– Не нужно ничего доказывать, – голос её звучал так же бесстрастно, как и десятью минутами ранее. – Просто скажите, можно ли выйти отсюда как-то иначе.
Николай остановился. Губы едва скривились в горькой усмешке: вот, значит, как все должно было окончиться. Впрочем, а чего он ожидал? И чего ему стоило ожидать? Граф Шувалов воскрес на радость невесте и свадьба вновь в силе. И даже если бы он оказался действительно мертв, это ничего бы не изменило – ему самому пришлось бы обручиться в скором времени. Так какое развитие их история должна была получить? В них были слишком сильны понимания чести и долга, чтобы все случилось как-то иначе.
Он бы желал сохранить хотя бы их дружбу (пусть и это было слишком невыносимо – воспринимать другом женщину, чувство к которой было куда сильнее), но в дворцовых стенах она бы непременно получила статус интимной связи: длинные языки и фантазии фрейлин не имели границ и не знали ничего святого.
А Катерина наверняка слишком устала от сплетен. И вряд ли хотела, чтобы оные достигли ушей её жениха.
Шумно выдохнув, Николай сомкнул пальцы на крае покрытой черным лаком столешницы и скользнул мрачным взглядом с гравюры Екатерины Второй на вставленные в ниши и тянущиеся к потолку книжные шкафы. Оттолкнувшись, он прошел к ним, что-то про себя отсчитывая, и спустя полминуты остановился перед тем, что находился в паре футов влево от центрального. Сняв с четвертой полки два толстых фолианта и потянувшись рукой куда-то вглубь, цесаревич нащупал рычаг и обернулся к Катерине.
– Выход есть. Пра-пра-бабка ценила тайные ходы, один из них шел из библиотеки. Но Вы уверены, что хотите выбраться таким способом?
– Вы можете предложить мне более приятный вариант? – она все же перестала избегать зрительного контакта. – Не думаю, что со второго этажа можно безболезненно выйти из окна.
Оглянувшись, Катерина быстро прошествовала к столику и сняла с него богато украшенный канделябр. Затеплить три свечи было минутным делом, и она сильно надеялась, что их хватит на все их явно не самое приятное путешествие: представить протяженность царских подземных лабиринтов она даже приблизительно не могла. Однако провести лишнюю минуту наедине (что, пожалуй, было страшнее всего) с цесаревичем она не желала. Столь отчаянно, что неизвестные подземелья казались детской игрой.
Увидев её готовность и промелькнувшую во взгляде решимость (кажется, где-то там даже был азарт, что не вызвало ни капли изумления), Николай едва заметно улыбнулся и с усилием повернул рычаг. Стеллаж вместе с квадратом наборного паркета, на котором стоял, медленно, с глухим скрежетом – чувствовалось, что этим способом уже давно не пользовались – уехал вглубь, и из образовавшихся по левую и правую руку щелей пахнуло холодным сырым воздухом. Темнота не позволяла разглядеть ни единой детали, крывшейся где-то там, в неизведанной части дворца, отчего они оба – и Николай, и Катерина – чуть помедлили: любопытство, постепенно овладевающее ими, не успело полностью отогнать некоторые опасения – в конце концов, никто не мог гарантировать, что они выберутся. Но и стучать в запертую дверь было явно бесполезно: если ситуация подстроена Александром Александровичем, он точно позаботился, чтобы никто из слуг как минимум в ближайшие полчаса здесь не появлялся, тем более что дворец существенно опустел с отъездом царской четы.
Цесаревич обернулся, протягивая руку княжне:
– Позвольте мне одну свечу – я пойду вперед. Все же, мы как-то несколько раз гуляли там с Сашей и хоть немного знакомы с этими подземельями.
– Лучше места для прогулок и представить нельзя, – саркастично прокомментировала его фразу Катерина, впрочем, ни капли не оттаяв. – Гувернантки Вам случайно экскурсий не устраивали?
– Говорите так, словно сами никогда не исследовали заброшенных уголков родового поместья, – поддел её цесаревич, явно не беспочвенно: на бледном лице проступил легкий румянец.
