Самое время спросить себя: а не переоцениваем ли мы возможности радиосвязи применительно к предстоящей баталии? Да, надежная связь – дело первостепенное, но ведь и ею надо уметь пользоваться! Так что, боюсь, дело предстоит решать пулеметам прапорщика Лобанова-Ростовского и, разумеется, флоту.

Куда ж без него? Согласно данным воздушной разведки, французская эскадра к пяти часам пополудни миновала примерно половину расстояния от Евпатории до устья Альмы. И если наши мореманы не собираются ставить мины под самым носом у неприятеля, им стоит поторопиться. Разумеется, никто здесь понятия не имеет, что мины можно ставить с ходу: в 1854-м для этого применяли особые плотики или барказы. А все же рисковать не стоит: за «Заветным» будут наблюдать немало подзорных труб, и не хотелось бы, чтобы в их числе была еще и оптика французских морских офицеров. Эти хотя бы слышали о минном оружии, не дай бог, что-то заподозрят!

Место для минных постановок намечено еще вчера. Минер с «Заветного» и один из адамантовцев долго вчера лазали по обрывам приморского плато с лазерным дальномером. Старательно вымеряли дистанции до установленных на самом виду полевых батарей и прикидывали, как могут французы расставить корабли для бомбардировки берега.

Хорошая штука – современные технологии! Хотя, помнится, в Порт-Артуре русские моряки обошлись обычной оптикой, устраивая схожую каверзу адмиралу Того…

Сюрприз: в Севастополь прибыл Великий князь Николай Николаевич. И произошло это не в конце октября, как это было в нашей истории, а месяцем раньше. Случайность? Не думаю. Что-то уже сдвинулось не только здесь, в эпицентре событий, – волны «изменений реальности» расходятся все шире и захватывают все больше людей. Что ж, во всяком случае, теперь понятно, откуда узнает о нас Николай Первый – Император получит сведения по самому надежному каналу, от собственного отпрыска!

Третий сын Николая Первого и Александры Федоровны, всего 23 лет от роду. Заядлый кавалерист, лейб-гвардеец и военный инженер. Получил прекрасное военное образование; его воспитанием с семилетнего возраста занимался выдающийся по образованию и душевным качествам боевой генерал Алексей Илларионович Философов. Отлично разбирается в артиллерии и фортификации, готовил к боевым действиям балтийские крепости Кронштадт и Свеаборг. В «нашей истории» Николай Николаевич при обороне Севастополя руководил крепостными работами, укреплениями и батареями на участке от Константиновской батареи до Мекензиевых гор. В дальнейшем всю жизнь посвятит армии, успеет поучаствовать и в Балканской кампании.

Возможно, Меньшиков, зная об интересе Николая Николаевича к военному делу, информировал о «гостях» именно его? Или же сведения дошли до Великого князя какими-то иными путями? Тогда понятно, почему он не задержался в Кишиневе, в ставке Горчакова, а направился сразу сюда, в Крым. А вот в курсе ли Государь – это, как говорится, хороший вопрос…

В «нашей истории» Николай отправил сыновей в действующую армию для того, чтобы поднять ее дух, подорванный рядом поражений, в том числе и неуспехом на Альме. «Ежели опасность есть, – писал Император Горчакову, – то не моим детям удаляться от нее, а собою подавать пример». В то же время Николай Первый писал главнокомандующему Крымской армией князю Меньшикову: «Сыновьям Моим, Николаю и Михаилу, дозволил Я ехать к тебе; пусть присутствие их при тебе докажет войскам степень моей доверенности; пусть дети учатся делить опасности ваши и примером своим служат одобрением храбрым нашим сухопутным и морским молодцам, которым Я их вверяю».

Но здесь-то не было несчастливых для русской армии Альмы и Балаклавы! Бомбардировки Севастополя – и той не было, а вот череда пусть не очень крупных, но явных успехов на море, наоборот, имела место и наверняка попала как в европейские, так и в петербургские газеты. Что же заставило Николая Николаевича поторопиться – при том, что брат его Великий князь Михаил и по сию пору пребывает в Петербурге?

