- Я...принимаю...Монсегюр.

- Хорошо, Трой. Ты можешь меня всегда найти за базаром, на Втором тупике, мой дом выложен чёрным камнем внизу. Твои люди - в двухстах шагах от дворца. Мне пора.

И он ушёл. Как всё просто - он просто исчез в стене. И я знал, что я тоже так смогу...потом, после Монсегюра.

Авар появился за тенью Авара, вошли мои люди. Они стояли прямо, но прятали глаза.

- Да, - сказал я устало и легко, - они ушли.

- Да, государь. Мы не успели совсем немного.

- Спасибо вам. Забудьте обо всём. И будьте готовы. Вы свободны.

Но они стояли на месте.

- Что-то ещё?

И тогда он отделился. Я предчувствовал его, я чувствовал его давно, и теперь мне было интересно увидеть его, интересно тем, последним интересом приговорённого, желающим увидеть лицо своего палача. Да, он выделялся. Глазницы его были больше и глубже, рот был широк, а нос чуял власть.

- Что-то ещё? - спросил я его.

- Да, государь.

- Что ты хочешь?

- Того же, что и все. Справедливости.

- Справедливость - одна для всех. Завтра ты, так же, как и все, получишь полхлеба и четыре ложки овса для размазни. Или ты хочешь больше?

- Я хочу справедливости. Все хотят справедливости, -

и он оглянулся на остальных.

- Ты хочешь спасти город?

- Да.

- Вот, возьми. Вот посох, вот корона. Вот - трон. Это всё твоё. Бери, бери.

Он не ожидал этого и сделал шаг назад. Он бы отдал всё, чтобы не сделать этого шага, но он сделал его, и за его спиной произошло движение, как откатившая волна.

- Государь, люди голодают...

- Ты хочешь жрать?

- Народ хочет справедливости, - угрюмо повторил он.

Он был умён. Очень умён. Он знал, что пока повторяет это, он - хозяин. Ибо слова его были правильны.

- Что ты предлагаешь?

- Я предлагаю тебе уйти. Мы тебя не тронем.

Всё. Ад закончился. Я мог быть свободен. Мог, но...я был свободен всего три секунды. Мимо нас проскользнул Авар, и неуклюже задев его, кинулся на колени перед этими...теми, кто уже был новой знатью.

- Люди, - прошептал он, - люди! Государь так же, как и все, ест полхлеба и четыре ложки овса. Люди, неужели у вас нет совести?

- А остальные? - раздался голос сзади, и все посторонились. - Остальные? Дворец живёт не как город. Мы знаем. Все знают. Все видят. Может, государь и получает столько же, сколько и все, но почему его придворные должны жрать, развлекаться с сучками и пить вино, когда мы, когда все...

Послышался одобрительный гул.

Я уже смотрел мимо нового государя туда, в эту толпу.

- Чего вы хотите?

- Справедливости. Все люди равны. Богатых быть не должно, это наше богатство, наш труд, наши мозоли.

- Хорошо. Я согласен с тобой. Чего ты хочешь?

- Они должны всё отдать. - Он посмотрел на остальных. - Так?

- Да, так, так, - раздалось с десяток голосов.

- Они должны работать. Как все. Так?

- Так, так...

- Они должны освободить свои дома.

- Правильно, правильно...

- И ещё - они должны быть как все, а если будут корчить из себя особенных, то и разговор будет с ними особенный.

Они не могли спасти город, лишь ускорить конец.

- Хорошо. Я согласен. Я должен подумать, как всё устроить. Завтра утром мы с вами всё обсудим ещё раз.

- Не обмани нас, государь. У дворца стоит восемьсот человек, и мы не разойдёмся, а если потребуется, обойдёмся без тебя. Так, ребята?

- Так, так...

- Хорошо. Пусть кто-нибудь из вас останется, чтобы можно было в любую минуту связаться с остальными. И ещё. Отберите людей - трёх-четырёх человек из вас по вашему усмотрению, с которыми я могу посоветоваться и которые вас не обманут. Чтобы всё было справедливо, как хотите вы и как хочу я.

- Уже сделано.

- Тогда я жду их завтра утром. Это всё?

