- Работы много, - вздохнул Валериан.
Тем временем совсем стемнело. Снова стал накрапывать дождь. На даче Ростоцкого, куда зашёл Андрей Дибич, заметив приезд Белецких, он стал свидетелем двух разговоров. Первый ничуть не заинтересовал его: Белецкий требовал от Вельчевского, чтобы его племяннице позволили утром во вторник уехать, ибо Елена, разумеется, не имеет никакого отношения к гибели подруги. А вот второй разговор был весьма интересен. Княгиня Белецкая тихо выговаривала Елене в саду за то, что та не прислушивалась к её словам. Дибич, осторожно прячась за ствол раскидистого дерева, подошёл ближе и стал за кустами.
- Говорила же тебе, держись от него подальше! - яростно шипела Надежда Белецкая, - и вот в итоге посмотри, во что ты впуталась.
- Причём тут он? - возмутилась племянница. - Он с дипломатом этим, Дибичем, был. Никакого отношения к этому не имеет. Перестаньте поносить его. Что он, в конце концов, вам сделал? Почему вы так ненавидите его? Все эти разговоры о его похождениях - вздор.
- Нужны мне его похождения! - огрызнулась тётка, - достаточно и того, как он с матерью поступил! Я, видит Бог, Лильку не оправдываю, но не сыну мать судить! Выродок он, бессердечный выродок!
.Елена судорожно вцепилась в руку тёти.
- Да что он сделал-то, объясните!
- Не твоего ума дела, - снова зло отмахнулась Белецкая, - да только если бы ни он - Лилька жива бы была. И хватит болтать, Собирай вещи, и утром уезжаем. Живо.
- Но нам не велели отлучаться...
- Нам разрешат. А к этому Нальянову больше не подходи. Думать забудь.
- Но тётя...
Дибич подумал, что как только закончится следствие - разумнее уехать. Что до Климентьевой - её-то как раз просветить на счёт "идола" не помешает. Он решил, что завтра расскажет ей о том, что узнал от графини Клейнмихель.
Глава 17. Зигзаги следствия.
Судья, отступающий от текста закона,
становится... законодателем.
Фрэнсис Бэкон
Однако ночь обманула Андрея Даниловича. Он почему-то до пяти утра просто не сомкнул глаз, а вот под утро - уснул, причём настолько крепко, что не слыхал ни петухов, ни гонга на завтрак. Когда же он наконец проснулся, то заметил, что за те часы, пока он спал, случилось что-то ещё: на улице суетились дворовые люди с чалокаевской дачи и из дома Ростоцкого. Что-то, размахивая руками, доказывал Вельчевскому старик Ростоцкий. Деветилевич, Левашов и братья Осоргины стояли на пороге дома генерала с серыми лицами. Правда, из гостиной чалокаевской дачи неслись тихие аккорды шубертовского "Мельника", а с балкона на поднятую суету недовольно взирала сама Лидия Чалокаева, из чего Дибич заключил, что какая бы беда ни приключилась, она не коснулась "холодного идола морали".
И он не ошибся.
Поднявшись по ступеням боковой лестницы, Дибич столкнулся с Валерианом Нальяновым, который, вежливо и отстранённо кивнув ему, быстро прошёл вниз. В гостиной же сидел старший Нальянов, перебирая ноты.
- А, дорогой Андрэ, вы уже проснулись?- увидев его, небрежно бросил Юлиан. - Вы знаете, что нигде не могут найти прелестную мадемуазель Климентьеву?
- Что? - удивился Дибич, присаживаясь на диван.
- Мадемуазель пропала - с утра ищут. Утром сегодня Белецкие с Ростоцким телеграмму давать ходили, потом разрешения на отъезд получили, а тем временем, как говорят, Елена вышла по саду генеральскому погулять. Белецкие вернулись - вещи сложены, а девицы нет.
Дибич решил, что его разыгрывают.
- Шутите? Куда она с дачи-то пропасть могла?
Нальянов покачал головой.
- Не знаю.
Это просто и почти бездумно произнесённое "холодным идолом морали" слово неожиданно заставило Дибича похолодеть.
- Так она серьёзно пропала? - он вскочил. - А вы где все были?