В «тот раз» Великий князь прибыл в Крым аккурат накануне сражения на Инкерманских высотах и даже вроде бы отличился в нем. Сейчас он поспел прямо к готовящемуся делу на Альме. Надо полагать, князь прибудет к войскам из Севастополя не позднее завтрашнего утра. Имея некоторое представление о его неуемном характере, не удивлюсь, если Николай Николаевич не станет тянуть и прибудет уже сегодня вечером…

Кстати – не забыть включить сведения о Великом князе в информационный бюллетень. И подготовить отдельную справку для Фомченко – ему, первому из нас, придется налаживать отношения с высоким гостем…

И это тоже тема для размышлений об упругости ткани истории: какие последствия способно вызвать слишком раннее появление царского сына в Севастополе? И в любом случае он не сможет пройти мимо такого поразительного факта, как явление гостей из будущего…»

Миноносец «Заветный».

27 сентября 1854 г.

Мичман Красницкий

Мины выстроились в два ряда вдоль бортов, на рельсах. Остается только радоваться, подумал Красницкий, что во время набега на Зонгулдак, того, что так неожиданно закончился переносом в прошлый век, корабли не успели побросать взрывчатый груз за борт, как это было предусмотрено планом операции. Вообще-то после налета гидропланов «Заветный» и «Завидный» должны были дождаться ночи и нанести туркам повторный визит, выставив минные банки на внешнем рейде Зонгулдака. Для этого от самого Севастополя миноносец шел с загроможденной палубой и сильно перегруженной кормой.

Спасибо, хоть во время боя с англичанами опасного груза на «Заветном» уже не было – шальной осколок, угодив в один из смертоносных шаров, мог превратить миноносец в огненный шар. По приходе в Севастополь мины сдали на берег – и вот теперь приняли вновь, чтобы использовать по назначению. Жаль, их всего восемнадцать, больше минные слипы старенького миноносца, построенного еще до русско-японской войны, не вмещали.

Мины предстоит выставить как раз там, где должны встать французские и турецкие деревянные линкоры. Дальнобойность гладкоствольных пушек невелика, и, для того чтобы снаряды долетали до русских батарей, так хорошо видимых на фоне неба, придется подходить к самой кромке мелководья. Надо полагать, французы пустят перед кораблями барказы для промеров глубин, и как бы они не обнаружили при этом минную банку! Конечно, якорные мины установлены на большое заглубление, и барказ никак не может задеть свинцовые колпаки взрывателей рога – но мало ли? Вода в Черном море прозрачная, и какой-нибудь остроглазый матрос вполне может углядеть притаившуюся в глубине рогатую тень…

– Немного правее, Федор Григорьич! – крикнул с бака мичман Оленин. Он поднял к глазам хитрый дальномер и нашаривал на берегу намеченные со вчерашнего вечера ориентиры.

– Еще саженей семь вперед – и будет совсем хорошо!

Командир миноносца посмотрел на минера. Красницкий кивнул, старший лейтенант наклонился к трубе переговорника, выдернул из амбушюра кожаную затычку:

– Малый вперед, три влево!

Рулевой закрутил колесо штурвала, нос корабля не спеша покатился в сторону берега.

– Еще… еще… давай! – Адамантовский офицер махнул рукой. Хотя он же не офицер, вспомнил Красницкий; почему-то у «потомков» в их двадцать первом веке чин мичмана считается унтер-офицерским. Но дело свое он знает…

– Сброс!

Трое матросов навалились на тележку; стальные колесики взвизгнули на рельсах, и мина вместе с многопудовым чугунным якорем ухнула в воду.

– Ждем… ждем… ждем… давай!

И новый фонтан брызг за кормой.

Мичман поглядел на секундомер. Минная постановка идет точно по графику. Сначала – восемь мин в линию от оконечности мыса Лукул; еще десять встанут чуть ближе к берегу длинной дугой, прикрывая северные отроги плато и устье реки. Для этого придется делать второй заход, и надо поторопиться – вот-вот морская вода растворит сахар, высвобождая пружины стопоров, и мины первой линии станут всплывать.