К этому времени он уже ходил не только без костылей, но и без палки. Хромал, конечно, но ходил.

На свой вопрос, можно ли сесть рядом, он не услышал отказа.

Скиф начал разговор с обычных в такой ситуации фраз и постепенно они разговорились.

Рассказывала, в основном, она, потому что знала - расспрашивать этих людей об их жизни бессмысленно. Они всё равно ничего о себе не расскажут. Или отделаются шуткой.

Её звали Никой. Не замужем. Работает в этом госпитале по контракту. Ей был важен опыт работы в отделении военно-полевой хирургии, где занимались пулевыми и осколочными ранениями. Плюс контузии. Работа была ей интересна, трудности и физические нагрузки не пугали. Жила неподалёку, в кампусе для контрактников. Увлекается хайкингом и фотографией. В прошлом году, вместе с бойфрендом, путешествовала по Непалу. Любит ходить в горы. Родители живут в Швейцарии. Отец - греческих кровей, чиновник в ЮНЕСКО. Мама - художница. И тоже путешественница.

Скиф слушал эту девушку, которая видела его в разных видах и в беспомощном состоянии тоже, и вот сейчас, так свободно, рассказывала о себе и о своей жизни. Он совсем отвык от таких откровений. И, совсем неожиданно для себя, он рассказал ей о своих рассветах в горах. Как волна лёгкого розового цвета спускается по склону, как туман тает в ущельях, как начинают блестеть пластинки слюды в породе на отвесном склоне. Он только не рассказал ей, что все эти красоты наблюдал, лёжа в засаде на перевале. Группа третий день ждала там караван.

И в один из моментов, когда Ника рассказывала о своём любимом пешеходном треке в Швейцарии, Скиф почувствовал, что он смертельно устал от всех этих патрулирований, постоянного ожидания выстрелов, перестрелок и жизни в боксе на базе. Просто устал от такой жизни.

Ника взглянула на часы, и, извинившись, быстро пошла к выходу. Перерыв закончился. Скиф смотрел ей вслед и своей походкой, она напомнила ему, как уходила от них вверх по склону стайка газелей, или ланей, не разберёшь. Вот так же легко и грациозно, словно радуясь своему изяществу, красоте и сноровке.

За несколько дней до выписки, как и положено, Скиф был на приёме у психолога. От этого человека многое зависело в дальнейшей судьбе Скифа. Более того, заключение психолога являлось коммерческой тайной и направлялось только в адрес руководства. А там уже принималось решение, что делать с бойцом. То ли можно заключать с ним новые контракты, то ли внести в "чёрный список" и навеки забыть.

Слегка прихрамывая, Скиф зашёл в кабинет. Навстречу ему из-за стола поднялся мужчина уже в годах, но стройный, моложавый и уверенный в себе. Они расположились в удобных креслах, друг против друга, разделённые только журнальным столиком с какой-то замысловатой инкрустацией.

Психолог ничего не записывал. Никаких вот этих вот громадных блокнотов и пристального взгляда с хитрецой. Всё, как бы, по-домашнему. По-соседски. "Да уж! Повидал ты нашего брата изрядно" - подумал о своём собеседнике Скиф.

Беседа протекала очень спокойно. Несколько мешало то, что английский язык был родным для психолога, а для Скифа - нет. Приходилось выкручиваться простыми оборотами. В основном речь шла о работе Скифа в компании. Сколько контрактов, какой продолжительности, как часто приходилось вступать в огневой контакт, были ли подрывы, что нравится, что, наоборот, вызывает недовольство и раздражение. Были ли конфликты с коллегами по группе или с другими сотрудниками компании, и если были, то, что послужило поводом к разногласиям.

Скифу нечего было утаивать, искажать или выдумывать. Кроме ребят из своей группы он почти ни с кем не общался. Да и народ вокруг был тёртый и бывалый. Все понимали, как надо себя вести и что взаимопонимание и хороший психологический климат - залог возвращения на базу живыми.