- Утром-то? Вельчевский с братом на почту ходили, Лидия Витольдовна с ними пошла, я решил ванну принять. Потом поспал ещё часок, газеты полистал. В Германии введён высокий таможенный тариф, пошлины на железо, бумажную пряжу и хлеб. Кроме того, наш Тургенев получил звание доктора гражданского права в оксфордском университете. Сообщено, что он один из первых русских, удостоенный этой чести. Больше ничего примечательно. На рояле побренчал, подзакусил слегка. Ванну принял.
- Какого чёрта вы принимаете ванну дважды в день? - вскипел Дибич.
- Потому что три раза я не всегда успеваю, - охотно растолковал Нальянов.
Дибич тяжело дышал. До него только сейчас дошло, что убийца Анастасии не арестован и может продолжать убивать.
- Перестаньте ёрничать. Вы, что, думаете, что убийца - маньяк, и Елена... Елена погибла?
Нальянов зевнул.
- Отличительные свойства маньяка, дорогой Андрэ, - постоянство и неизменность. Но постоянство и неизменность проступают только со временем. Если убийца маньяк - это скоро выяснится. Девица могла и заблудиться. Валериан с Вельчевским сейчас взяли шляпку мадемуазель и поищут её с собаками.
Дибич едва сдерживал гнев.
- А вам, холодному идолу морали, это безразлично?
- Ну, почему? Это же я предложил взять собаку. Кстати, о расследовании убийства Шевандиной. Её, оказывается, выследила Ванда Галчинская, а Вашу записку Вельчевский обнаружил вложенной в дневник убитой. Он имеет образчик моего почерка и сильно интересовался вашим, потому что руку Деветилевича, Левашова, Харитонова, Гейзенберга и Осоргиных уже изучил.
Дибич побледнел и снова сел. Всё его бешенство погасло. Найти его почерк в бумагах министерства не составит труда, а как он объяснит подпись? Рассказать правду было немыслимо, но какие-то объяснения дать было необходимо. Андрей Данилович лихорадочно размышлял, забыв и об исчезновении Елены, однако, как назло, ничего в голову не приходило.
- Что же делать? - растерянно спросил он сам себя, но произнёс это вслух.
Нальянов вздохнул.
- Вы же не убивали Анастасию Шевандину, хоть и подставили её под ревнивую месть пятерых влюблённых дурочек, - невесело усмехнулся он. - Но факт остаётся фактом. После ночи с вами она была жива и здорова, а раз так...
- А если я скажу Вельчевскому, что просто пошутил над девицей, а она возьми и прими всё за чистую монету? - жалобно пробормотал Дибич. - Она пришла, ну, а мне, как джентльмену, деваться было некуда?
Нальянов покачал головой.
- Не выйдет. Вельчевский же не идиот. Если бы дело шуткой и закончилось, вопросов бы не было, но убийство... убийство, увы, на любое деяние проливает свой холодный и мертвенный свет. В вашей записке стоят мои инициалы, а джентльменам свойственно подписываться своим именем. К тому же, если бы девица приняла всё не в шутку - прийти она должна была ко мне, именно так Вельчевский и подумает, уверяю вас, - лениво растолковал он.
- Ну, спальню перепутала...
- Ага, - расхохотался Нальянов. - Записка ваша и почерк ваш, инициалы зато мои, спальня снова ваша, девица в моём доме идёт в вашу постель. Дивны дела твои, Господи.
Дибич вздохнул. Он не мог признаться Вельчевскому, что решил заманить к себе Климентьеву запиской от имени Нальянова. Не мог доказать, что перепутал шляпки. Не мог объяснить, что вовсе не Анастасию Шевандину ждал к себе в полночь - всего за восемнадцать часов до её смерти. Он попал в дурной капкан двумя ногами и понимал это.
- Если вам что-то мешает рассказать правду, - усмехнулся Нальянов, - правдиво солгите. И если вы не настолько щепетильны, чтобы принять от меня помощь...
Дипломат резко повернулся к нему.
- Что мне делать?
- Пусть следствие думает, что я был в курсе этой записки, - посоветовал Нальянов. - Вы можете сказать, что знали о моей связи с девицей, хотели приволокнуться за ней, имея в виду лёгкую добычу, посоветовались со мной, и я согласился, чтобы вы заманили её к себе от моего имени. Мне она была безразлична, и вы знали об этом. Она пришла, вы своё получили, а кто убил девицу на следующий день - знать не знаете. Лучшая ложь та, в которой много правды. - Глаза Нальянова болотно искрились. - Разумеется, о Климентьевой - ни слова, даже если её угораздило стать новой жертвой маньяка: вам до этого дела быть не должно.