Вместо ответа молча вынув свечу из рожка и протянув оную Николаю, Катерина подошла ближе и, едва сдерживая желание первой шагнуть в неизвестность, послушно последовала за ним. Спустя минуту, повинуясь нашедшему парный рычаг на оборотной стороне стены цесаревичу, стеллаж вернулся на свое место, оставляя искателей приключений в почти кромешной тьме: только небольшой круг света у них под ногами, образованный тремя свечами в руках, разгонял этот мрак. Поежившись – то ли от холода, то ли от бессознательной напряженности, которую так просто было не прогнать – Катерина двинулась вслед за направившимся куда-то вперед Николаем, стараясь одновременно держаться в паре шагов от него и внимательно изучать неровную каменную кладку пола, чтобы не оступиться и не запнуться.
Периодически цесаревич предупреждал её о возможных колдобинах и ямах, а также о поворотах, но по большому счету на протяжении первой четверти часа они пробирались по каменному мешку в полном молчании. Узкий коридор, едва ли в сажень шириной, долгое время был абсолютно прямым, и единственной проблемой являлись изменения его высоты – где-то арочный потолок опускался так низко, что приходилось сильно пригибаться, чтобы ненароком не удариться об острые камни. После он несколько раз вильнул влево, а потом Николай отчего-то сам свернул в еще более узкое (пожалуй, в пару аршинов) ответвление. Сыростью отсюда тянуло не так сильно, как из оставленной ими части, но теплее ни на градус не стало. И, вдобавок ко всему, где-то послышался отвратительный писк – то ли мышиный, то ли крысиный. Инстинктивно приподняв юбки, Катерина еще внимательнее стала вглядываться в освещаемый двумя свечами с её канделябра участок пола, дабы ненароком не наступить на бросившегося к ней грызуна – кто знает этих животных, что им в голову взбредет.
Когда Николай внезапно остановился, ничего при этом не сказав, Катерина по инерции сделала еще несколько шагов, тут же ударяясь лбом о его напряженную спину и чудом лишь успев вывести руку в сторону, чтобы не опалить мундирный полукафтан.
– Что там? – хриплым голосом поинтересовалась она, не понимая причин неожиданной задержки и делая шаг назад. Попыток обойти и выглянуть не предпринимала: хотя бы потому, что ширина коридора не позволяла этого сделать так, чтобы не оказаться прижатой вплотную к цесаревичу.
– Лестница, – коротко сообщил тот. – Стойте здесь – я спущусь и проверю, чем она оканчивается.
Катерина нахмурилась, но ничего говорить не стала: бороться с упрямством Николая было бы бесполезно. И без того было ясно, чем бы окончился их новый обмен укоряющими репликами. Он не желал позволить даме рисковать собой, она – тревожилась за жизнь и здоровье Наследника Престола. Аргументы с обоих сторон были неоспоримыми. Внешне спокойно наблюдая, как тот медленно преодолевает узкие ступеньки, постепенно скрываясь где-то в темноте провала, Катерина старалась дышать как можно размереннее и про себя шептала молитву – её намерение никак более не сближаться с цесаревичем и вернуть их отношения в ранг официально-вежливых не мешало искреннему беспокойству за него. В конце концов, она служила короне и имела право на волнение подобного рода.
Минуты, проведенные в одиночестве, показались вечностью: холодная рука стискивала фигурное основание золотого канделябра так, словно хваталась за спасительную соломинку, в то время как негнущиеся пальцы свободной оглаживали края нательного крестика. И до рези в глазах Катерина вглядывалась в зияющую яму перед собой, куда уходила старая витая лестница. Ожидая. И молясь.
Когда чернильная тьма приобрела оттенки серого, а после и постепенно потеплела от огонька свечи, она с облегчением выдохнула и на миг прикрыла глаза, не сдерживая слабой улыбки. Тут же стершейся, стоило Николаю наконец вновь подняться на поверхность – это было не то, что она готова демонстрировать. Не стоит.
– Что там? – повторила она свой недавний вопрос, но уже адресуя неизведанному для нее нижнему уровню. Цесаревич не выглядел встревоженным, что дало ей шанс надеяться на лучшее.
