Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Потом он стоит у открытой форточки и курит, пуская дым в черное небо. Я смотрю на синие струйки, рвущиеся к звёздам, и вижу, как вместе с дымом, смешанным со спёртым воздухом отделения, улетают мои мысли, как горят в огоньке его сигареты мои чувства, и с каждой его затяжкой чувствую, как меня покидают силы и высыпается, будто песок в часах, из меня жизнь. И когда студент выбрасывает окурок в окно, я ощущаю себя дряхлым стариком, немощным и бессильным.

Со студентом мы часто и подолгу разговариваем. Его интересует как я заболел, что чувствовал при этом, как звучал для меня голос Наставника, и что происходило со мной дальше. Он внимательно слушает, кивая, а я, механически повторяя в сотый раз одно и то же, размышляю над тем, что врачи, наверно, не правы, когда думают, что изучают нас. Ничего подобного. Это мы изучаем их. Мы смотрим на них с этой стороны барьера, и они для нас - такие же загадочные и странные существа, как мы для них.

Со второй недели, когда позади наблюдательная палата и круглосуточный надзор, ежедневные уколы сменяют таблетками. Этого момента ждешь с нетерпением — уколы чрезвычайно болезненны, и не каждая медсестра умеет сделать их так, чтобы ты не лез на стену от боли. Кроме того, после уколов остается неприятное дрожание в руках и ногах. У старых больных оно настолько сильно, что они не могут поднести ложку ко рту. После уколов таблетки воспринимаются как облегчение, и ты даже не сразу замечаешь, что медсестра Надежда Степановна, раздающая лекарства, долго стоит над тобой, терпеливо дожидаясь, пока ты проглотишь таблетку. Первое время это вызывает обиду: не доверяют даже в такой малости, как малому неразумному ребёнку, но потом на смену гордыне приходит мудрое смирение — ты теперь псих, ненормальный, и правильно, что тебе не доверяют, и это только малая часть того большого недоверия, с которым тебе придётся столкнуться в жизни.

После таблеток на душе спокойно и тихо. Движения чуть вяловаты, как в замедленном кино, но это даже хорошо — ты заново привыкаешь к своему телу, с удивлением обнаруживая, что оно послушно тебе. Осторожно ступая по продавленному линолеуму, стараешься удержать равновесие, и с этого первого шага начинается твоя большая дорога в большой мир.

***

И вот наступает долгожданный день. Тебе предоставлен свободный выход из отделения.

Это означает, что сегодня для тебя откроется не боковая дверь, ведущая в закрытый дворик для прогулок - туда, где бетонные стены в три метра высотой и железные ворота, а главная - высокая белая дверь в конце отделения, за которой выход в старинный парк и дальше — в город, в большой настоящий мир.

У тебя будет целых три часа до обеда, чтобы попробовать этот мир на вкус и понять, сможешь ли ты вернуться туда и жить в нем, или он навсегда останется для тебя чужим, и до конца своих дней ты будешь в страхе бежать от него, прятаться за глухими стенами отделения как черепаха в коробке. Это ответ на вопрос — кто кого. Победишь ли ты больницу, сможешь ли вырваться из липкой паутины психоза или станешь очередной её жертвой, очередной победой, которую она будет смаковать долгие годы, высасывая из тебя по капле радость, здоровье и саму жизнь. Страх сковывает тебя тонким ледяным панцирем, ты чувствуешь, как дрожат колени и течёт по спине холодная струйка. Ты сжимаешь в кулаке счастливую монетку, когда-то подаренную мамой и мысленно шепчешь: «Господи, помоги!».

И всё равно это праздник. Хроники и сохранные, не имеющие свободного выхода, смотрят на тебя с завистью, а счастливцы, пользующиеся свободным выходом, благосклонно принимают в свой клуб избранных. Ты снисходительно собираешь заказы на сигареты и минералку, покрикивая на суетящихся больных, и как-то очень легко забываешь, что ещё вчера точно так же завистливо смотрел на везунчиков со свободным выходом, и точно так же, подобострастно заглядывая в лицо, совал им мятую пятерку. Тем, кто никогда не сидел взаперти, этого не понять...

Санитар у дверей придирчиво оглядывает с ног до головы, долго водит пальцем по журналу, отыскивая твою фамилию в списке — а не обманываешь ли ты, не вздумал ли провести старую больницу, и действительно ли тебе дано это право, эта исключительная привилегия здоровых людей — распоряжаться собой, своим временем, своими поступками?

