закусывая губу так, чтобы вызвать острую боль: стало чуть легче дышать. Бесцветный голос, озвучивший следующую фразу, принадлежал ей, но воспринимался словно со стороны.
— Я действовала по указанию Бориса Петровича Остроженского.
Цесаревич, кажется, начавший догадываться о причинах, по которым состоялся этот допрос — а иначе беседу было не назвать — враз посерьезнел. Взгляд его невольно упал на оружие, переданное одним из жандармов своему начальству и уже виденное сегодня в прогулке по Невскому.
— И чем же ему помешала Великая княжна? — Долгоруков, кивком поблагодаривший офицера, кажется, взял на себя активную роль в этом диалоге, однако для Катерины уже не было никакой разницы, кому рассказывать. Хоть шефу жандармов, хоть Императору. Подрагивающие руки желали коснуться пистолета, а какой-то мерзкий голос внутри уверял: это слишком легкая смерть для того, кто стал причиной таких страданий.
Решительно подняв голову, княжна медленно, старательно подбирая слова, начала говорить, затрагивая последние беседы со старым князем. Единственное, что она утаила — о находках в родовом поместье: почему-то сейчас это показалось незначительным, да и попросту не хотелось признаваться в том, что правда о связи Великого князя с графиней Перовской ей известна. Мельком коснувшись прошлого Бориса Петровича, она озвучила пару своих предположений, не способная распознать эмоции государя и начальника Третьего Отделения, а в конце, предложила допросить Анну Ростопчину, доверия к которой явно больше, чем к ней — дочери и племяннице людей, запятнавших свою честь.
Николай, в свою очередь, упомянул о том, что причастность старого князя к случившемуся могут подтвердить и жандармы, с которыми он намедни выходил в город.
— Любят же Трубецкие придумывать истории там, где их нет, — протянул Александр, заложив руки за спину. Катерина недоуменно взглянула на Императора, но не осмелилась задать ему вопрос, дожидаясь, пока он сам соизволит продолжить. — Помнится, не случившаяся дуэль Николая Голицына с Великим князем Константином была вызвана оглашенным на всю столицу требованием признать бастарда, который не имел отношения к царской семье, как позже созналась Софья. Не удивлюсь, если и там торчали уши князя Трубецкого. Теперь внезапный незаконнорожденный ребенок всплыл у Михаила Павловича: тоже не более чем плод сплетен. Сознайтесь, княжна, Ваш дядюшка еще не приписал Вам внезапную беременность от моего сына?
Вспыхнув от смущения и злости, Катерина едва совладала с собой, бессознательно отмечая, что о своей причастности к гибели Ольги Остроженской государь умолчал.
— Впрочем, это сейчас не имеет значения. Вы понимаете, что я не могу быть уверен в Вашей абсолютной невиновности, пока это не будет доказано? Допросы будут проведены незамедлительно, однако до полного выяснения обстоятельств Вы находитесь под подозрением.
— Отец! — Николай резко вскочил из-за столика: шахматы, стуча, запрыгали по полу, но он не обратил на это ровным счетом никакого внимания. — Зачем бы Катрин рассказывать Вам все, если бы она лично задумала навредить Марии? Неужели Вы..! — договорить он не успел: государь, обернувшись к сыну, смерил его тяжелым взглядом. Николай поджал губы, вперив в него настойчивый взгляд: в такие моменты он особенно становился похож на своего деда.
— Остыньте, Николай. Зачем mademoiselle Голицыной раскрывать нам все планы — вопрос неоднозначный. То, что Вы столь слепо верите этой барышне, еще не говорит о ее невиновности. До момента полного выяснения обстоятельств Екатерина Алексеевна Голицына будет заключена под стражу.
***
После того, как Катерина покинула кабинет в сопровождении жандармов, а Василий Андреевич был отпущен с новым поручением, цесаревич, с минуту молча рассматривая портрет на стене так, словно бы видел его впервые, наконец решил обратиться к отцу, напряженно постукивающему пальцами по золоченой чернильнице: Император был раздражен. Но Николай желал дознаться до всего сейчас, а не оставлять разговор на туманное «потом», которое могло, как часто это бывало, вообще не состояться.
— Если все так, как рассказала княжна Голицына, месть действительно оправдана?