Гидроплан, шлепая фанерным днищем по зыби, пошел на разгон. Эссен бросил взгляд назад – там разворачивались для взлета Корнилович с Энгельмейером. Поверхность бухты, исчерченная полосками волн, провалилась вниз, мелькнула под желтыми крыльями серая буханка Константиновской батареи. Эссен дождался, когда взлетят оба ведомых, покачал крыльями. Ведомые выстроились строем пеленга, и Эссен взял штурвал на себя. Аппарат слегка задрал нос и принялся набирать высоту. Петька-Патрик завозился, залез на сиденье коленями и перегнулся через борт, вцепившись пальцами в полированный брус, идущий по верху борта. Как бы не вывалился, забеспокоился лейтенант. Патрик, всякий раз поднимаясь в воздух, норовит свеситься за борт. Скажи ему сейчас: «Петька, выбирайся на крыло!» – ни секунды не помедлит, вылезет, встанет в полный рост, держась за стойку одной рукой, а другой стащит с головы шлем и станет самозабвенно размахивать им над головой…

Патрик полез в парусиновую сумку, привешенную с внутренней стороны к борту. В сумке стеклянно брякнуло. Кроме стрел, в каждый гидроплан уложили по дюжине «ромовых баб», бутылок со смесью олифы, скипидара и машинного масла. Эти импровизированные зажигательные снаряды с примитивными, но вполне надежными терочными воспламенителями в авиаотряде поставили на поток. «Ромовые бабы» неплохо показали себя при налете на английскую эскадру – Эссен видел как минимум три возгорания на кораблях.

«Зажигалки» вместе со стрелами-флешеттами составляли вооружение гидропланов. Эссен рассчитывал, отработав по пехоте, сделать пару заходов и на корабли. Лишь бы моторы не подвели, до Альмы лететь всего ничего, два с половиной десятка верст, топлива хватит на пять-шесть заходов.

Патрик повозился в сумке, извлек бинокль. Юный ирландец смотрел прямо по курсу, на север – туда, где в утренней туманной дымке, за низким нагорьем, петляла, зажатая в сухих глинистых берегах, речонка Альма.

Из записок графа Буа-Вильомэза

«28 сентября. Наши биваки оживились в 4 утра – назначенные дежурные стали будить офицеров. Накануне, поздно вечером, начальник штаба генерал Мартенпе сообщил план сражения командирам дивизий, бригад, дивизионным начальникам артиллерии и саперов. Я представлял на этом совещании флот.

После этого состоялись совещания в дивизиях и полках; в результате младшие офицеры вынужденно засиделись далеко за полночь.

Сент-Арно (он в этот день переживал острый кризис болезни, осложняемой изнурительной лихорадкой) определил начало действий на прибрежном высоком фланге. Русские уже успели здесь укрепиться, и маршал рассчитывал разрушить их оборону корабельной артиллерией. 3-й дивизии принца Наполеона он приказал занять южный берег реки, подняться на плато и, выбив оттуда неприятеля, двигаться вдоль моря, в направлении башни телеграфа. Возникший в результате глубокий охват должен создать угрозу центру и тылу, что вынудит русских перебросить резервы и облегчит атаку туркам и англичанам на другом фланге.

Сент-Арно напомнил, что перед нами сильный противник на сильной позиции. Уязвимых мест в обороне не видно, положение наше усугубляется отсутствием более половины англичан. Отмечу, что маршал не упускал возможность повторить это лишний раз, причиняя тем самым неприятность лорду Раглану. Тот менялся в лице, но не смел возразить против очевидного.

В самом деле, из-за бегства союзников мы лишились четвертой части всей выделенной для крымской экспедиции пехоты! Две колонны транспортных судов, перевозившие 1-ю гвардейскую дивизию герцога Кембриджского и 3-ю генерал-майора Ингленда, остались в строю общего конвоя, но те, что везли 1-ю Легкую, 2-ю и 4-ю дивизии, вернулись в Варну. К счастью, их примеру не последовала колонна, перевозившая кавалерию Кардигана и Лукана. Всего до Крыма добралось около 10 тысяч английской пехоты вместо 26 тысяч, до тысячи сабель и две трети артиллерии – 40 полевых и осадных орудий.