Постепенно разговор перешёл на состояние здоровья и будущее Скифа. Что беспокоит? Есть ли последствия контузии? Снятся ли сны и какие? Собирается ли и в дальнейшем работать в компании? Каковы планы на ближайший отпуск? Скиф отвечал общими фразами и, конечно, умолчал о "белом картоне" и снах. Тем более, что приступов уже не было целую неделю. Насчёт отпуска ответил, что пока ещё не решил.

Как казалось Скифу, они расстались с психологом почти друзьями. Интересно, что будет написано в заключении?

А в своём заключении, психолог, отмечая явные последствия контузии (а возможно и не одной) и общее подавленное состояние пациента, рекомендовал воздержаться от сотрудничества со Скифом, по крайней мере, ближайшие три месяца. А потом, принимать решение о продолжении контракта только после прохождения медицинских обследований и проверки уровня физической и стрелковой подготовки. То есть, на общих основаниях.

За те несколько дней, что прошли между встречей в кафе и выпиской, Скиф несколько раз встречался

с Никой. Они приветствовали друг друга, улыбались, но поговорить, никак не удавалось. Скиф даже специально, во время её перерыва, поджидал Нику в кафе, но она там больше не появлялась.

И наступил день, когда Скиф вернулся на базу.

Всё там было по-прежнему. Два блокпоста на въезде, бетонные блоки, паутина МЗП и "башни" из мешков с землёй по периметру.

Перед отъездом из госпиталя, совершенно неожиданно для себя, он зашёл в комнату медперсонала и на большом стенде, в отделении с надписью "Ника", оставил маленькое письмо со словами благодарности и одним из своих открытых адресов электронной почты, с просьбой ответить как-нибудь, при случае.

База пустовала. Грег и Чаки отсутствовали. То ли их перебросили на другие объекты, то ли они были на патрулировании. Бывали такие задания, когда группа уходила на несколько дней.

В жилом боксе Скиф также был один. Он переоделся и собрал свои вещи. Поставил на зарядку мобильник, который все эти дни, пока он был в госпитале, валялся в шкафчике. Сходил в бокс связи, где стояли компьютеры с открытым выходом в остальной мир. Проверил электронную почту. Кроме особо пронырливого спама, ничего не было. "Ты никому не нужен " - сам себе горько усмехнулся Скиф и пошёл улаживать свои дела в административный бокс.

Его уже ждали. Показали все банковские переводы. Зарплата, компенсация за ранение. Понятно, что все переводы были сделаны небольшой и малоизвестной нефтедобывающей компанией, в которой Скиф якобы и заработал свои кровные. Долго объясняли, какие вычеты были сделаны и почему. Для связи дали номер телефона и адрес электронной почты, действительные на ближайшие три месяца. Попросили подписать документ о соблюдении конфиденциальности. И напоследок - билет на самолёт до Франкфурта. Всё чётко, всё правильно, всё в соответствии с положениями контракта.

До аэродрома, в составе конвоя, его подбросил знакомый из группы радиоперехвата. И уже оттуда, небольшим, принадлежавшим компании, "транспортником" Скиф перелетел в ближайший гражданский аэропорт.

До самого Франкфурта Скиф дремал, изредка поглядывая в иллюминатор на бесконечную облачную даль.

Обычно, во время таких вот отпусков между контрактами, Скиф сначала заезжал проведать отца и сестру, посещал могилу матери, а потом "ложился в берлогу". В этот раз он хотел сначала "отлежаться", а уже потом проведывать родных. Такое было у него настроение.

"Берлогу" он купил после первого контракта, когда пришлось повоевать в той же стране, куда он первый раз попал после спецназовской "учебки" девятнадцатилетним пацаном. За полгода контракта события происходили разные и Скиф решил, что ему надо побыть одному, желательно, поближе к природе. Чтобы сосны были и трава, и ручей в лесу обязательно. И чтобы по вечерам, не боясь обнаружить себя, можно было сидеть на вершине какого-нибудь холма или горки и смотреть вдаль.