Атеисты, и те своего бога попрали – говорят одно, делают другое… Кресты вот нательные заместо украшений на шее на цепках носят! Баловство, скажете? Может, и баловство. Верить – не верят, а суеверствуют – сглазу, например, боятся – через левое плечо плюют, черных кошек обходят, по деревяшке стучать придумали: скажет кто чего и сразу – стук! Прямо стукач на стукаче…

Бога теперь все всуе поминают, в душе же его – ищи-свищи…

Однако рассуждать на эту тему можно бесконечно, а потому давайте-ка обратимся к нашему Житию.

Как видно из заглавия, Отпетов – это фамилия – так сказать, имя собственное. Только она, как догадываетесь по эпиграфу, не совсем случайно совпадает с прилагательным «отпетый», но в эпиграфе стоит ионии, из чего опять же следует, что речь тут пойдет не об одном Отпетове, а о многих (лицах?), как говорят французы – Мульён Рож. Всех их отпевать в будущем придется лишь номинально – чистый ритуал – они сами себя отпели еще при жизни. Отпетый же – есть покойник. Значит, они уже и живут-то покойниками – как бы под чужой личиной, а на свете их в человеческом понимании нету! И потому вокруг них всегда вонь – они и смердят как покойники, жизнь их – несусветная жизнь – призрак. Они в душе знают это и потому люто ненавидят все живое, тайно завидуя и явно мстя ему за свою призрачность. Что вспомнят они перед грядущим, уже фактически формальным отпеванием? – Разве что это:

– Пили – во!

– Жрали – во!

А за душой? – За душой – смрад, одна лишь бесконечная деньга, за которой им всю жизнь приходилось пролезать во все щели, как вшам через гребенку – унижались, валялись в ногах, на брюхе ползали, лизоблюдствовали…

Честь и деньги не входят в один мешок, – говорят исландцы.

Одни считают, что можно прожить и без денег, другие этого не считают и предпочитают обходиться без чести… Сожалеют ли они об этом, подводя свое последнее сальдо-бульдо? Навряд ли, ведь по мудрому рассуждению одного известного всему миру писателя перед судом своей совести не дрогнет лишь тот, кто облекает себя в броню лжи, нахальства и бесстыдства. Они, мои отпетые, не дрогнут – на то они и покойники.

Ты, дорогой читатель, скажешь: – Заладил: они, они, а кто они-то?

Не спеши, сейчас я тебя с ними познакомлю – надоедят еще…

Прежде всего, давайте определимся, в каком мы находимся «измерении»?

Итак:

Действие происходит в Щавельевской правословной епархии с выходами в иные духовные и мирские сферы. Время – от… – и до…

Написал и задумался, а лица ли? Не все же у меня лица… Взять хотя бы вот этих – какие же это лица с таким-то оскалом?.. А «действующие хари» писать вроде не принято. Придется так и оставить. Только разделю-ка я, пожалуй, этот список на две части, чтобы отделить зерна от плевел.

Отпетов – сочинитель. Он же Антоний Софоклов, главный настоятель епархиального журнала «Неугасимая лампада».

Тихолаев – его заместитель. Магистр суесловия.

Низоцкий – беллетрист. Новый заместитель, железная рука Отпетова.

Дуга Многоподлов – Главный богомаз. Блудящая рука Отпетова.

Черноблатский – эконом. Родственник новой жены Отпетова.

Веров-Правдин – иеромонах, член БРЕДколлегии и действительный член, Рабочая рука Отпетова.

Минерва-Толкучница – игуменья, Грязная рука Отпетова.

Бекас – служка – выдвиженец, Правая рука Отпетова.

Чавелла Шкуро – младшая игуменья, Тайная рука Отпетова.

Гланда – весталка. Кандидат суесловия.

Шихамура – смотрительница эпистолярия, ловкая рука Отпетова.

Нюська Живородящева – деловод, Быстрая рука Отпетова.

Митридат Лужайкин – серый кардинал, Длинная рука Отпетова.

Афишкин – звонарь. Заведующий отделом Бича и хорала.