Сент-Арно, напутствуя командира нашей 3-й дивизии, добавил: «Я рассчитываю на вас, принц», на что тот ответил: «Да, господин маршал, я понял, что должен отвлечь на себя часть центра противника. Но помните, что я не могу продержаться более двух часов».

После этого слово взял я и заверил начальников дивизий, что к началу движения в 6.30 утра батареи на плато непременно будут разбиты. Та же участь постигнет и пехотное прикрытие. Особенно я отметил, что моряки понимают меру своей ответственности с учетом недостатка сил, вызванных отсутствием британских союзников. Надо было видеть, как почернел лорд Раглан при очередном болезненном уколе! Кардиган же, который даже в шатре главнокомандующего не снял высокой медвежьей шапки, заскрипел зубами и положил руку на эфес сабли. Пустая бравада!

Итак, флот подведет к берегу самые мощные корабли и, действуя с малой дистанции, очистит высоты от неприятеля. В иной ситуации, будь войск у нас больше (и опять отравленная стрела в сторону гордых островитян!), мы бы ограничились обстрелом с фрегатов и вооруженных пароходов, назначив главные силы для прикрытия с моря. Но теперь этого мало, тем более что русские не проявляют особой активности на море. Их линейная эскадра по-прежнему отстаивается в бухте Севастополя.

От командира 3-й дивизии требуется проявить осмотрительность и не дать первой линии угодить под огонь наших же корабельных пушек. А это вполне может произойти вследствие чрезмерной горячности авангарда. Маршал согласился со мной, добавив, что без активных и самоотверженных действий флота любые наши действия в этом сражении – да и во всей кампании, если уж на то пошло! – обречены на неуспех.

На востоке, над крымскими горами, первые робкие лучи дневного светила разгоняли предутреннюю мглу. Я наблюдал за происходящим с борта стодвадцатидвухпушечного «Вальми», куда перешел по распоряжению Гамелена. Отряд адмирала Лайонса уже развел пары и двигался в сторону берега. Линкоры нашей колонны, влекомые на буксирах, двигались за ними, склоняясь к зюйду. Впереди шли на веслах барказы, которым было поручено сделать промеры, невзирая на обстрел с берега. За ними, прикрывая гребные суда, следовал «Карадок». Возвышенный берег четко рисовался на фоне быстро светлеющего неба, и, когда стрелки моего брегета показали 6.30 пополуночи, с берега одна за другой взвились три ракеты. Но и без условленного сигнала я видел, что войска пришли в движение и батальоны 3-й дивизии, словно морской прибой, накатываются на берега Альмы.

В ответ с плато одна за другой ударили пушки, и высокие всплески замелькали с большим недолетом до барказов, где матросы уже готовились бросать лоты. Сражение началось».

Крым, Альма.

28 сентября 1854 года.

Прапорщик Лобанов-Ростовский

Местность по берегам Альмы едва ли не идеальна для обороны, в который уже раз подумал прапорщик. Повсюду чахлые купы деревьев и виноградники, позволяющие укрыть стрелков. Будь у них трехлинейки или хоть старые добрые «Бердан № 2», неприятелю пришлось бы завалить русло своими трупами. Впрочем, им и так не поздоровится – если, конечно, все пойдет по плану.

Пехотные батальоны дивизии Кирьякова оттягивались назад. Со стороны французов это должно было выглядеть так, будто русские поддались панике. Пехоцким было назначено отойти за татарскую деревню и там закрепиться – благо узкие улочки и многочисленные вырытые в земле зернохранилища могут служить прекрасными инженерными заграждениями и без того сильной позиции. Все постройки деревни были из типичного для Крыма материала – самана, высушенных на солнце кирпичей из глины пополам с рубленой соломой.

Селение Улуккул-Аклес, покинутое обитателями, подверглось разграблению. Лобанов-Ростовский видел, как стрелки и артиллеристы, ничуть не страдая угрызениями совести, выносили из домишек все, что могло пригодиться на биваке: нехитрую домашнюю утварь, доски, жерди, ковры. Другие обирали сады с виноградниками, наполняя фруктами бескозырки и ранцы.