Но вот все препоны устранены. Санитар достает из кармана большой блестящий ключ.

Старая больница недовольна. Она отпускает тебя неохотно, со злобой, мучительно медленно разжимая свои объятия — ведь ты можешь вырваться, уйти, не вернуться никогда, и тогда ещё одна жертва будет потеряна, ещё один её шанс упущен. Дверь отчаянно скрипит, открывается медленно-медленно, как будто надеется, что ты передумаешь и вернешься обратно. Но ты уже видишь перед собой ослепительно-яркий дверной проем, за которым тебя ждёт огромный цветной мир. Один шаг отделяет тебя от него. Всего один шаг.

И вдруг тебя охватывает непонятный страх. Ты весь дрожишь и, кажется, нет такой силы, которая могла бы заставить тебя сделать этот один-единственный шаг. Страх сковывает, набивая руки и ноги ватой, он действует заодно с больницей, он знает, что может победить тебя и старается изо всех сил.

И всё же ты преодолеваешь его, и делаешь этот единственный, может быть, самый важный в твоей жизни шаг и пересекаешь роковую черту.

Через секунду за твоей спиной оглушительно хлопает дверь, и ты вздрагиваешь от этого неожиданного грохота, и он кажется тебе невыносимо громким, настолько громким, что вот-вот из ушей брызнет кровь.

Несколько минут ты стоишь на площадке, осваиваясь с новой мыслью — ты свободен, ничто больше не связывает тебя, ты ничем не отличаешься от обычных людей. И наслаждаясь этой мыслью, смакуя её, ты начинаешь спускаться по лестнице.

Поворот - и перед тобой последняя дверь, отделяющая тебя от большого мира. Ты распахиваешь её — и мир принимает тебя в свои объятия.

Разнообразие красок после серого и тусклого мирка психиатрического отделения ошарашивает. Всё кажется неестественно ярким — и желтизна осенних листьев, и тёмная зелень вековых сосен, и рыжие шубки белок, во множестве шныряющих по парку.

Свежий воздух пьянит как молодое вино. В голове шумит, ты слегка покачиваешься, бредя утоптанными дорожками старинного парка. Над твоей головой смыкают шатер сосны, впереди шумит город, а позади проглядывают сквозь ветви желтые больничные корпуса. Отсюда больница кажется почти игрушечной, полной тайного очарования, похожей на сказочный замок, и совсем не страшной. Но я знаю, что это впечатление обманчиво и стараюсь побыстрее углубиться в парк.

Навстречу спешит весёлая стайка студентов. Они молоды, счастливы, беззаботны. Они щебечут о чем-то своем, оживленно и радостно. И вдруг видят меня. Смех разом смолкает. Они смотрят на меня с ужасом и отвращением, как на уродливое и опасное животное. «Псих... » — шелестит осторожный шепот. Одна из девушек наклоняется к другой и что-то шепчет ей на ухо, показывая на меня пальцем. А потом... Потом они смеются. Смеются над тобой! Этот смех ударяет по лицу как пощечина, и изнывая от стыда, ты спешишь назад, под спасительный покров больницы — за высокие стены и глухие бетонные заборы, к таким же как ты психам. И в этот миг ты понимаешь совершенно определённо, что жизнь разделила вас навсегда - тебя и весь остальной мир, и до конца дней твоих быть тебе изгоем, дуриком, психом, и шарахаться от несправедливых насмешек и косых взглядов.

Шаркая ватными ногами, ты возвращаешься в отделение. Белая дверь снова открывается, скрипя, но теперь её скрип не ворчливый, а злорадно-удовлетворенный. Больница торжествует. Ты вернулся к ней, ты снова принадлежишь ей, и она радостно облизывается. Она принимает тебя под своё каменное крыло, и дверь с грохотом захлопывается, отсекая большой мир с его красками, звуками и запахами. Тяжёлая, липкая атмосфера психиатрического отделения обволакивает тебя, и ты чувствуешь, как силы вдруг уходят, и ты становишься слабым и беспомощным как марионетка. Рассеянно, невпопад отвечая на расспросы, механически раздаешь купленные сигареты и минералку, проходишь в палату и без сил валишься на койку.

18
{"b":"582882","o":1}