Постельняк – младший летописец.

Ганна – убогая, привратница Отпетова.

Клыкастов

Летописцев – фарисеи, критики-ведуны.

Уклейкин

Элизабет Шланген – из басурман, камеристка и кофеварка Отпетова.

Михаил Архангелов, Олексий Злостев – богомазы

Митька Злачный – человек Божий, Старшина богомазной братии и по совместительству староста-смотритель рубрики «Здравия желаем!»

Мандалина Шестая – Новая жена Отпетова.

Монахи, прихожане, авторы, жёны Отпетова и прочие…

Маруся – инокиня

Вернописец Храбър – Старший летописец.

Василий Павлович Наргит – Тайный советник. Правдолюбец.

Бардыченко – Старший диспетчер, впоследствии поп-расстрига. Скептик.

Питирим Укатов – поддьячий Правежного Приказа.

Стрелец – Магистр Правежного Приказа.

Верующие, неверующие, хористочки, народ…

В сих списках действующих лиц поименованы, разумеется, лишь те герои нашего повествования, которые встречаются в нем наиболее часто. Кроме них, перед нами промелькнет немалое количество и других. О каждом из встреченных мною людей – и названных и не названных – можно было бы сочинить роман, но мне этого уже не успеть – стар я – и потому спешу написать хотя бы обо всех чохом. Есть, конечно, опасность из-за этой спешки впасть в схему и потерять в качестве, но и количеством я пожертвовать никак не могу – уж больно много в нашей жизни в любое дело людей вплетено. За недостатком времени избегаю даже давать словесные портреты кого-либо из описываемых мною человеков. Пусть каждый читатель сам себе вообразит каждого из них. А если, в дань моде, за мое произведение возьмется какой-нибудь сценарист-режиссер, то он уж непременно все свое напридумывает и даже пробы сделает, чтоб под общий стандарт подходило – скажем, если хам, то непременно с наглой рожей, как будто мы не встречаем вполне благообразных и респектабельных хамов. Мне же пробы не нужны – пишу с натуры (я ведь все-таки летописец, а не романист), видя каждого насквозь, а при этом было бы глупо описывать, какой у кого нос или уши. Главное – не упустить главного.

Прихожанская (или, по мирскому, приемная) Отпетова.

Вдоль стен на скамьях сидят прихожане и прихожанки. В буфете – кладовке, примыкающей к прихожанской и кабинету Отпетова (видно через дверь), Элизабет на плитке готовит кофий. За столом у двери, обитой черной лоснящейся кожей, сидит Ганна. Перегнувшись через стол, она шепчется с одной из прихожанок – пухлой крашеной блондинкой, зажавшей под мышкой пухлую же розовую папку. Поднапрягшись, можно уловить отдельные слова: «расстарайся… рассчитаюсь… рассчитайся… расстараюсь…

Оживает селектор. Голос Отпетова – густой, с небольшой гнусавостью вальяжный баритон:

– Черноблатского на связь!

Ганна суетливо и путано нажимает кнопки на пульте. В прихожанскую врываются клочки разговоров:

– … Стакан освобождай, дистрофик!.. Верстайте мелочей… Ладью зевнешь, Бекас… Хрен с ним, с автором… Клариса, соедини меня с Новосырборском… Меньше пены… Сверку не приносили?..

Голос Отпетова:

– Ну что там у тебя, убогая!

– Да кнопки не те под руку лезут, батюшка…

Стареешь, дочь моя…

Наконец, прорывается невнятное, словно у него язык распух, бормотание Черноблатского:

– Слушаю, папа!

– Кто на «Динамо» играет?

– Местный «Спартак» с данайцами – не запомнил, как звать, тоже на «Спартак» похоже, но смахивает на «Сюртук».

– Может, «Сиртаки»?

– Во-во! Они!

– Съезди, возьми два билета…

– Слушаюсь, папа! Ща Фомке позвоню… Сколько билетов – три?

– Оглох, что ли? Два я сказал!

– Один решили ехать?

– Один…