- Всё. Государь, ты такой же простой человек, как и мы. Мы не желаем тебе зла. Мы верим тебе. Ты много сделал. Но те, кто тебя окружает - они нам не нужны, и тебе не нужны. Будь с нами - и мы будем с тобой. Так, ребята?

- Так, так...

- Ты хотел подумать, мы уходим, до утра. А с тобой останется, - он осмотрел всех, - вот он. Останешься, Кима?

- Конечно, и разговора нет.

- Всё, пошли, ребята.

И он первым направился к выходу, за ним двинулись остальные. Последним ушёл несостоявшийся государь, он спохватился, когда уже все вышли, и торопливо, ни на кого не глядя, удалился. Нас осталось трое - я, Авар и Кима.

Я знал - что бы я ни решил, их решение будет другим. Потому что настала эра справедливости. Периодически эра эта настаёт то тут, то там. Человек не видит себя, иначе бы он знал, что справедливость лично для него состоит в том, чтобы его пытали, издевались над ним, а потом убили. А его жажда справедливости - это просто жажда благ, которые несомненно придут к нему по закону справедливости, когда наступит справедливость. Когда благ жаждут все - наступает эра справедливости, эра борьбы за блага. Золото, кровь, власть становятся ветром, наполняющим паруса справедливости, и справедливость не спешит резать их на флаги. Справедливость идёт неумолимой поступью духа человека, его внутренностей до тех пор, пока в духе не появится страх, страх того, что пощады не будет, что справедливость эта однажды придёт и за ним. Он видит, как справедливость настигает одного за другим, и видит, что закона, последовательности в этом нет, и начинает понимать, что в справедливости, как и в жизни обычной, подлой побеждает не достойнейший, а сильнейший. И надо отдать справедливость в руки сильнейших, пока ещё она не перемолола достойнейших. И вот тогда паруса справедливости начинают резать на флаги, и достойнейшие во главе колонн понесут их туда, куда укажут сильнейшие. И власть сильнейших освящена Законом справедливости, ибо за справедливость боролись все, а они в этой борьбе всего лишь честно победили. Я был государем, государем без государства, и мне оставалось лишь ждать, когда появятся сильнейшие и объявят мне свою волю (либо перережут мне горло, либо вручат флаг).

- Авар!

- Да, государь.

Странно. А мне казалось, что я один.

- Пусть этот...Кима скажет им, что я готов говорить с ними.

- Да, государь.

Сейчас они придут. Город кончился. Не следует оттягивать, ибо каждый день задержки и торжества справедливости ляжет на меня грязным комком праха, и алмаз может потерять своё сияние. И тогда многие погибнут, ибо - когда ещё он засияет? когда можно будет туда войти?

Как жаль. Ведь я надеялся, что Город ещё можно спасти. Боже, как, должно быть, сильна та страна под фатой. Фата. Фата. Фата. Фата...

- Здравствуй, Трой. Что ты решил?

- А? А, это вы...

Я встал.

- Я решил. Власть будет у вас. Я сделаю то, что вы скажете, если это не будет противно моей совести. Я думаю, так будет лучше. Иначе - вам придётся убить государя, а это может не всем понравится.

- Хорошо, Трой. Да, не хотелось бы убивать государя, народ... Да. Что ты хочешь за это?

- Десяток людей, воинов, я их выберу сам.

Они переглянулись. Молчание продолжалось недолго - они всё поняли.

- Да, это мудро, Трой. Хорошо. Что ещё?

- Ничего.

- И что ты будешь делать?

- Просто ходит по городу...хм, упиваться властью.

- Ходи, Трой. Тебя любят, - он ухмыльнулся. - Мы дадим тебе тех, кого ты выберешь. А сейчас... Впрочем, это неважно. Эти покои ты должен освободить, потом мы скажем, где ты будешь жить. Всё.

Он повернулся назад.

- Эй! Ко мне!

Стали заходить люди. Они осматривали покои, их глаза блестели. Среди них было много солдат.

- Будьте как дома, - сказал я им. Авар, пойдём.

Мы вышли. Везде были люди. Все они хотели справедливости, справедливость начиналась у них с дворца государя (я так и не научился называть его своим дворцом).

- Авар, у тебя есть верные люди?

- Да, государь.

- Сколько их?

- Немедленно - человек пятнадцать. Завтра - может быть и пятьдесят.